Любовь по контракту, или Игра ума - Тихонова Карина

– Эх, жаль, паркет не поменяли, – сообщил разохотившийся Павел Петрович.

– Еще чего! – одернула его жена. – Решили ведь: только самое необходимое.

– Неизвестно, что выйдет из этой затеи, – мрачно высказался я. – Может, помучаются недельку и разбегутся по домам...

– Ничего страшного! – спокойно ответила Наташа. – Сдадим квартиру за бешеные деньги и вернем потраченное. Вон как уютно...

Мы стояли посреди комнаты и с удовлетворением оглядывали результаты своих трудов.

Комната, заставленная раньше кучей старого громоздкого хлама, оказалась на удивление просторной. Всю стену напротив входа мы оборудовали полками из «Икеи», легко собрав компьютерный стол, книжные шкафы и полки для кассет и компактов.

Спиной к окну стоял большой вальяжный телевизор «Самсунг». Его приобретение бурно дискутировалось, но, в конце концов, родительский эгоизм попрал педагогические принципы. Утешались мы тем, что в придачу к телевизору шел подарок: пишущий плеер той же фирмы.

Посреди комнаты полукругом расположился огромный диван со множеством смешных разноцветных подушек. Он понравился нам сразу, как только мы его увидели. Цена была довольно высокой, но мы договорились не покупать кресла и таким образом примирились со своей совестью.

Больше в комнате не было ничего. Мы сознательно не стали украшать ее всякими милыми безделушками, справедливо решив, что детям приятней будет сделать это самим.

В прихожей мы снесли старые встроенные шкафы и антресоли. Их место занял огромный шкаф-купе с зеркальной дверцей. Туда помещалось все: от одежды до одеял и подушек.

Кухня тоже выглядела приятно, несмотря на то, что была полупустой. Стол, несколько шкафчиков, мойка и холодильник. Павел Петрович разогнался и предложил купить детям маленький «кухонный» телевизор, но мы с Наташей запротестовали в голос. Хватит одного, заявили мы, и Павел Петрович сразу сдался.

– Да, симпатично получилось, – сказал я.

– И мне нравится, – откликнулась Машина мать.

– Будем надеяться, что они не забросят учебу, – вздохнув, высказался отец.

– Не позволим! – решительно ответил я.

Дети пришли в бурный восторг, увидев плоды наших усилий. Мы с Павлом долго отмывали в ванной следы Машиной губной помады и ворчали, что в наше время она не была такой клейкой. Но, честно говоря, благодарные ласки детей были нам приятны.

Мы вручили им ключи от новой квартиры и разъехались по домам. Мне было немного грустно. Подозреваю, что Машины родители испытывали те же чувства, но держались стойко. Приглашали меня в гости на дачу, обещали угостить вкусным шашлыком. Однако я так истосковался по Маруське, что не мог больше откладывать нашу встречу. И так мы с ней не виделись почти две недели.

Я сослался на усталость, распрощался с моими потенциальными родственниками и поехал домой.

Заканчивался вечер пятницы. Завтра у Маруськи рабочий день, но я надеялся, что она сделает его сокращенным.

Сегодня я наконец высплюсь.

Мне приснился странный и неприятный сон.

Глубоко в море вдавалась шаткая деревянная эстакада. Я стоял на самой последней ступеньке, соприкасавшейся с водой, и ежился от холода.

Море катило небольшие энергичные волны куда-то в сторону от меня. Мутная вода серого цвета изредка показывала на своей поверхности жирные зеленые водоросли.

Мне страшно не хотелось купаться. Но я почему-то должен был это сделать.

Хорошо, решил я. Метрах в десяти от эстакады поднимался из воды темный деревянный настил, похожий на плот. Что он там делал и для чего его соорудили, я не понимал.

«Доплыву туда и обратно и вылезу», – подумал я. С отвращением и страхом упал в свинцовую воду и быстро поплыл к намеченной цели.

Помню, что больше всего я боялся прикосновения из непрозрачной холодной глубины. Чьего прикосновения? Этого я не знал.

Доплыл до деревянного настила и быстро вскарабкался на него. Мне почему-то было очень страшно. Брезгливое отвращение вызывали скользкие подводные бревна, по которым мне пришлось подниматься.

Как только я оказался на своей непрочной опоре, волнение на море усилилось. Волны стали доставать до меня и даже переливаться через деревянный прямоугольник, на котором я стоял.

Я оглянулся, собираясь, пока не поздно, плыть назад, и не обнаружил берега.

Это было так страшно, что я чуть не закричал. Как! Минутой назад позади меня стояло старое деревянное сооружение, соприкасавшееся с землей, а сейчас вокруг ничего не было, кроме серой тяжелой воды!

Я резко сел на кровати. Еще минуту находился в промежуточном мире, между явью и иллюзией, потом сон нехотя отступил...

«Слава богу! – подумал я, еще не справившись с дрожью. – Это только сон. Но почему так холодно?»

Потому, что я забыл закрыть окно.

Теплые дни начала мая сменялись холодными, почти осенними ночами с заморозками. Сегодня выдалась особенно ветреная непогожая ночка.

Плотная штора с треском, как парус, билась между окном и краем кровати. «Вот и весь твой сон. Просто замерз», – укорил я себя за детский страх, выбрался из-под легкого одеяла и плотно закрыл окно.

Неприятный осадок, оставшийся на душе, не давал мне покоя. Выпью чаю, решил я. Влез в халат и отправился на кухню.

Как всегда, огромное пространство любимой комнаты, привело меня в хорошее настроение. Я включил чайник и посмотрел на часы. Половина третьего. Ничего себе!

Я поставил на стол свою чашку и вазочку с мармеладом. В последнее время мне все чаще приходилось пользоваться пакетной заваркой, и она уже перестала казаться мне страшной гадостью.

Положил в чашку пакетик ванильного «Милфорда», который мне понравился еще у Криштопы, залил его кипятком и стал мысленно подводить итоги прошедших двух недель. Наверное, это прозвучит смешно, но только сейчас у меня, наконец, появилась возможность спокойно поразмыслить.

Самым большим облегчением для меня было окончание ремонта. Ненавижу бытовую неустроенность, даже если не соприкасаюсь с ней лично. Запах краски, обойный клей, разлитый на полу, брызги известки, ободранные стены в ванной и комнате... Хорошо, что все осталось позади. Не знаю, насколько правильно мы поступили, избавив детей от этой проблемы.

Возможно, они должны были решить ее сами, но родительское сердце не камень.

«Интересно, долго они выдержат?» – думал я, прихлебывая чай. Мне казалось, что Дэн сломается быстро. Сын никогда не умел обходиться без родительской помощи при решении насущных вопросов, а что такое бытовые проблемы, знал только понаслышке. Не знаю, насколько стойким оловянным солдатиком окажется Маша, но, по-моему, она избалована не меньше Дэна. Может, правду говорят, что один ребенок в семье почти наверняка вырастает эгоистом?

«Не всегда, – ответил я сам себе. – Вспомни Юлю Барзину».

При мысли о Юльке, я почувствовал легкое смущение. Как-то раз она приехала на встречу со мной в квартиру детей. Была моя очередь присматривать за рабочими, и я попросил Юлю подъехать туда.

– Это ваша квартира? – спросила она, с удивлением оглядевшись вокруг.

– Нет, – ответил я, раскладывая бумажки со вчерашними записями прямо на полу, где постелил ворох чистых газет. – Здесь будет жить мой сын со своей девушкой.

– А! – коротко ответила Юлька.

Я поднял голову и увидел ее лицо. Собственно говоря, ничего особенного на нем не нарисовалось, но я скорее почувствовал, чем увидел такую сложную и смешанную гамму эмоций, что чуть не выронил свои записи.

Я понимаю, что ни в чем не виноват. Не виноват, что у меня родился Дэн, а у ожесточившейся немолодой женщины, искавшей в религии оправдания собственной ненависти ко всему вокруг, родилась дочь Юля. И все же с того дня не мог избавиться от виноватой мины в общении со своей клиенткой, хотя и ругал себя за это.

Я делал все, что мог. Говорю это совершенно уверенно, потому что такого вдохновения я не испытывал давно. Сценарий рисовался очень и очень заманчивый, и я интуитивно чувствовал, что могу вытащить свою клиентку почти сухой из воды. Учитывая все, что она натворила, это не так уж мало.