Лоуренс Блок - Смертельный медовый месяц
Казалось, пол качался под ногами. Голова Дэви гудела, а рот был совсем сухим. Он не знал, где револьвер. Карл снова попытался встать. Дэви направился к нему и ударил его ногой в висок. Кровь из носа Карла теперь текла еще сильнее. Его голова от удара упала на сторону. Он стонал и пытался встать, но у него ничего не получалось. Его тело снова и снова валилось на пол. Наконец он совсем затих.
Тем временем наверху зажегся свет и послышались какие-то звуки. Громкий мужской голос хотел знать, что, черт возьми, случилось. Карл снова попытался встать. Дэви все искал револьвер и нигде не мог его найти. Свет сверху теперь немного освещал комнату. Карл опять был на коленях. Он тряс головой и пытался придти в себя. Дэви схватил лампу, которая во время борьбы опрокинулась со стола. Она была едва ли не слишком тяжелая для него. Он поднял ее повыше и просто уронил на Карла. Послышался глухой удар — Карл упал лицом вниз и больше уже не двигался.
Револьвер! Где, черт возьми, был револьвер?
Потом он услышал голос Джулии, холодный и ясный.
— Спуститесь лучше вниз по лестнице, Мори, Спускайтесь медленно и спокойно, иначе я пристрелю вас, Мори.
Дэви обернулся. На верхней лестничной площадке стоял маленький полный человек, который поднимал дрожащие руки. Тщательно запахнутый на толстом животе халат из красного шелка был украшен на левой стороне груди монограммой из вышитых букв МЛ. Лицо его украшали довольно длинные и толстые черные усы. Уголки рта были опущены вниз.
Это был босс.
Джулия стояла у подножия лестницы!
Дэви посмотрел на нее, а потом на Люблина. Она направляла оружие на Люблина, целилась точно так, как он учил ее в отеле.
Дэви подошел к ней, взял у нее оружие из рук и направил его на Люблина. С поднятыми вверх руками тот начал осторожно спускаться по лестнице.
Во всем доме царила мертвая тишина.
9
Люблин стоял на ступеньках лестницы и смотрел на обоих и на револьвер.
— Вы сумасшедшая идиотка, Рита. У меня в доме никогда не бывает наличных. В крайнем случае, двести долларов, не больше.
— Нам не нужны ваши деньги.
— Нет? — Он внимательно посмотрел на Дэви. — Что же тогда?
— Информация.
— Тогда уберите револьвер. Что за информация?
— О Джо Корелли, — Дэви по-прежнему направлял револьвер на Люблина.
— Корелли?
— Джо Корелли.
— Я его не знаю. Кто это? И уберите, наконец, свой револьвер.
Он выглядит кротким, подумал Дэви. Лишь во взгляде была жестокость, которая не соответствовала полному телу и круглому лицу.
— Корелли умер.
— Я даже не знал, что он был болен.
— Вы велели убить его.
Люблин теперь улыбался, но лишь губами, но не глазами.
— Вы где-то допустили ошибку. Я никогда не слышал о вашем Корелли. Как же я мог велеть убить его? — Он развел руками. — Вам обоим нужно успокоиться и идти домой. Почему вы направляете на меня револьвер? Вы наверняка не будете стрелять в меня. Кто вы? Два больших ребенка. Уже поздно, вам нужно домой.
«Он должен поверить, что я говорю все это серьезно, пусть поймет, что я не шучу», — подумал Дэви. Правда, Люблин отнюдь не провоцировал насилие. Он был толстый и маленький, на нем был домашний халат. Говорил он спокойным мягким голосом. Его невозможно было ударить просто так.
«Джулия, — подумал Дэви. — Они ведь ее изнасиловали». Он ухватился за эту мысль и с размаху ударил Люблина револьвером наотмашь по лицу. Люблин был просто поражен. Дэви переложил револьвер в левую руку и свободным кулаком ударил его прямо в зубы. Потом ударил еще раз, на этот раз в грудь. Люблин упал на ступеньки. Через минуту он с трудом приподнялся и тяжело дыша сел на ступеньки и прикрыл руками рот. Кровь текла у него по лицу из того места, где револьвер содрал кожу.
— Вы — сукин сын.
— Лучше начинайте говорить.
— Убирайтесь к черту!
— Вы думаете, что сможете это выдержать, старина? Корелли бы не умер, если бы об этом не позаботились другие. Я хочу знать имена тех, кто его убил. Вы скажете мне их сейчас или позднее?
— Что значит для вас Корелли?
— Он для меня не значит ничего.
— Зачем же вам знать, кто его убил?
— Вас это не касается.
Люблин задумался. Он медленно поднял и вытер тыльной стороной ладони губы. Его взгляд избегал Дэви, он смотрел в пол. Он ощупал карманы своего халата и сказал, что ему нужно сигарету. Дэви бросил ему пачку. Люблин поймал ее, но она выпала и он нагнулся, чтобы поднять ее с пола. Он коснулся рукой пола и из этого неудобного положения сделал бросок, пытаясь выхватить оружие. Дэви ударил его в лицо, отступил назад и ударил еще раз.
Они вынуждены были принести из кухни ведро и вылить на него. Его лицо выглядело довольно скверно. Губы были в крови, два зуба выбиты и один шатался. С трудом поднявшись, Люблин доплелся до кресла и упал в него. Дэви прикурил сигарету и передал ему. Люблин взял ее; зажал между пальцами, но не затянулся.
— Корелли. — Люблин сделал затяжку и закашлял. — Я знал Корелли. Мы с ним изредка имели дела.
Дэви ничего не сказал.
— Но я не велел его убивать.
— Вы не занимаетесь такой грязью?
Глаза Люблина широко раскрылись:
— Почему я должен был убивать его? Что он мне сделал?
— Он должен был вам шестьдесят пять тысяч долларов.
— Где вы об этом слышали?
— У Корелли. — Он задумался на мгновение. — И от других людей.
Дэви наблюдал за лицом и глазами Люблина, поскольку хотел знать, попал ли он хоть частично в цель. И неожиданно он вспомнил об Юридической Академии. О разнообразных приемах перекрестного допроса. Они не изучали там эту специальную технику, подумал он. Они изучали, как обнаружить в показаниях людей противоречия, как расставлять на их пути ловушки, как делать показания недостоверными. Но ни слова не было о том, как выжать информацию из человека, когда на него направлено оружие. Там учили, как это делается с помощью слов, а о том, что нужно делать, если слова не приводят к цели, он знал очень мало.
— Он должен мне эти деньги.
— Как?
— Как? Наличными.
— А за что он был их вам должен?
— Это был карточный долг.
— Значит вы велели убить его, поняв, что он не заплатит.
— Это чепуха. — К Люблину вернулась часть его самоуверенности. Возможно, его лицо больше так не болело.
— Он бы заплатил. Но раз он умер, эти деньги для меня потеряны. Он не может мне больше ничего отдать, если он мертв.
— Когда он проиграл вам эти деньги?
— В феврале, марте... в конце концов, роли это не играет!
— А в какую игру вы играли?
— В покер.
— В покер? Вы выиграли у него шестьдесят пять тысяч в покер?
— Пятьдесят. Пятнадцать тысяч были проценты.
Дэви на минуту задумался.
— Он лжет, Дэви.
— Откуда ты знаешь?
— Корелли делал на ипподроме ставки по два доллара. Ты сам видел эти квитанции. Он бы не сел играть при таких высоких ставках.
— Послушайте, черт возьми...
— Дай-ка ему еще, Дэви.
Он опять ударил рукояткой револьвера и на лице Мори Люблина появился еще один шрам. На этот раз он следил за тем, чтобы Мори не потерял сознание. Он должен был причинить ему боль. Люблин сморщился и попытался глубже вжаться в кресло.
Дэви ударил его еще и на шраме выступила кровь. Теперь это получалось у него легче, почти механически.
— Начнем еще раз.
— Я люблю деньги. Я...
— Чистую правду.
— У нас было общее дело.
— Какое дело?
— Ограбление складов в Ионкерсе. Растворимый кофе. На склады напали бандиты. Они сумели вывезти кофе более, чем на четверть миллиона долларов. Прежде чем совершить набег, они договорились, что товар возьмет другая шайка, из Детройта. Им должны были заплатить сто тысяч. Но дело лопнуло.
— И...
— Тогда они сошлись с Корелли. Джо Корелли уже имел опыт в таких делах. Налетчики не хотели долго сидеть с добычей. Им не терпелось скорее получить деньги и исчезнуть. Он предложил им пятьдесят тысяч, но они хотели больше, так как добычу им нужно было поделить между собой. В конце концов они сошлись на семидесяти пяти тысячах.
— А дальше?
— У Джо не было семидесяти пяти тысяч. Он мог наскрести десять тысяч и еще немного мелочи. Поэтому один он не мог действовать. Он пришел ко мне и предложил половину прибыли за шестьдесят пять тысяч. Мой капитал, а его связи. У него были в руках и другие клиенты из Питтсбурга. Они хотели взять его товар за сто двадцать пять тысяч долларов. Это означало пятьдесят тысяч чистого дохода, причем все дело заняло бы меньше месяца. Моя доля должна была составить двадцать одну тысячу. Корелли имел бы столько же, за вычетом издержек.
— И вы участвовали в этом?
Люблин криво усмехнулся.
— За тридцать, а не за двадцать пять. Это все еще давало Корелли двадцать тысяч за его десять. Никто не предложил бы ему лучшей сделки. Кроме того, у него не было времени, чтобы особенно выбирать партнеров. Парни хотели, как говорится, сбыть добычу с рук. Он взял мои шестьдесят пять и свои десять и закупил товар. Так у нас получился порядочный груз кофе, а у Джо были на него покупатели в Питтсбурге.
