Кирилл Казанцев - Смерть без работы не останется
— Ну и пошел ты в жопу! — коротко резюмировала Авария и отвернулась.
— Эй-эй! — окликнул ее Антон. — Мы ведем с тобой интеллигентную дискуссию! Я прошу не выражаться и на личности не переходить. Аргументы кончились?
Девушка не реагировала. Он просто сложила руки на коленях и равнодушно сидела. Как кукла.
— Ладно, извини, — примирительно сказал Антон. — Не должен был так говорить. Наверное, у тебя есть право так заявлять. Думаю, что ты хлебнула в жизни, несмотря на свой возраст. Беру свои слова обратно. Авария! Давай мириться!
Девушка медленно повернула к Антону голову и посмотрела на него равнодушно, как на вещь или на мебель.
— Че те надо? — прозвучал снова вопрос, но теперь голос у девушки был усталый.
— Хочу познакомиться с тобой, — с максимальной серьезностью ответил Антон. — Считай, что я твой союзник. Предлагаю дружбу.
— Мы не в Интернете, не в социальных сетях. Отдал сумку и свалил из машины.
— Если я хоть одну девушку спасу из этого болота, то это уже не зря прожитая жизнь. Думаю, что ты считаешь примерно так же.
— Проваливай, я сказала!
Антон вздохнул, поняв, что девушка, которая сидит рядом, в тысячу раз умнее и опытнее его. Ничего не получилось из попытки вступить в контакт. Она раскусила Антона в два счета, мгновенно поняла, что он не опасен, что он не угроза, что на него можно давить, как заблагорассудится. Лопухнулся! Не так надо было! Решил, что раз девушка, то любое насилие окажет на нее психологическое давление. Психолог хренов! Если она в прошлом проститутка, то такого давления нахлебалась, что тебе и не снилось. Кого запугать решил!
— Мне нужно выйти на тех, кто стоит за этим бизнесом, — наконец признался он.
— Ты из полиции? — спокойно спросила Авария.
— Нет. Это личное дело.
— Понятно. Извини, приятель, но я помочь тебе ничем не могу. Я не знаю, кто там за всем этим стоит. Я пытаюсь с девочками работать. А мальчики пытаются меня поймать. Когда-нибудь эти салочки закончатся, и они меня поймают. Так что надо будет мне вовремя менять методы работы. Ты вот поймал.
— А почему нам вдвоем не поработать? Вдвоем легче.
— Я все делаю одна, — жестко отрезала Авария. — Живу одна, делаю все одна, подохну тоже одна. Мне попутчики и помощники не нужны.
— Значит, не поможешь?
— Значит, не помогу.
Глава 4
— Галыгин! — окликнул остановившийся возле курилки капитан.
Строй осужденных, следовавших в столовую, прошествовал мимо, изображая маршировку в ногу. Многие сутулились, держали руки в карманах. Кто-то даже курил. Все знали, что на «жилухе», как тут называли жилую зону, так вести себя можно. Это на промзоне за такие дела сразу загремишь в ШИЗО [1].
Худой, с впалыми щеками зэк вышел из строя и подошел к офицеру. Капитан курил душистую коричневую сигарету «Капитан блэк» со вкусом вишни и смотрел на осужденного с брезгливостью.
— Ты порядок забыл, я смотрю, — беззлобно процедил офицер сквозь зубы. — Как должен подойти, что сказать? Тут в законе я да сам хозяин. Забыл?
— Говори, зачем позвал, — спокойно предложил зэк. — Развлекайся вон с шавками подзаборными, а не со мной.
— Ладно, не наглей! — повысил голос капитан. — Я ведь терплю, терплю, да возьму и сфотографирую, как ты мило беседуешь с кумом [2]. Не боишься?
— Не боюсь, — спокойно отрезал зэк. — Вертолета все знают. Вертолету вера есть. Неприятностей тебе наделать и я могу. Даже больше, чем ты думаешь. Только пока мне этого не надо. Ты мне пока нужен, кум.
— Передать тебе просили. С воли, — перешел к делу капитан и достал из кармана коробочку, в которой лежала одинокая папироса. — На, ее курить даже можно. Информация в мундштуке скатана. На папиросной бумаге.
Зэк взял папиросу, покрутил в руках, потом сунул в рот. Капитан щелкнул у него перед носом зажигалкой. И кивнув, пошел в сторону столовой. Вертолет смотрел вслед оперативнику, прищурившись, и молча шевелил губами. Наверняка материл его последними словами. Выкурив папиросу в несколько глубоких затяжек, он ногтем сбил остатки обожженного табака, а пустую гильзу папиросы сунул в нагрудный карман своей спецовки.
Прочитать хотелось прямо сейчас, потому что этого сообщения Вертолет ждал уже давно. Но надо делать вид, что ничего необычного не случилось. Ну, остановил начальник, ну, угостил папиросой. Ну и что. На то он и опер, чтобы с «заходиками» своими ко всем подкатываться. Его тут все знают.
Прочитать послание удалось только после обеда…
«Черти с вилами, фикса выпала, кум на стреме, ужин не прокатит, полкан на поводке».
Вертолет удовлетворенно хмыкнул и сунул тонкий листок бумажки в рот. Пришлось жевать и глотать по-настоящему, потому что такие малявы могут далеко утянуть. Вплоть до могилы. Значит, все готово, значит, не зря плачено. Что ж, почти профсоюз. Только он не для всех, а для избранных. Смысл записки был простой, если знать, о чем идет речь. Это для непосвященного она пустой набор слов. «Чертями» в колониях называли одну из самых низких каст среди осужденных — людей неопрятных, опустившихся, готовых за окурок и кусок сухаря и полы помыть, и носки постирать, и сортир языком вылизать. Их не уважали, их презирали, общение с ними оставляло почти несмываемое пятно. Большим грехом для уважающего себя зэка было и общение с «машками» или «козлами», как здесь называли опущенных, тех, кого использовали вместо женщин.
И «черти» были готовы на все за самое скромное вознаграждение. Например, устроить бузу в нужное время и в нужном месте. Но буза должна быть настоящая, такая, чтобы вертухаи поверили, тревогу подняли, чтобы контролеры с «наташками» прибежали и начали ими дубасить по спинам зэков. Чтобы рука «хозяина» легла на телефон, чтобы он уже подумывал о вызове спецназа.
Значит, шум поднимут, значит, лаз готов и подготовили его с той стороны, из-за колючки. И значит, оперативники дадут возможность уйти, сделают вид, что не сразу заметили пропажу одного из «сидельцев». Это важно, потому что нужно время, чтобы уйти. И про ужин написано не зря. В начале ужина эта заварушка и начнется, «черти» сцепятся с кем-то и из-за чего-то. Из столовой он и будет уходить. А то, что полкан на поводке, это хорошо, ради этого все и готовится. Ради этого Вертолет жизни не пожалеет. Такой он зарок себе дал.
По своему уголовному статусу Вертолету работать было «западло». Уважающий себя вор не осквернит своих рук работой. Работают «мужики», шестерки, которые дают нормы, записываемые на других. И администрация зоны это знает, но положения дел не меняет. Потому что ломать нельзя, потому что тогда придется воевать со всем уголовным миром. Надо смотреть сквозь пальцы на то, что авторитетные сидельцы вместе со всеми идут на промзону, заходят в цеха, а там… кто на лавочке все время курит, кто в каптерке или на складе лежит. Главное, чтобы план был, а ЧП не было.
Рабочий день закончился. Заключенные вышли из цехов, стали строиться. Обычная тягомотина, стандартная привычная процедура. Но Вертолет внимательно смотрел на лица, прислушивался. Он всегда четко улавливал малейшие изменения в ауре зоны. Он всегда умел предугадывать события. Сегодня было спокойно…
В жилом блоке Вертолет, не доверяя никому, сам извлек в сушилке из-за расшатанного кирпича в стене заточку, маленький диодный фонарик, зажигалку, запечатанную в полиэтилен. Это минимальный набор, необходимый для побега. Время для подготовки к ужину пролетело быстро. Всего-то привести себя в порядок, умыться.
Подходили другие зэки, обменивались короткими фразами, кто-то рядом травил анекдоты, а Вертолет все боялся, что вот-вот прозвучит строгая команда внеурочного построения, тревоги. Это может означать внеочередной «шмон» в личных вещах зэков или то, что кто-то обнаружил подготовленный лаз. В ушах от напряжения начинало шуметь, но Вертолет внешне был спокоен и, как всегда, молчалив. Решалось многое. Плевать на то, что будет потом, главное, не прощать, главное, чтобы в этом мире знали, что с Вертолетом такие шутки не проходят. А для этого ему нужна воля. И он сегодня уйдет, потому что у него остались настоящие кореша там, за колючей проволокой, настоящие кореша.
Наконец построение на ужин. Сутулясь и шаркая ногами, Вертолет пошел на улицу, занял свое место в колонне черных спецовок. И только теперь он почувствовал напряжение в воздухе. Хорошо!
Отряд расселся за длинными столами, загремела железная посуда, застучали ложки, покрикивали контролеры, заставляя молчать во время приема пищи. Растянулся в проходе упавший осужденный, забрызгав всех вокруг, включая и штанину контролера, подливой. И тут началось…
Сначала драку пытались разнять дубинками, потом задели кого-то невинного, поднялся страшный шум, потом пошли стенка на стенку, потом полетели лавки и бачки с пищей. С грохотом разлетелся витраж окна, кто-то орал, что убили, а потом взревела сирена…
