Станислав Родионов - Отпуск
— Холодно, — поёжился Бочкуха.
— Ничего, в крематории согреешься, — ободрил молодой.
Машина появилась почти бесшумно, вынырнув откуда-то из табачных зарослей. Она резко тормознула у дома. Три фигуры пересекли свет фар и вошли во двор. Они стали у крыльца, рассматривая тёмные окна.
— Сюда! — крикнул Петельников.
Трое мгновенно оказались у сарая. Высокий, худощавый парень в очках окинул всех быстрым взглядом и строго приказал:
— Ваши документы, гражданин.
Инспектор вытащил удостоверение. Приехавший глянул в него, протянул руку и улыбнулся:
— Начальник уголовного розыска Куликов.
* * *
Потом было то, что бывает на любом месте происшествия: следователь, понятые, протоколы… Только Петельников чувствовал себя необычно в роли свидетеля. Он сидел в большой и чистой комнате Августы и строчил свои показания. Поставив роспись после стандартной фразы «Записано собственноручно», он вдруг понял, что утомился так, как никогда не уставал на работе. Перевалив всё на чужие плечи, он расслабился, и на него накатило какое-то безразличие. Тяжёлая дрёма легла на глаза…
Когда он их открыл, то увидел перед собой Куликова, который тихо спросил:
— Устал, капитан?
— Есть чуть-чуть. Кончили?
— Да. Этот Бочкуха у нас давно на примете. Жадный, дачников пускает и в сарай, и в прачечную… Спекульнуть не прочь. А второй — его племянник. Приехал погостить. Судимый, между прочим.
— А золото откуда?
— Григорий Фомич перестраивал сарай, копал яму и нашёл клад. Ещё дореволюционный. Спрятал в ту же яму и пошёл на радостях к Бочкухе: мол, куда сдавать да как… Те его и схватили, на «Москвича» и в дом над обрывом. Всё-таки заставили сказать, где лежит золото. Дальше ты знаешь…
Дальше инспектор знал.
Открылась дверь, впустив Августу и седоватого худого старика с белёсой щетиной на лице.
— А это ваш спаситель, — сказал ему Куликов.
Старик подсеменил к инспектору:
— Спасибо, сынок! Я ведь про тебя давно знаю. От этих бандитов. Ты ночью приходил, они тебя и заприметили. Испугались. Вот племянничек и пошёл охотиться на тебя. А бутылочку мою они прозевали. Я-то и не надеялся. Издевались, поганые, только что не били…
Инспектор смутился, увидев слёзы в голубовато-прозрачных, как у Августы, глазах. И окончательно покраснел, когда Григорий Фомич обнял его и белёсая щетина кольнула щёку Петельникова.
— Капитан, какая нужна помощь? — спросил Куликов.
За окном уже стоял яркий день. Жара сочилась сквозь стёкла, как горячий сироп. Фиолетовое марево оплавляло горы.
Инспектор потёр лоб:
— Мне вот что нужно: выспаться и билеты на завтрашний самолёт. Мой отпуск кончился.
— Тогда едем в гостиницу, — предложил Куликов.
— Какая гостиница?! — высоким-голосом почти крикнул Григорий Фомич. — Да моя хата лучше всякой гостиницы. Сначала отобедаем, а потом уж спать…
— Спать только в беседке, — согласился Петельников.
Начальник уголовного розыска пожал инспектору руку, пообещав заехать вечером и увезти его к себе в гости — только при этом условии будут авиабилеты.
Инспектор осоловело уселся в кресло. На столе уютно жужжал вентилятор, ворочая лобастой головой в белом ореоле. Там же, на столе, встал электрический самовар и появились тарелки с «украинской» колбасой, помидорами, местным ноздреватым хлебом…
Августа замерла перед инспектором, держа в руке белое полотенце.
— А вот вы меня не поцеловали, — сонно поделился он.
Она подошла ближе, вплотную. Запах терпкого винограда, который зрел на их участке, наплыл вместе с ней.
Августа пригнулась, и её губы прохладно легли на щёку инспектора в том месте, где Григорий Фомич колол его щетиной.
С морем он так и не успел попрощаться.
