Федор Московцев - Темные изумрудные волны
Слева было двое, справа подбирался один клиент, кричавший: «Вставай, мочи козла!» Ну, откуда столько энтузиазма?! Никто ведь не откликнулся. Все задвигались, укрылись одеялами, отворачиваясь к стенке. Большинство животных предчувствует смерть, и старается её избежать. Большинство – но не бараны.
Андрей бросился на того, кто был справа. Увернувшись от удара, зашел сзади, обхватил руками голову, вонзая в глаза пальцы, ломая шею, и, не отпуская, повалил резко обмякшее тело, с размаха вдавливая голову противника в бетонный пол. Кто-то ударил его ногой по рёбрам. Затем последовал удар в голову. Андрей повалился на поверженного противника. «Уже не встану!» – подумал он, пытаясь закрыться руками. Распахнулась дверь, сокамерники, бившие его, метнулись к своим кроватям. Андрей поднял голову, и тотчас удар дубинкой оглушил его. Темнота. Он потерял сознание.
Очнулся он, почувствовав резкий запах нашатырного спирта. И тут же вскрикнул от боли. Маленькая, два на метр, камера – карцер. Он обнаружил себя лежащим на шконке. Над ним нависал человек в белом халате, разглядывал его, оценивал состояние.
– Медицина позволяет? – спросил стоявший рядом человек, очертания которого терялись в тумане.
– Нет, пусть очухается немного. Не дай бог, чего.
– А чего – чего? Двоих завалил. Сам будет третьим.
– Сам решай, я своё слово сказал. Отвечать тебе, – проговорил доктор.
И снова темнота. Вдруг загорелся бешеный свет. От этого яркого света Андрей вскрикнул, как будто его ударили ножом. Закрыл глаза, всем телом продолжая ощущать пульсирующие световые волны. Позвоночник болел, дышать было больно. Приходилось задерживать дыхание – вдох-выдох давался с трудом.
Он представлял себе пытки, казни, представлял тех двоих, Оглоблина и Шишакова лежащими на секционном столе, с разрезами по Шору – от горла до лобка, каждый с извлеченным за язык органокомплексом, с распиленным черепом. Ничего не помогало. Голова кружилась, периодически возникали рвотные позывы. Но страха смерти не было.
«Катя! – подумал он. – Я тебе верю. Ты не могла меня подставить».
С этой мыслью он заснул.
Проснулся он от падения на пол. Тут же дверь распахнулась, его ударили ногой, велели стоять. Шконка оказалась поднятой, прижатой к стене, как полка в купе пассажирского вагона. Андрей попытался присесть на пол, и тут же в карцер вломился коридорный, и матюгами заставил стоять смирно. Немного позже передали стакан воды и два кусочка хлеба. «На весь день», – объяснили ему.
Так стоял он долгое время, шатаясь, делая шаги вправо, влево. Осторожно придвинувшись к стене, чуть прислонился локтем. И так заснул с открытыми глазами.
Вдруг прямо перед ним материализовались две фигуры. Вертухаи взяли его под руки, и, надев наручники, повели коридорами, затолкали в какой-то кабинет, усадили на стул. Оперуполномоченный, капитан Костин, прикрыв дверь, подошёл к столу, сел напротив. Он стал задавать первые вопросы, те, на которые обычно быстро и точно отвечают. Фамилия, имя, отчество, год рождения, за что попал. Затем, подняв утомлённые глаза на Андрея, улыбнулся, и спросил дружелюбно:
– Вижу, не будете мучить ни меня, ни себя. Подтвердите своей подписью то…
И он, раскрыв папку, показал на стопку исписанных листков.
– …что показали двадцать два свидетеля.
– Потерпевшие уже ничего не покажут, – добавил он, смеясь.
Андрей кивнул.
– Подпишу. Раз все видели, куда деваться?
Капитан Костин стал быстро писать, время от времени вынимая бумаги из папки, заглядывая в них.
– Видите, какое снисхождение к вам – не заставляю напрягаться, рассказывать всё самому. Вижу, как вам тяжело. Сервис, красота!
Бросив быстрый взгляд на Андрея, продолжил:
– И Сташину будет легче. Сознаетесь в преднамеренном убийстве, и он быстрее вас расколет по своим делам.
– А что «сознаетесь» в преднамеренном… Они крякнули, те двое?
– А вы, как специалист, не разглядели?
– Мясо! – попытался улыбнуться Андрей.
И тут же возразил:
– Я оборонялся.
Отложив ручку, Костин произвел смелый переворот в толковании происшествия:
– Вот уж дудки. Вы хладнокровно умертвили их.
Выждав, спросил:
– Мне продолжать писать, или начать процедуру дознания?
– Пишите, – болезненно поморщился Андрей. – Это я так, для поддержания разговора. Дефицит общения, знаете ли.
– Вот! Совсем другой коленкор!
С этими словами Костин взял ручку, и продолжил написание протокола. Время от времени он дружелюбным тоном задавал различные вопросы. Где так научился бороться, как бы действовал, если б Оглоблин увернулся от первого удара, как насчет удушения, почему стал выдавливать глаза, а не оторвал яйца, и так далее. Андрей охотно отвечал. Со стороны казалось, что разговаривают два закадычных друга.
– Вы же в морге работали, – сказал Костин. – Вот… Какие ощущения на вскрытии? Это как при разделке туши? А?
– Не знаю. Просто как кукла, как биомасса, органический материал. А туши я ни разу не разделывал. Ну, видел в деревне, но сам не притрагивался. Знаете, некоторые разделяют своё существование: работа – дом. Я бы не стал их осуждать за такое разделение.
Костин инстинктивно проверил, на месте ли пистолет:
– А что вы на меня так смотрите, как на… биомассу?! Разделение…
Андрей попытался что-то сказать, но слова застряли в горле, а губы скривились в ухмылке.
– Представление ночью было – чистое крещендо.
Придя в себя, Костин повернул к нему листок, подал ручку.
– Подпишете мне всё, и… будет намного легче. Думаю, очко на крепость уже никто не будет проверять – просто некому.
Андрей, не глядя, подписал. После этого его отвели обратно в карцер, позволили прилечь на шконку. Резкий свет убрали, оставили ночное освещение. Он заснул.
Временами он просыпался, отпивал немного воды, откусывал кусочек хлеба. И снова забывался тяжелым сном. Мыслей никаких не было. Радовало уже то, что, сегодня, вероятно, больше не будут трогать.
Утром шконку не подняли, позволили полежать. Андрей уже сам собирался присесть, посидеть, как вдруг дверь открылась. За ним пришли. Не надевая наручников, провели в душ, где помогли помыться. Затем дали чистую одежду, отвели в медпункт, где врач осмотрел его, смазал больные места мазями, забинтовал. Медсестра сделала какой-то укол, поставила капельницу.
«Наконец кто-то впрягся!» – думал Андрей, следя за медленно падающими каплями.
В прокуратуру его отвезли отдельной машиной. Он зашел в кабинет, следом за ним – невысокий мужчина средних лет, в костюме, с кожаной папкой в руках. Он подал руку:
– Аркадий Семёнович, ваш адвокат.
Андрей ответил на рукопожатие, затем присел на стул. Адвокат пододвинул другой стул поближе к столу, тоже сел.
– Могу я ознакомиться с делом? – спросил Аркадий Семёнович.
– Нет, – как застрявшую между зубов семечку, выплюнул Сташин.
У адвоката уже выработался стойкий иммунитет по отношению к следовательской слюне.
– Вас смутил вопросительный тон – не обращайте внимания, это не просьба.
А Сташину было плевать на адвокатов:
– Он обвиняется по статье 105 УК РФ «Умышленное убийство», и статье 159, часть четвертая «Мошенничество».
– Еще раз говорю: мне нужно ознакомиться с делом!
– Решайте через суд, Аркадий Батькович.
– Это незаконно, Константин… лучше б вы засохли на конце своего бати.
Придаточное предложение было сказано в сторону.
– Докажите, – приободрился Сташин.
Андрей поднял руку, привлекая внимание адвоката. Тот повернулся к нему лицом.
– Меня избивал сокамерник, Фролкин. Было маски-шоу… слушатели следственной школы били дубинками. Коридорные…
– Подследственный, прекратить разговоры! – прикрикнул следователь.
Не обращая внимания, Андрей продолжил:
– Не оказали медпомощь, нужно освидетельствование… Не кормят… Не дают спать…
Открыв дверь, Сташин крикнул в коридор:
– Лейтенант!
– Самойлова, Говорухин, и эта… из Урюпинска… дали ложные показания…
– Адвокат! – громким голосом сказал Сташин. – Вас я привлекаю в качестве свидетеля. Вы не можете выполнять свои адвокатские функции. Прошу освободить кабинет, вызову вас повесткой.
– Вам лучше меня не расстраивать, – невозмутимо ответил Аркадий Семёнович.
– Испугал до усёру.
– Освидетельствование, Говорухин, Самойлова, Урюпинские, маски-шоу… – упрямо твердил Андрей.
Адвоката принудили уйти. Когда дверь закрылась, следователь сказал:
– Получил адвоката? Теперь до суда…
Андрей смотрел мимо него в окно.
Обычным движением, как делал многократно, из года в год, следователь Сташин развязал веревочки, раскрыл папку. И обычным своим голосом произнёс:
– Итак, Разгон.
Он спросил, готов ли подследственный к тому, чтобы подписать протоколы, аналогичные вчерашним. Только жертвами будут фигурировать двое работников Урюпинского магазина, и один работник волгоградского магазина «Радиотехника». И получил невнятный ответ. Он помолчал, в упор глядя на Андрея, пожалуй, впервые посмотрел по-следовательски, торжественно произнёс:
