Ярослав Зуев - Охота на рэкетиров
Атасов тряхнул головой, пытаясь отогнать сон. Обернулся к Андрею:
— Штурман! Что за населенный пункт на горизонте?
— Посад-Покровское, сэр, — порылся в атласе Бандура.
Атасов скосил глаза на спидометр.
— За шесть с половиной часов хода — пятьсот пятьдесят четыре километра, типа. Не жирно… Эдик, это какая средняя скорость выходит?
— Я что, по-похож на ка-калькулятор? — возмутился Армеец.
— Ты школьный учитель, между прочим.
— И-истории…
— Без разницы, типа.
— Восемьдесят пять целых двадцать три сотых километра в час, — прекратил бессмысленные препирательства Андрей, убирая в карман миниатюрный «Ситизен».
— М-мда, типа… — разочарованно выдавил Атасов. — М-да…
— Саня, да ты что? Отличный результат, — искренне похвалил Андрей. — А если учесть непогоду, и что темно было, как у крота в норе, так вообще — рекорд.
— А если бы А-атасов кофе по-поменьше х-хлестал, из термоса и по-потом т-трижды в кусты не бегал, по малой нужде, так и де-девяносто километров в час бы-было бы…
— Кабы б, — с вызовом начал Атасов, — я кофе не пил, мы б давно в кювете, типа, загорали. И потом, Армеец… Я мочевой пузырь, типа, на службе родине застудил. В Вооруженных Силах Советского Союза. Если ты, школьная твоя душа, меня еще разок моим застуженным пузырем попрекнешь — все — привет. Потопаешь через Сиваш на своих двоих.
Но, сколько бы кофеина не растворила в себе многострадальная кровь Атасова, в последовавшие тридцать минут машину пару раз уводило вправо. Атасов безнадежно проваливался в сон. Андрей, напротив, стоял на страже, всякий раз моментально хватаясь за руль.
— В И-израиле, как я слышал, — вставил сквозь зевоту Армеец, — обочины скоростных автотрасс отделены от к-кюветов с-своеобразными поребриками. Во-водителя к-клонит в сон, машина уходит с трассы, выскакивает на поребрик, от которого в-в салоне такой г-грохот, что, говорят, и из комы выйти можно.
— Да какие такие поребрики, типа? — вяло огрызнулся Атасов. — Тут вся дорога — один этот самый гребаный поребрик.
— Саня, — взмолился Андрей, — пусти за руль, а? Пока в самом деле, с дороги не вылетели.
— Ладно, — наконец сдался Атасов.
Проехали совершенно темную Киселевку. Село крепко спало. Атасов включил нейтралку и осторожно притормозил, оставив все четыре колеса «Мерседеса» на заасфальтированной проезжей части. И правильно сделал, потому что обочина раскисла и выглядела не менее зловещей, чем знаменитая Гримпенская трясина.[19]
— Аварийку включи, — посоветовал Андрей. — А то еще какой-нибудь сонный дурак влетит в задницу.
— Да нет же никого, — отмахнулся Атасов. — В такую паршивую погоду, Бандура, даже хозяин-садист, типа, собаку из дома не выгонит.
Армеец потянулся к торпеде, толкнул пальцем кнопку подачи аварийных сигналов. Атасов хмуро покосился на Эдика.
— Воспользуюсь, типа, законным питстопом и пописаю, — доверительно сообщил он приятелям. — Чтобы ни у кого, типа, претензий не было, в дальнейшем.
— Да че-чего ты завелся?
— Ничего, типа, — по-стариковски заворчал Атасов, поворачиваясь спиной к машине и расстегивая ширинку, — ничего, Эдик, а вперед перелазь. Мы с Грименцием на массу давить будем.
Произошла рокировка, в результате которой Армеец с Бандурой оказались впереди. Гримо, потоптавшись по кругу, как и положено собакам перед сном, улегся, свернувшись калачиком. Атасов устроился рядом, беспардонно использовав несчастного бультерьера в качестве подушки с подогревом. Гримо попробовал поворчать сквозь сон.
— Я тебе, типа, рыкну, — предупредил собаку Атасов. Вскоре сзади воцарилась тишина.
— Ну, с Богом, — пробормотал Андрей, трогая с места. Небо на востоке принялось несмело светлеть.
— Куда, хотел бы я знать, П-протасов за-запропастился, — тревожно спросил Армеец. — Мы его ночью не-не проскочили, часом?
— Его проскочишь… — протянул Бандура, смутился под укоризненным взглядом Армейца и добавил:
— Вроде как не было его…
— В Одессу ненароком уехал, — зевнув, пробормотал Атасов. — Либо в Румынию. Указатели перепутал, типа… И привет.
— Если, как мы, летел, — рассудил Андрей, — то черта мы его догоним, пока где-то не станет. В дороге и за грузовиком не угонишься, особенно, когда фора большая. Два часа разницы, да плюс — за его джипом… У «Нисана» под капотом сколько коней?..
— Ну ты и скотина, типа! — громко возмутился совсем было уснувший Атасов. — Вот мерзавец, а?
— Кто? — испугался Армеец.
— Гримо негодяй!..
— Ч-что он сделал-то?..
— Сейчас, типа, унюхаешь…
Разулыбавшись, Андрей опустил окно. В салон ворвался свежий ветер с полей, наполненный влагой, ароматом полевых растений и запахом росы. Сон сразу отступил. Испарился, хоть и временно.
— Не знает, паразит, что отравляющие вещества, типа, запрещены международной Женевской конвенцией, — бурчал Атасов, снова пытаясь прилечь, — еще в начале столетия.
— П-плевал он на ко-конвенции, — согласился Эдик, в свою очередь хватаясь за ручку стклоподъемника.
Вскоре дорога перешла в четырехполосную, что безошибочно указывало на приближение большого города. Херсона, надо полагать. Ближе к четырем справа от трассы потянулся бесконечный стальной забор. Вдалеке, за забором, в розово-серых предрассветных лучах виднелись силуэты каких-то вертолетов.
— Военно-транспортные Ми-6, — сразу определил Бандура. В школе Андрей бредил небом, одно время даже думал поступать в Харьковское летное училище, пока неожиданный развал Советского Союза не начертил поверх романтических планов большой жирный крест.
— Вот силища-то, — качал головой Андрей, — пассажировместимость — что у аэробуса. Ну, или почти как…
— С-сколько денег народных даром пропадает, — по-своему откликнулся Армеец. — Тут левый поворот, смотри, не пропусти. А то в Херсон уедем…
— А ты в Херсоне был?
— Бы-бывал…
— Хороший город?
— К-красивый. Я там счастлив был, Андрюша. Мы с женой пу-путевки на море брали. П-профсоюзные. В лагерь «Маяк», от Киевского политехнического и-института. В поселке Лазурное Херсонской области. Я в и-институтской научно-технической библиотеке работал.
— Далеко Лазурное от Херсона?
— До-добрая сотня ки-километров. Туда из Херсона а-автобус ходил. И еще на «ку-кукурузнике»[20] можно было до-долететь.
— Ух ты! — при упоминании «кукурузника» из головы Андрея вылетела даже новоиспеченная жена Армейца, о которой он первый раз в жизни услышал. — Ты летал на таком серьезном корыте?!
— О-один раз. Ощущения — не для слабонервных, Андрюша. Си-сидения там друг напротив друга с-стояли. Как в армейском «Зиле» повышенной п-проходимости. Во время полета в воздушных ямах так ш-выряло, что ду-душа уходила в пятки. Ма-малая авиация… — Армеец развел руками, мол, что тут попишешь. — Хотя, по большому счету, машина была и-исключительно надежной. Даже если мо-мотор заглохнет, все равно с-спланирует. И садится на пятачке. Би-биплан, что ни говори…
— Значит, вы на нем на море летали? — Бандура обратился в слух, вспомнив о мистической жене Армейца и решив вытянуть из Эдика все, что только можно.
— В Лазурном а-аэродром был. П-поле травяное, попросту го-говоря. — Армеец кинул долгий задумчивый взгляд в сторону Херсона. — Мы в Ла-лазурном т-трижды отдыхали. Один раз на Ан-2 из Херсона добрались. У-удобно, слов нет. Из к-киевского самолета вышел, и, сразу в «кукурузник». Раз — рейсовым автобусом. О-однажды — на теплоходе.
— Что, прямо в Лазурное?
Армеец отрицательно покачал головой:
— Вниз п-по Днепру — до Голой Пристани. Она в дельте Дне-днепра расположена. Камыши там сплошные. Ре-река на множество ру-рукавов делится. К-красиво очень.
— Никогда не был, — сказал Андрей.
— Лукоморье, — добавил Армеец. — То самое, о котором поэт писал.
У Лу-лукоморья дуб зеленый
З-златая цепь на дубе том,
И д-днем, и ночью к-кот ученый
Все ходит по цепи кру-кругом…
— Ух ты, — зачаровано проговорил Андрей, — Пушкин, что ли?
— Рабиндранат Тагор…[21]
— Да ладно, — заулыбался Андрей. — Ладно…
— Т-точно тебе говорю, Тагор.
— Да ладно… — засомневался Андрей.
— Еще на ча-частном такси можно было добраться. Т-только они, па-паразиты, сотню долларов ломили. Нам не по к-карману было…
— Атасов говорил, что ты в школе учителем работал? — сменил тему Андрей. — Это правда?
Армеец кивнул:
— И-истории.
— А ушел чего?
— П-по здоровью… — тихо ответил Эдик и сразу как-то осунулся.
— Ну и как там, в «Маяке» отдыхалось?
— З-здорово, — воспрянул духом Армеец. И просветлел сразу. Откинулся на подголовник, прикрыл глаза. Заулыбался даже, только как-то неуверенно, будто опасался вспугнуть свою же улыбку. — До-домики фанерные, ма-матрацы ватные. К-кровати с железной сеткой. Если любить на т-такой женщину — по-половина лагеря проснется…
