Станислав Родионов - Кембрийская глина
Все обернулись. Казалось, маленькая сморщенная головка лежала прямо на краю бака. Сторож стоял на скобяной лестнице и наблюдал за ними.
— Да с ботинков кладовщика, — добавил он.
— Поднимитесь, — попросил Рябинин.
Кряхтя, старик влез на бак, подошёл к ним и стал объяснять:
— Топтунов-то, хоть он теперь и не работает, на базу приходил. Всё шастал, смотрел да поглядывал. Я пустил. Всё ж таки работник нашенский, хоть и бывший.
— Ну, а глина-то при чём? — нетерпеливо спросил инспектор.
— А вот и при том. Ботиночки на нём новые, не рабочие, а в этой размазне заляпаны. Да и брюченции, дай бог память, тоже.
Получилось, что перед побегом Топтунов что-то искал. Или прятал. Например, улики, которые до ареста не успел скрыть. И эти улики почему-то связаны с глиной.
— Где же он мог так испачкаться? — задумчиво спросил Рябинин.
— У нас на территории никакой глины, слава богу, нет, — ответил сторож.
— Да на озере её полно, — сказал один понятой.
— Берега-то все глинистые, — поддерживал второй.
— А евонные брюки ещё были по колено мокрые, — вспомнил сторож.
Значит, Топтунов ходил по берегу.
В семь утра Петельников с группой инспекторов и дружинников облазил весь ближайший к базе берег, захватив полосу километра в четыре. Исходили зигзагами сушу, по пояс залезали в воду, на лодках просмотрели всё мелководье — ничего. Выходов кембрийских глин оказалось несколько. При дневном свете она была голубоватой.
Инспектор отпустил оперативную группу и теперь сидел на отшлифованной глыбе крупнозернистого гранита, которая походила на кита, вылезшего из озера. На ногах инспектора белели резиновые сапоги, до колена вымазанные этой самой глиной. Она выступала из воды. Прямо возле кита-валуна её пласт лежал на красноватом песке. Вода выедала его из-под глины, как ребёнок выедает мороженое из-под вафли. Песчаная береговая кромка уходила в обе стороны и, видимо, обегала вокруг озера. Вода на мелководье стояла тихо, без ряби, с едва заметным колыханьем. Прямо у гранита, у ног Петельникова, расплавленно шевелилась огненная тропка, уходящая через озеро до самого солнца, на которую, казалось, можно ступить и идти, пока не сгоришь.
Инспектор представил лицо Рябинина, узнавшего про пустые хлопоты с глиной…
Две девочки собирали гвоздики. Ярко-малиновые цветы стояли маленькими полянками. Инспектор тоже хотел с горя набрать букетик, но отказался — стебли липли к пальцам.
Похрустывая песком, к валуну медленно подошёл проспавший рыбак — маленький старичок, из тех, кто больше любит говорить о рыбалке, чем забрасывать удочки.
— Рыба-то есть? — вяло спросил Петельников.
— Да какая тут рыба у города под носом, — с готовностью подхватил разговор старик, — одна сорная.
Он достал сигареты, закурил, собираясь обсудить вопрос детально. Сейчас инспектор мог и детально — до того ему не хотелось идти в прокуратуру к Рябинину.
— Вчера взял пять ершишек, — сообщил рыбак.
— А берега хорошо знаете? — поинтересовался инспектор.
— Чего ж их не знать… Всю жизнь по ним шастаю.
— А ничего, папаша, интересного не замечали?
Рыбак глянул на инспектора подозрительно. Перед ним на горбе гигантского валуна сидел парень в белой синтетической рубашке с закатанными рукавами, в широком серебристо-синем галстуке, в хороших голубоватых брюках и резиновых сапогах. Рыбаки так не одеваются, для гулянок ещё рано. Бог его знает, что за человек.
Старик бросил в песок недокуренную сигарету.
— Ничего не замечал, — буркнул он, подхватывая ведёрко.
— Вон хорошее местечко для ужения, — Петельников показал на другой валун, поменьше, который далеко выступал в озеро.
— Я там не уважаю, — сообщил уже на ходу рыболов, — там маслицем попахивает.
Петельников съехал с валуна, как с ледяной горки. Девочки с гвоздиками засмеялись и тут же припустили к камню — тоже прокатиться. В два прыжка инспектор догнал рыболова и схватил за плечо:
— Каким маслицем?
У того возмущённо округлились глаза, но рука Петельникова лежала на плече твёрдо, как на металле.
— Каким… обыкновенным, растительным. Не сливочным же.
— А откуда пахнет?
— Я почём знаю! От базы несёт, откуда же ещё…
Петельников отпустил руку. Старик, видимо, посчитал его за ненормального и бросился от озера, громыхая ведёрком. Но инспектор уже его не видел. Разбрызгивая песок, он шёл к другому валуну.
Вблизи камень оказался некрупным, плоским, как дно бочки. Петельников забрался на него и стал нюхать воздух.
Запахов было много. Они смешивались над озером, образуя тот удивительный настой, который зовётся летним воздухом. Несло сырым песком и водой, как обычно бывает у озёр. От недалёких лодок потягивало варом. Пахнуло цветами, потом сосной, мокрым деревом, хотя деревья на берегу не росли — видимо, где-то лежали доски или брёвна. Неприятный запах чуть коснулся носа — дохлая рыбёшка лежала под солнцем. Пахло всем, чем только может пахнуть на озере. Только не подсолнечным маслом. Но старик говорил про масло. С базы запах долетать не мог — далековато, да тогда бы пахло по всему озеру.
Петельников немного побродил по берегу, принюхиваясь, и решительным шагом направился к маслобазе.
В конторе сидел один заведующий. Его бледные щёки плоско обвисли. Он сразу выжидательно замер.
— Разрешите позвонить, — вежливо спросил Петельников.
Кривощапов только кивнул.
— Дежурный! — сказал в трубку инспектор. — Это Петельников. Пришли-ка мне на маслобазу Карая. Да-да, сейчас. — Он нажал на рычаг и весело сообщил заведующему: — Сейчас приедет сам Карай.
Кривощапов никак не реагировал — перед ним лежало заявление с просьбой об увольнении по собственному желанию.
Собаку привезли только после обеда. Карай выпрыгнул из милицейской машины, разминая сильные лапы, — широкогрудый, высокий, чёрный, с коричневыми умными глазами. Он подошёл к Петельникову, встал на задние лапы, передние положил ему на плечи. Карай здоровался. Такой чести удостаивались немногие сотрудники. С другими овчарка была строга и независима.
— Да ты всю рубашку залапаешь, — радостно сказал инспектор, трепля собаку по загривку.
Карай жарко дышал в лицо Петельникова, внимательно прислушиваясь к словам.
— Поработай-ка во славу одорологии[1]. Я на тебя надеюсь.
Карай знал, что на него надеялись. И он старался не подводить. На счету у него задержанных преступников числилось больше, чем у иного инспектора. Он вернул государству имущества на сотни тысяч. Не одному сотруднику спас жизнь, бросаясь туда, где человек бы погиб. Молодой сержант, проводник овчарки, всем говорил, что скоро напишет рапорт начальнику управления милиции, а может, даже министру внутренних дел с просьбой присвоить Караю персональный ошейник, лучше всего золотой.
— Карай! — сказал сержант, и собака сразу поняла, что начинается работа.
Проводник дал ей понюхать тряпку, смоченную подсолнечным маслом, сказал что-то неразборчивое, пошептал на ухо и удлинил поводок метра на три. Карай рванулся вперёд, уткнув нос в землю. Он ринулся по берегу мимо всех валунов. Сержант бежал за ним, уцепившись за натянутый поводок. Собака прытко неслась вдоль берега, убегая всё дальше и дальше. Она отбежала километра на полтора от Петельникова. Затем повернула обратно, вынюхивая песок у самой воды.
Мимо инспектора Карай пробежал, шумно дыша и позванивая ошейником. Теперь он вёл сержанта в другую сторону, к тому валуну-киту, на котором инспектор сидел утром. Но не добежал, повернув на ходу к плоскому камню, где рыбаку мешал запах масла. Походив у инспекторских сапог, Карай подошёл к воде и в раздумье остановился.
— Карюшка, ну, — тихо сказал сержант.
Тот перестал раздумывать, ступил в воду и прошёл метров десять. Мог бы идти и дальше — здесь было мелководье. Карай стоял, разглядывая воду и помахивая хвостом. Петельников даже подумал, не любуется ли собака на своё отражение.
Карай переступил лапами, понюхал воду и зарычал. Петельников бросился к нему. Сзади зашлёпал ботинками сержант. Но перед собакой ничего не было, кроме песка и мелкой воды, сантиметров на десять. Карай догадался, что его не понимают. Он два раза хрипло и стыдливо пролаял — пёс не привык к непониманию, да и лаять не привык. Тогда Петельников наклонился к собаке и стал рассматривать воду под косым углом.
— Молодец, Карай, — похвалил инспектор, распрямляясь.
На водной плёнке расползлось несколько маленьких жирных пятен, как в постном супе. Это было подсолнечное масло — Карай за запах ручался. Значит, прав старый рыбак.
Но откуда оно здесь? Инспектор в недоумении осматривал камень, воду, берег… Да мало ли откуда! Может, база моет свои бочки. Или приезжие шофёры моют цистерны. Или уборщица стирает свои промасленные тряпки. Или пьяный сторож споласкивает бутылки… Да мало ли откуда могут быть жирные пятна, когда невдалеке торчит маслобаза.
