Микки Спиллейн - Змея
Сони и остальные показали, что она была только игрушкой, постельной принадлежностью. И на этом ее участие кончалось. Только один репортер вспомнил ее странную фразу на процессе.
Перед тем, как ее оправдали, она заявила, что ответственность за дело лежит на змее и она хотела бы, чтоб до нее добрались.
И тут я вспомнил.
Значит, в припадках пьянства Салли боялась, как сказала Сью, какой-то змеи, а потом злобного и коварного человека! Это одно и то же!
Теперь эта змея зашипела. Это был тот человек, который раскрутил все это дело. Тот, о котором ничего не было известно.
Блэк Коплей оказался умнее всех. Он ждал, чтобы сделать прыжок в джунгли Нью-Йорка. Он вернется сильным, умным и опасным. Самый сильный противник для меня.
Я позвонил Пату.
— Майкл, у меня для тебя новости.
— Какие?
— Арнольд Гудвин мертв.
— Что?
— Два месяца тому назад в автомобильной катастрофе около Сараготы. Его труп недавно опознали в морге.
— Это точно?
— Да.
— Тогда проще. А что с Левитом?
— Тут забавная штука. Несколько лет назад Торренс его оправдал. Он опытный юрист и сумел доказать, что тот только оборонялся. За гонорар в пятьсот тысяч долларов. Еще забавнее, что наш теперешний прокурор Чарли Форс тоже защищал Левита и тоже получил такую сумму. Вчера вечером мне позвонили и сказали, что есть кое-что о Левите.
— Откуда был звонок?
— Из автомата. Но он висел на стене, а не в будке. Наверное, в баре.
Я положил трубку и спрятал лицо в ладони. Хитро, очень хитро, но должна быть ниточка. Я задумался. Зазвонил телефон.
— Это Джеральдина. Майкл, сейчас же к нам скорее!
— Что такое?
— Скорее! — Она повесила трубку.
Я вышел под дождь, написав Велде записку, поднял воротник и помахал такси. Сидя в машине, я снова стал перебирать эти страшные семь лет. Забыть их было не просто.
Джеральдина встретила меня на пороге.
— Что?
— Комната… Домик Сью… Сгорел…
— Что с крошкой?
— Она наверху. Все в порядке.
От домика остались одни руины. Мы вернулись в дом и Джеральдина приготовила по коктейлю и, повернувшись ко мне, заявила:
— Сегодня Сью ворвалась к отцу, крича, что он убийца. Кричала, что это сказала мать. Но теперь ее комната сгорела и она искала все какое-то письмо среди старых вещей.
— Разбуди ее.
Ее спальня была похожа на детскую и одновременно на комнату взрослой девушки: куклы, плюшевые зверята, микрофон, балетные туфельки, пуховки, коробки конфет.
— Сью…
Она лежала на кровати, прижимая к себе полуобгоревшего мишку.
— Сью… Это ты подожгла дом?
— Я сжигала мамины бумаги. Я не хотела, чтобы он видел ее вещи.
— Что произошло?
— Все начало гореть, а мне стало так чудесно. Я пела и плясала в огне, мне было хорошо.
— Но ты не нарочно?
— Нет, специально! Пусть не смотрит на ее вещи.
— Она говорила, что ее убила змея?
— Он, Змея, убил маму.
— Кто он, котенок?
— Она говорила, что змея убьет ее.
— Спи.
Джеральдина опустила тяжелые портьеры и включила торшер. Мы сидели, прихлебывая из высоких стаканов коктейль.
— Майкл, это ужасно! Если Сью не прекратит своих обвинений, то… ведь это год выборов! Такой скандал! Ты знаешь, какая грызня идет в партиях? Ведь это главный штат в стране, и отсюда губернатор легко может шагнуть в Белый дом или влиять на политику страны. Надо положить конец проделкам Сью.
— Политика для тебя так важна?
— Как жизнь, Майкл. Я положила на весы всю свою жизнь.
— Тебе рано умирать, тебе бы быть мужчиной.
— Для женщины тоже есть место в политике.
— Чушь!
Тебе нравятся просто женщины?
— Они должны быть такими.
— Тогда я буду просто женщиной для тебя. — Она поставила недопитый стакан на столик, потом взяла мой и аккуратно поставила рядом. Ее пальцы пробежали по маленьким пуговкам кофты, потом запутались на секунду в кружевах лифчика, она отбросила его на пол. Я видел, как вздымалась розовая мякоть ее действительно прекрасной груди, как напрягались мускулы живота, и неповторимый запах женщины обволакивал ее всю в ожидании мужчины.
— Ну и… как?
— Чудо!
Мои руки скользнули к ее бедрам и осторожно стали гладить их упругие округлости пониже, где они расходились. Она откинулась на подушки, я медленно, осторожно спустил молнию и рывком подмял ее под себя.
Она слабо застонала от удовольствия и ее грудь стала упругой под моими жадными нетерпеливыми пальцами…
Она заснула и даже во сне тянулась ко мне. Может быть, завтра она опять будет ненавидеть меня. Но вряд ли…
По дороге домой я подумал, что же скажет Велда, если узнает? И порадовался, что номер отдельный. Теперь мне нужно было выспаться.
Когда я вошел, в гостиной играла музыка и горел торшер. Я рассмеялся. Велда была начеку, но сон перехитрил ее. Она спала на кушетке, уткнувшись щекой в подушку. Я лег в кровать в одиночестве. Она еще возьмет свое!
Почему-то я встал и, подойдя ближе к кушетке, почувствовал, как замерло у меня сердце. Она лежала, прижавшись щекой к подушке, а по другой бежала струя черной, запекшейся крови от виска поперек лба. Я схватил ее за руку, она слабо застонала и открыла глаза. Говорить она не могла, но в ее глазах я увидел ужас. Я обернулся.
Он стоял у стены, прижимая руку к животу, держа в другой пистолет, нацеленный мне прямо в голову.
В конце концов Каниа нашел меня. В его глазах была смерть — моя и его. Я видел, что у него началась гангрена и чувствовал запах гниющего мяса и крови, впитавшейся в одежду. Его рот скривился в оскале, обнажая десны. Он был еще молод, но сейчас выглядел старым, как смерть.
Он перевел дуло на мой живот. Он знал, что не промахнется.
— Ты влепил мне пулю в кишки. Теперь попробуй сам. Только тронься с места и я разнесу тебе башку.
— Она жива?
— Какое тебе дело? Ты сейчас умрешь!
— Что с ней?
Его лицо было маской ненависти и боли.
— Я скажу тебе свой план: ей хватит одной пули, как и тебе.
Потом я выйду на улицу и умру на дожде, на траве, в парке.
Я так всегда хотел.
Велда повернулась, шепча мое имя. Она, должно быть, вошла, когда он был здесь. Он грозил ей оружием и заставил ждать. Он ударил ее по голове. Теперь он собирается убить ее вместе со мной.
— Ты готов, подонок?
Я стоял и не двигался, стараясь закрыть собой Велду, и надеялся, что ей удастся повернуться к нему боком. Он тоже заметил это и стал смеяться над этим непонятным ему стремлением. Он ненавидел нас. Смех порвал что-то у него в груди. Он понял это, и белки его глаз стали похожими на облупленные крутые яйца, они вылезли из орбит от боли.
Он проиграл.
Он покачнулся, со стоном упал на колени, потом сжался в комок на полу. Он умирал в комнате, а мечтал умереть под дождем.
Я поднял Велду с кушетки, смыл кровь со лба и с лица. Я не смотрел на труп, скорчившийся в углу, а положил Велду на кровать и прилег сам.
На улице оставался еще один покойник, который хотел меня, но он, как будто, собирался подождать до утра.
ГЛАВА 8
Они убрали труп на полу и вызвали доктора для Велды. Инспектор и Чарли Форс после небольшой перепалки пригрозили мне понижением. Но Пат посмотрел на них исподлобья, и они затихли, решив подождать до другого раза. После того, как все удалились, Пат сказал:
— Майкл, в городе тревога.
— Ты знаешь то же, что и я.
— Но у меня нет твоего носа, Майкл. Ты всегда умел определять, откуда дует ветер.
Доктор уже успел осмотреть Велду и ушел, оставив нас наедине.
— Все в порядке, котенок?
— Надеюсь.
— Как он сюда попал?
— Не знаю. Я оставила дверь открытой. Думала, что ты скоро вернешься, а сама пошла в ванну. Когда вернулась, он оказался в дверях спальни. Грозил оружием, заставил лечь на кушетку. Я думаю он боялся, что я закричу, и поэтому ударил меня рукояткой пистолета. Я опомнилась не скоро. И он ударил еще раз.
— Но откуда он узнал?
— Ты знаешь, что Креб держит тут человека?
— А разве вы не держите? Оставьте меня в покое.
— Это не моя идея.
— Майкл… — Она улыбнулась, превозмогая боль. — Миссис Ли хотела тебя видеть.
— Это что, — спросил Пат. — Живая археология?
— Деньги не стареют, — ответил я.
Я видел, как Пат страдает, глядя на Велду. Непросто для мужчины видеть, как его любимая девушка тянется к другому, смотрит на другого, ждет только его…
Этот Декерсон верно разложил карты, правильно выбрал людей. Те, что были здесь — чисты, а которых не было — покойники. Это была свободная страна, и до тех пор, пока они были чисты, мы не имели права изгнать их из штата.
Миссис Ли улыбнулась и ее детские огромные ресницы затрепетали. Господи, ну и мумия!
