Евгений Сухов - Корона жигана
— А пацана-то зачем убил? Ведь безобидный был.
— Ничего себе безобидный! — возмутился Замаров. — Он же от меня ни на шаг не отходил. Меня это очень раздражало. А потом, он видел, как я золотишко из комнаты Трегубовой перетаскивал. Выдал бы, стервец! Пришлось убрать… Я смотрю, в тебе жалость проснулась. Ведь это же не твой стиль. С чего бы это ты вдруг расчувствовался?
— Он был моим другом.
— Очень сентиментально, но меня такими вещами не прошибешь.
Замаров сидел в своем углу и не желал подниматься. Что самое неприятное, он не спешил убирать браунинг, который удобно лежал у него на коленях и словно бы случайно был направлен в сторону жигана.
— Ты приехал быстрее нас. Почему?
— Хочешь меня заговорить? Ничего у тебя не получится, — усмехнувшись, отозвался Замаров. — Я ехал в сотне метров от вас. В одном месте немного срезал. Места-то родные! И на заставах меня не проверяли. Вот и прибыл минут на десять раньше вас… Когда я бываю здесь, так у меня сердце кровью обливается! Это быдло разрушило наше родовое имение. А паркет, — пнул он кусок дерева, валявшийся под ногами, — выкорчевывали топорами. И знаешь, что они с ним делали? — он едко скривал губы. — Ни за что не догадаешься!
— Я тебе не гадалка, — скрипнул зубами Кирьян.
Разговор становился ему в тягость.
— Ага, вижу, что сегодня ты не расположен к долгим дискуссиям. Ну да ладно, я тоже не в настроении… Испортили, твари! — брезгливо кивнул он в сторону трупов. — Я хотел спросить тебя, Кирьян, а ты не подумал о том, что я захочу избавиться не только от ненужных свидетелей, но и от тебя тоже? — Замаров поднял браунинг на высоту переносицы. — Я многому научился от жиганов, и, окажись ты на моем месте, возможно, поступил бы точно таким же образом. А потом, здесь простой арифметический расчет… Ну, сам посуди, я же не намерен с тобой делиться!
— Не торопись, легавый… Хоть и бывший. Я могу откупиться. В одном месте у меня еще припрятано золото…
Петр Замаров отрицательно покачал головой:
— Мы не договоримся… Я потерял землю! Ты понимаешь, что это такое? Много земли!.. Аты мне хочешь предложить какие-то золотые подносы. В отличие от тебя я человек нежадный, для меня того, что я возьму, вполне достаточно. А потом, если уж быть предельно откровенным, я ведь вовсе не Замаров. Вот так-с. Взял подлую фамилию своего приказчика. Шереметев я! Вот только имя оставил подлинное. Да и документики у него позаимствовал. Тот еще был скотина! Фамилия, как говорится, не княжеская, плебейская, но что поделать, надо было подстраиваться под то быдло, что тебя окружает. Так что, извини, — на губах Шереметева-Замарова застыла холодная улыбка.
Кирьян увидел, как его палец, застывший на спусковом крючке, сделал легкое движение. Самое обидное, что холостой ход у браунинга почти незаметен, дальше последует ощутимое сопротивление, за которым грянет выстрел. Что он увидит, так это вспышку! А это уже — вечность. Следовательно, его жизнь спрессовалась в одно огромное мгновение.
Раздался щелчок… Кирьян не сразу осознал, что это осечка. А когда открыл глаза, увидел, как Шереметев возится с пистолетом.
Не то на том свете за него крепко молилась усопшая матушка, не то ангел-хранитель накрыл его своим крылом.
— Беги! — заорал Кирьян и подтолкнул Дарью к выходу. Не удержавшись, она повалилась прямо в распахнутую дверь.
Развернувшись, Кирьян пнул графа под локоть. Пистолет, кувыркаясь в воздухе, стукнулся о стену и упал далеко в стороне.
Не дотянуться!
Шереметев скривился от боли. В тот же момент, выигрывая мгновение, жиган дернул его за рукав. Теряя равновесие, тот опрокинулся прямо на мертвое тело колченогого старика. Жиган, навалившись сверху, вцепился пальцами в горло Шереметеву.
Кирьян чувствовал острый скользкий кадык и старался давить именно на него. Адамово яблоко оказалось на удивление упругим и не желало поддаваться. Но уже через мгновение Кирьян ощутил в сопротивлении Шереметева едва заметную перемену. Как будто бы ничего не произошло, граф продолжал яростно сопротивляться, пытаясь сбросить с себя жигана. Только лицо его заметно побагровело, а глаза, выпучившись, едва ли не вываливались из орбит. Он напоминал гигантского рака, выброшенного прибоем. Еще несколько секунд — и его руки, ослабнув, затрясутся, как конечности раздавленного членистоногого.
Кирьян, стиснув зубы, собрал остаток сил и налег на горло Шереметева всем телом. Вот язык уже не умещается во рту. Еще немного…
— Отпусти его! — услышал Кирьян за спиной пронзительный женский крик. — Я кому сказала! Иначе я тебе высажу все мозги!
Кирьян не поверил, что голос принадлежит Дарье. Он обернулся и увидел ее в трех метрах от себя, сжимающую в руках пистолет. Промахнуться с такого расстояния не сумел бы даже слепой.
— Девочка, ты ошиблась. Опусти пистолет, — ласково попросил Курахин.
Получилось очень задушевно, как если бы он уговаривал ее разделить с ним ложе. И, уже понимая, что Дарья не поддастся ни на какие уговоры, — слишком крепко барышня сжимала браунинг и уж очень решительным выглядело ее лицо, — Кирьян безнадежно улыбнулся.
— Я не шучу!
Хватка жигана ослабела, Шереметев вдохнул струю спасительного воздуха и, собравшись с силами, сбросил Кирьяна.
— Я тебя, быдло, научу, как следует господ любить! — ударил он Кирьяна в лицо. — Я тебя, мразь, задавлю собственными руками! Фу ты, — брезгливо поморщился он, посмотрев на окровавленные руки, — перепачкался весь! Одни неприятности от этого быдла. А ты молодец, — посмотрел граф на Дарью, — не растерялась. Ценю! Мне всегда нравились безрассудные женщины. Боже мой, как я был не прав, я ценил в дамах только тело. Какая возвышенная натура! Девочка, ты поедешь со мной? Я покажу тебе Прагу, Вену, Париж! К твоим ногам упадет вся Европа!
Кирьян поднялся, хмуро вытер с разбитого лица кровь.
— А ты — сука! — глухо сказал он.
Дарья вяло улыбнулась:
— Теперь это уже не имеет никакого значения.
— Вот оно даже как… Ну почему мне никогда не везет на баб? Почему попадаются одни стервы! Ответь мне, зачем ты меня предала? Разве я тебя не одевал, не осыпал бриллиантами и золотом? — спросил Кирьян.
Дарья отрицательно покачала головой:
— Нет, я имела все лучшее.
— Может, я тебя недостаточно любил?
— Меня так не любил ни один мужчина, да и вряд ли кто-либо будет любить крепче.
— Значит, все эти твои отлучки не случайны?
— Конечно, я докладывала ему о каждом твоем шаге и знала все твои малины, — призналась Дарья.
— Значит, в Печатниковом переулке меня ждали не случайно?
— Да.
Кирьян никогда не замечал, чтобы Дарья интересовалась оружием. Но сейчас, глядя на нее, он вдруг с удивлением обнаружил, что девушка обращалась с пистолетом очень уверенно. Даже ногу слегка отставила для упора.
— Тогда почему?.. Ты же спасла меня из-под расстрела. Ведь это же твои руки передали мне краюху со стволом! Ты же меня любила! Ответь!
Пауза продолжалась вечность.
— Возможно… Хочешь откровенности?
— Да.
— Помнишь девушку… которая у тебя была до меня? Ты ее убил.
— У меня были на это причины, крошка, — в голосе Кирьяна послышалось раскаяние.
— Она была моей старшей сестрой.
— Ах, вот оно что… А я думаю, почему ты мне так сразу понравилась. Оказывается, все намного проще. Я ее недолюбил, а тебе… Ну-ну… Ты дождалась своего часа, крошка. Стреляй, момент самый подходящий, я готов… Пожалуйста, вот сюда, — ткнул он себя пальцем в лоб, — только, пожалуйста, не промахнитесь. Хотя… Больнее уже не будет.
— А тут, оказывается, разыгрывается нешуточная драма, — губы Шереметева скривились в едкой ухмылке. — Только, пожалуйста, не нужно никаких домашних театров, моя крошка! Я не выношу бездарных представлений. Я их вдоволь наглотался в пору своей юнкерской молодости в Санкт-Петербурге. Стреляй!.. Ну!
Дверь не просто открылась — она распахнулась со страшной силой, словно ее вышибло артиллерийским снарядом. Комната мгновенно наполнилась людьми. Кирьяна тут же смяли, опрокинули на пол. Дюжий Николай Марусев взгромоздился жигану на спину и, придавив шею коленом, принялся проворно скручивать ему руки.
— Попался, гаденыш! — приговаривал он яростно. — Попался!.. Ну, теперь ты не уйдешь! По всей строгости ответишь!
Жиган не сопротивлялся. Он не чувствовал боли, только губы, разбитые в кровь, беззвучно шептали:
— Ну почему мне никогда не везет с бабами?!
Шереметев метнулся к окну, но в ту же секунду стекло брызнуло осколками. И граф, потеряв равновесие, опрокинулся на пол.
— Как я его! — выглянул в проем Кондрашов. — От всей души заехал. Прикладом! Я так долго об этом мечтал!
— Уж не убил ли? — спросил Марусев, посмотрев на распластанное тело.
