Ричард Пратер - Танец с мертвецом
— Так.
— Одна из причин, по которой устраивается это торжество, это то, чтобы все двенадцать девушек собрались вместе. И предполагается сделать для журнала один большой общий снимок. А гостями будут всякие типы.
— Кто, например?
— Ну, мы — девушки. Мистер Уиттейкер — он владелец почти всех акций журнала, и банкет будет у него в доме. Естественно, Орландо Десмонд. Несколько репортеров, сотрудники журнала. И мистер Грей со своими помощниками из «Алжира».
— А почему Грей?
— Потому что именно в его казино девушки выступают после того, как журнал публикует их фото, ты же знаешь. И кроме того, он хочет там быть.
— Угу, понятно. Кто еще?
— Ты.
— Я?
— Конечно. Именно там ты обнаружишь свои веснушки.
— Повтори-ка.
— Ну, этот групповой снимок. — Она ухмыльнулась. — Ты же знаешь, чем знаменит «В-а-а-у!».
— Да уж.
— В субботу все двенадцать натурщиц должны собраться и позировать для этого невероятного снимка.
Мы все выстраиваемся в ряд и слегка наклоняемся вперед, чуть-чуть, понимаешь. Спиной к камере. Можешь себе представить?
— Я прямо-таки вижу это.
— Да, чуть не забыла. На каждой из нас будет блузка с глубоким вырезом и туфли на высоком каблуке.
— А это — самое важное. — Я моргнул. — Постой, повтори это еще.
— Мы, все двенадцать, будем в блузках с глубоким вырезом и в туфлях на высоком каблуке. Больше ничего. И так мы будем позировать для снимка.
— Вы... Этот снимок никогда не опубликуют.
— А может быть, и опубликуют. Так или иначе, снимок будет интересным.
У Блэкки просто талант был недооценивать себя. Помаленьку и до меня стало доходить. Я снова и снова перебирал в уме сказанное ею. Когда картинка выкристаллизовалась в моей дурацкой башке, у меня в глазах помутилось. Скажу честно. Я просто видел их всех в сиянии розового света. Все двенадцать красоток закружились в моем сознании, словно огни игрального автомата, обозначающие, что ты проиграл. Но ни одна из них не была проигрышем, а все вместе они составляли джек-пот — главный выигрыш, бесконечную перспективу, заполненную прелестными (ну, вы помните чем)... Я тряхнул головой, и видение исчезло. Я еще раз тряхнул головой, но оно не вернулось.
— Блэкки... — сказал я. — Блэкки...
— Да?
— Блэкки...
— Что такое, Шелл?
— Блэкки...
— Наверное, тебе надо выпить.
— Именно. Господи, как мне надо выпить. Она принесла мне виски, в котором было очень мало воды, и я снова сказал:
— Блэкки... Неужели это действительно может произойти? Я имею в виду — ну, ты понимаешь... все это...
— Да. Мой костюм уже готов.
— Уже готов?
— Да, он в спальне.
Мне показалось, что в голосе ее прозвучала лукавая нотка. Я посмотрел на Блэкки. Она сморщила носик; и держу пари, что больше нигде у нее не было ни морщинки. Блэкки озорно улыбнулась. Значит, мне не показалось.
— Ну, — сказал я, — это отлично. Да, это... прекрасно.
— Не знаю, — сказала она. — Я имею в виду, что я обещала позировать в таком костюме — и все девушки тоже — наш любимый «В-а-а-у!», патриотизм и все такое... Мы не можем подвести наш журнал.
— Конечно, вы не подведете.
— Но, понимаешь, когда я сейчас об этом думаю... Позировать перед камерой — это просто работа. Но позировать, когда кругом будут все эти люди... Иногда я думаю, что откусила больше, чем могу проглотить.
— О, я не вполне... что?
— Ко всему надо привыкать постепенно. Поэтому я уже пару раз примеряла этот костюм и ходила в нем по комнате, чтобы лучше его почувствовать.
Я глотнул виски, но ощущение было такое, словно я глотнул чистой воды.
— Ты имеешь в виду блузку с большим вырезом и туфли?
— Ага. Я подумала, что постепенно привыкну к этому костюму и в субботу не буду смущаться.
— В этом что-то есть. Сначала привыкнуть самой, да?
— Именно. Потом можно попробовать в присутствии кого-нибудь одного. Потом, может быть, если мне удастся их найти, двоих.
— О, за этим дело не станет!
— И так я подготовлюсь к выступлению.
— Очень интересная мысль, Блэкки. Это вроде того, как постепенно входишь в холодную воду, а не бросаться очертя голову. Можно предотвратить судороги, от которых часто тонут...
— Именно так я и думала. Я уже ходила в этом костюме в одиночестве, а теперь готова попробовать это в чьем-нибудь присутствии.
— Блэкки...
— Ты не возражаешь против этого?
— Возражаешь?
— Так ты поможешь мне. Мне просто необходимо что-то предпринять, чтобы пересилить свою застенчивость. Подготовиться к празднику в субботу.
— Я сделаю все, что ты захочешь, дорогая. Ты можешь готовиться вместе со мной, если хочешь. Уж я-то знаю, что значит быть застенчивым... Я так думаю. Это как дети в школе сначала стесняются, а потом им может даже и понравиться...
Я был вынужден остановиться, колесики в голове еле крутились. Я совсем не понимал, что несу.
— О, спасибо, Шелл, — сказала Блэкки. — Ты настоящий друг.
С этими словами она спрыгнула с дивана и простучала каблучками к двери в спальню.
Прежде чем я допил свой бокал, а времени на это мне много не потребовалось, она вернулась. Я слышал, как хлопнула дверка гардероба, шуршание одежды, а затем она высунула голову из-за двери и уставилась на меня. Я уставился на нее.
— Закрой, пожалуйста, глаза, — попросила она.
— Закрыть глаза? Но это же все испортит.
— Только для начала. Чтобы я могла войти, ну, в роль...
— 0-о-х, — вздохнул я и перевел дыхание.
— Обещаешь?
— Хорошо, обещаю.
И я закрыл глаза. Всегда, думал я, что-нибудь да испортит дело. Я слышал, как она прохаживалась по комнате, но я не подсматривал. Я дал слово. Но я очень хотел бы получить его назад.
После паузы, которая мне показалась очень, очень, очень длинной, а команды открыть Глаза все не было, я сказал:
— Черт возьми, ты хотя бы описала мне, что происходит.
— Все так, как я и говорила, Шелл. Я надела блузку с большим вырезом — она, кстати, голубая.
— Голубая...
— Ага. И туфли на высоком каблуке. Они тоже голубые. Больше ничего. Знаешь, Шелл, ощущение довольно приятное. Чувствуешь, как воздух овевает тело.
— Держу пари, что овевает... Она вздохнула:
— Пожалуй, я готова.
— Я тоже готов.
— Можешь открыть глаза.
Мои веки уже проделали полпути вверх, а тут они чуть ли не со щелчком преодолели оставшуюся половину, словно неисправные оконные жалюзи. Блэкки как раз проходила передо мной справа налево. Она пересекла комнату, описывая бедрами грациозные синусоиды — движение столь же старое, как женский род, и столь же юное, как я, каким я себя в тот момент чувствовал.
Она начала поворачиваться. Блэкки даже в выцветших голубых джинсах в обтяжку и старом свитере производила сокрушительное впечатление своей роскошной фигурой, а сейчас, в ее «костюме» — это был чистый адреналин и сердечный спазм. Я смотрел, как она снова пересекает комнату, грациозно покачивая бедрами, высокая грудь трепещет под блузкой.
Она дважды проделала это, а потом я не выдержал:
— Блэкки, я должен тебе что-то сказать.
Она повернулась спиной к стене, улыбаясь.
— Ничего не надо говорить, дурачок.
И она пошла прямо на меня.
Глава 6
В клуб «Паризьенн» я успел только на второе шоу.
После того как я расстался с Блэкки, я хотел послать этот клуб к дьяволу. По крайней мере, до завтрашнего вечера. Но время было дорого. Когда в тебя начинают палить нехорошие мальчики, подбираются к тебе все ближе, ждать до будущей субботы, чтобы на празднике сделать главное открытие всего дела, было невозможно. В данном случае пренебрегать работой нельзя.
Нет, я должен был двигаться вперед и работать, работать, работать. Ах, жизнь частного детектива — штука тяжелая и опасная. Но в конце концов, все мы когда-нибудь уйдем в другой мир, а смерть в бою — это прекрасно! И еще, черт побери, — это прекрасная жизнь!
Но немного я все-таки беспокоился. Блэкки теперь была жирно зачеркнута в моем списке подозреваемых. Но если я буду вычеркивать из моего списка этих красоток таким именно способом, они вычеркнут меня из списка живых. Эти философские мысли роились в моем мозгу, пока я парковал свой «кадиллак» за полквартала до клуба «Паризьенн», куда я направил свои стопы. И я был погружен в эти мысли несколько глубже, чем обычно.
Я уже почти совсем забыл, как сегодня днем рядом с моей головой просвистела пуля. Я даже не думал о крутых парнях с пистолетами. Поэтому я прямо на них и напоролся. Позднее я все буду недоумевать, почему они оказались в аллее у клуба «Паризьенн». Позднее — в тот момент было не до размышлений.
Первым я увидел прислонившегося к кирпичной стене дома парня. Но это могло и ничего не значить. Просто парень.
