Виктор Банев - Череп императора
Осокин бросил мне пачку «Лаки Страйк», и я наконец закурил. Затянулся, закрыл глаза и на целую вечность замер, поражаясь тому, как же это все-таки здорово. Живой… Живой, черт возьми… Все продолжается…
— Откуда ты взялся? — спросил я наконец у Осокина. Наверное, это был глупый вопрос — у ангелов-хранителей не принято спрашивать документы.
Скалясь и поглядывая на все еще лежащего без сознания капитана, Осокин объяснил, что после того, как я, словно взбесившийся, сорвался из гостиничного номера Дебби, он почуял неладное и решил вечером проследить за тем, как пройдет наша встреча с капитаном.
— Плащ-то на мне по-прежнему твой, — говорил он, — а во внутреннем кармане лежит твоя пресс-карта годичной давности. После того как вы спустились вниз, я подошел к постовому и сказал, что я — это ты, но только слегка припозднился. Прошу, мол, прощения, пропустите, пожалуйста. Ты знаешь — эти бараны поверили и пропустили меня без единого вопроса. За что только им зарплату платят, а? Я шел по туннелю метрах в ста за вами. Хорошо что не дальше — когда туннель начали перекрывать и из стены поползла бетонная переборка, еле успел проскочить. Ну а потом стоял — во-он там, наблюдал… Не слышно ни хрена, честное слово, а то я бы раньше подошел. Сперва я думал, вы тут своими следственными экспериментами занимаетесь, а потом смотрю — нет, все серьезно, похоже, он действительно собрался тебя валить. Ну, тут уж я, конечно, вмешался. Зря, что ли, я в свое время занял второе место на городском турнире по боксу? Вырубил этого мордоворота с одного удара!
— Я что-то слышал про эту историю с турниром, — сказал я. — Это было не в тот ли раз, когда против тебя выставили однорукого парня со второй стадией дистрофии?
Мы выкурили еще по одной сигарете и решили, что из туннеля нужно как-то выбираться. «А с этим что?» — кивнул Осокин на капитана. «Пристрели его, и делу конец!» — сказала Дебби. Все это время она стояла и огромными влюбленными глазами смотрела на Осокина. Я выдернул из брюк капитана ремень и туго скрутил ему руки за спиной. Вдвоем с Осокиным мы оттащили его к стене и аккуратно усадили. Оба ирландца — и Мартин, и Брайан — по-прежнему неподвижно стояли у стены. Мы трое избегали даже смотреть в их сторону.
— Эй, любезный, — похлопал капитана по щекам Осокин. — Пятиминутка релаксации окончена. Подъем.
Через некоторое время капитан открыл глаза и обвел нас всех мутным взглядом.
— Как разблокировать туннель? — тоном опытного гестаповца поинтересовался Осокин. — Отвечать быстро и четко. И не заставляй меня доставать из кармана мою зажигалку…
От сознания того, что все уже кончено, что весь этот кошмар остался в прошлом, на душе было легко и чисто. И пусть Дебби вилась вокруг Осокина и преданно заглядывала ему в глаза — пусть. В этой жизни есть много других приятных сторон.
После пятиминутных переговоров Осокин помог капитану подняться, подобрал его лежавший на рельсах пистолет, и все мы вереницей побрели к выходу. Капитан показал, где именно находится пункт управления шлюзами, и, поковырявшись в кнопках и рычажках, Осокин нашел-таки, как отключить блокировку туннелей. Бетонная плита, преграждавшая нам дорогу, медленно поплыла в сторону.
— Илья, — тихо сказала Дебби, подойдя ко мне.
— Да, Дебби?
— Все кончилось.
— Да, Дебби, все кончилось…
— Ты молодец, — сказала она. — Ты умный и смелый…
— Спасибо.
— Мы… Мы еще увидимся с тобой?
— О чем ты? — невесело улыбнулся я. — Все ведь кончилось… Совсем все. Сегодня ты уезжаешь.
Она посмотрела в глубь тускло освещенного жерла туннеля.
— То, что происходило между нами. Я не хочу, чтобы это кончалось…
— Через несколько часов у тебя самолет, — усмехнулся я. — Тебе осталось…
Я вытряс из рукава часы, посмотрел на тускло светящийся циферблат:
— Тебе осталось меньше четырех часов…
Часы показывали двадцать девять минут четвертого. Двадцать девять — без одной минуты половина… Отчего-то такое положение стрелок насторожило меня. Что-то не так в них было, что-то предвещающее опасность… После ударов рукояткой пистолета по затылку соображалось мне тяжело, и поэтому, когда до меня наконец дошло, было уже, поздно. Слишком поздно.
— Сразу, как поднимемся наверх, выпью пива, — начал Осокин. — Литра два зараз, а то…
Договорить он не успел — в туннеле погас свет. Моментально и опять совершенно неожиданно. Тьма упала на нас ватным одеялом — точь-в-точь, как в прошлый раз…
— Что за фигня? — удивился невидимый в темноте Осокин. — Здесь что…
Он неожиданно замолчал. Я напряженно вслушивался в то, что происходило вокруг.
Как я мог забыть?! Как, черт возьми, я мог об этом забыть?! Ежедневная минутная технологическая пауза, во время которой происходит перезарядка аккумуляторов! Ровно в полчетвертого. Как это могло вылететь у меня из головы?!
Прошла неделя, но, как и в тот понедельник, я стоял на двести метров ниже уровня городских улиц, и меня окутывала мгла — непроницаемая и всеобъемлющая… Ночь мироздания… И я снова почувствовал себя заживо похороненным в этом лабиринте.
— Леша, — сказал я шепотом, — ты этого гада держишь?
Осокин не отвечал.
— Леша? — повторил я погромче. — Леша! Черт возьми, подай голос, где ты есть?
Осокин не отзывался, а в той стороне, где я видел его в последний раз, слышалось какое-то шебуршение и тяжелое сипение.
Я рванулся туда, зацепился ногой за рельсы, чуть не упал. Уткнулся руками во что-то мягкое.
— Кто это? — рявкнул я.
— Это я, Илья, это я, — ответили мне из темноты голосом Брайана.
— Осокин где? Капитан? Ты их слышишь?
— Нет.
Я выставил вперед растопыренные пальцы и маленькими шажками стал потихоньку продвигаться вперед.
В воздухе что-то загудело — так же, как в прошлый раз за секунду до того, как зажегся свет.
…Осокин лежал, скрючившись, поперек рельсов и, словно выброшенная на берег рыба, беззвучно глотал ртом воздух. Капитана видно нигде не было.
— Что?! Что, мать твою?! Чем он тебя?!
— Да все со-мной нормально, — просипел Осокин. — Ногой подсек, спецназовец недобитый… Его, его лови. Он вон туда побежал!
Вон туда? Я кинул взгляд в глубь туннеля. Мне показалось, что там, в глубине его, я различил метнувшуюся тень.
Первые метров двести я пробежал со скоростью, которой позавидовали бы многие олимпийские чемпионы. Потом в боку что-то закололо, и темп пришлось сбавить. Я явно нагонял его — удаляющаяся спина капитана была уже совсем недалеко. Он бежал, смешно задирая ноги, скрученные за спиной руки явно ему мешали. Удар Осокина по затылку явно не прошел для него даром: сколь-нибудь приличную скорость он так и не развил.
Он свернул из основного туннеля в боковой, я бросился за ним. Он свернул еще несколько раз, я не отставал. Через десять минут такой гонки он вдруг встал, обернулся ко мне и проорал:
— Не подходи ко мне ближе!
Я встал, наклонился и прижал руку к тому месту, где кололо в боку. Вот, черт. Никакого здоровья уже не осталось. Дышать было тяжело, и утешало только то, что напитан тоже выглядел не блестяще. Он прислонился к стене совсем узенького технического туннеля и смотрел на меня ненавидящими глазами.
Если там, где мы проводили свой следственный эксперимент, стояла гробовая тишина, то теперь вдалеке слышались какие-то странные шумы. Я вспомнил — капитан говорил, что этот перегон метро ремонтируют.
— Не подходи! — крикнул он. — Не подходи ко мне! Дай мне уйти…
— Нет, — сказал я.
Капитан, пятясь задом, отступил еще на несколько метров и теперь стоял поперек рельсов какого-то из боковых ответвлений туннеля.
— Дай мне уйти! Просто стой там, где ты стоишь!.. Не заставляй меня убивать тебя еще раз!
— В прошлый раз у тебя получилось не очень… Может, мне повезет и сейчас? — крикнул я, сворачивая вслед за ним.
— Я убью тебя голыми руками! Поверь, я умею это делать! Ты все равно проиграешь! Такие, как ты, всегда проигрывают!
Он стоял и смотрел на меня. С этот расстояния мне было четко видно его лицо — перекошенная от бессильной ярости маска. Где-то вдалеке за его спиной блестел странный свет.
— Вы вечно мешаете! Вечно вертитесь под ногами и мешаете делать дело! Кто ты такой? Кто ты такой, чтобы мешать МНЕ?! Все было бы нормально, если бы не ты! Откуда ты взялся?! Зачем ты лезешь в то, что тебя не касается?!
Мне было видно, что он пытается высвободить руки, но у него ничего не выходило, и от этого он только еще больше заводился и орал, брызгая слюной. Свет за его спиной стал отчего-то ярче, но что там творилось, мне было не видно. Все загораживала фигура капитана.
— Я служу государству! Служу!.. Я делаю дело! А чему служат такие, как ты?! Ты алкаш, отброс общества! Таких, как ты, нужно ссылать в лагеря! — орал он мне. — Терпеть не могу таких никчемных людишек!
