Евгений Сухов - Корона жигана
— Кажись, ушли, — негромко произнес Евстигней, еще не веря в удачу. — Может, на другую заставу?
— Бесполезно, — покачал головой Кирьян. — Все перекрыто. Ты вот что, давай сворачивай во двор. Из города нужно выходить пешком.
— Как скажешь, Кирьян, — пожал плечами водитель и охотно повернул в лабиринт улочек.
— Глуши, — жестко приказал жиган. — Машина тебе теперь больше не понадобится.
Пистолет удобно покоился в крепкой ладони Кирьяна.
— Ты чего задумал, Кирьян? — перепугался Евстигней, заглянув в мрачное лицо жигана.
— А что?
— Да глаза у тебя больно дурные, — преодолевая страх, сознался Евстигней.
Кирьян недолго боролся с искушением. Скупо улыбнулся прямо в перепуганное лицо и, сунув пистолет во внутренний карман пиджака, произнес:
— Не боись! Тебе надо тоже из города уходить. Если поймают, то долго разговаривать не станут. К стенке поставят, и баста! — Кирьян щелкнул замком саквояжа и, сунув в него руку, вытащил горсть золотых монет. — Это тебе… Бери, бери… заслужил!
— Ну, если так, — смущенно протянул Евстигней, взяв золото.
— Деньги еще никому не мешали. И дай нам бог больше не встречаться.
Кирьян распахнул дверцу автомобиля и, не попрощавшись, скорым шагом заторопился в сгустившуюся темень.
Глава 20. Там, где прошел уркаган, — жиганы гложут кости
— А это кто с тобой? — подозрительно спросил Железная Ступня, всматриваясь в темноту.
Взгляд у деда был жестковатый, царапающий. Сразу верилось во все истории, что о нем рассказывали. А поговаривали, будто бы лет сорок тому назад он был самым удачливым громилой во всей Московской губернии. И никогда не расставался с гирькой на крепкой металлической цепочке. Сила его удара была такова, что он пробивал даже овчинные тулупы.
Кирьян невольно задержал взгляд на ладонях старика, опасаясь, что в них может скрываться знаменитый кистень. Но в руках у того ничего не было. Несмотря на преклонный возраст, боевитости дед не растерял, да и силушки в его руках по-прежнему оставалось немало. А взгляд! Он смотрел так, как будто хотел встретить не добрым приветствием, а ударом по темечку.
Обошлось, губы старика доброжелательно дрогнули.
— Это моя барышня, — пояснил Кирьян.
— Ну, коли так… Тогда проходите, — сказал старик и колченого затопал в сени, бесстрашно подставляя спину под взгляды неожиданных гостей. — Только ты того… на задвижку дверь-то закрой, — строго предупредил старик. — А то мало ли чего… Не ровен час, еще какой шальной нагрянет. Мало ли лихих людей сейчас в округе шаландается!
Кирьян пропустил Дарью вперед и не без труда задвинул тугой засов.
— Вот так, — удовлетворенно протянул старик, — теперь ни одна нечисть не нагрянет. Ну, разве что через окно. Хе-хе-хе! Ну и наделал ты шухера, — деревянный костыль сурово стучал по полу. — В Москве теперь легавых больше, чем людей. На улицу носа не высунешь, сразу сцапают! А мне-то на одной ноге от них и вовсе не убежать. Это не то что в молодые годы, — искренне сокрушался старый разбойник.
Старик любил рассказывать о том, что потерял ногу во время побега с сахалинской каторги, но правда была иной — ступню он проиграл в карты. А те немногие, что были свидетелями его позора, успели сгнить в подзолистой сибирской почве.
Вряд ли отыскался бы теперь на свете смельчак, чтобы напомнить деду о прошлом бесчестии.
А вот это сюрприз!
В комнате, кроме старика, находились еще три человека. Не жиганы и не уркачи, а так… Беспородные! Кирьян сделал вид, что ничего не произошло, сухо поздоровался, в комнату прошел уверенно и не мешкая устроился во главе стола. Дарья села рядом.
Не торопясь и как-то очень уж степенно напротив расположился старик. Посмотрев в настороженные глаза жигана, он неодобрительно протянул:
— А ты, я вижу, не рад нашей встрече-то… Мы тебя уже который час дожидаемся.
Возможно, в другой раз Кирьян и не сел бы с дворнягами за один стол, побрезговал бы, а тут ничего не поделаешь — нужда заставила!
— Послушай, колченогий, что-то я в твой базар не врубаюсь. Мы с тобой не о том перетирали!
— О чем ты? — безмятежно спросил Железная Ступня, слегка улыбнувшись.
— Ты меня должен был свести с человеком, который выведет меня на ту сторону. Я тебе деньги заплатил! Или, может быть, ты запамятовал?
Старик оставался спокоен.
— Хм… Не то ты говоришь, Кирюха, ой, не то! — печально покачал головой дед. — И старость мою уважить не хочешь. А я ведь к тебе как к сыну отношусь. Кто же с таких поносных слов серьезный разговор затевает? — старик сокрушался очень искренне.
— Куда ты клонишь? Говори!
— Только ведь, как оказалось, денег-то этих маловато будет… А что ты думаешь! — возбужденно воскликнул старик, предупреждая возможные возражения — Чтобы сейчас тропку протоптать, большие деньги нужны. А легавые тоже икорку любят. Если ты по-другому думаешь, то можешь идти… Только ведь я знаю, что тебе теперь и положиться-то не на кого! Чекисты всех твоих людей перещелкали, а те, что оставались, так ты их сам взорвал. — И, посмотрев на молчаливую троицу, добавил с чувством: — Вот мы твои единственные друзья, получается, и есть.
— Сколько вы хотите? — глухо произнес Кирьян, уткнувшись глазами в стол.
Железная Ступня поднял три пальца вверх. Кирьян невольно обратил внимание на его ногти — крупные, желтоватые, волнистые, с мелкими трещинами по всей поверхности. Чем-то они напоминали когти медведя.
— Нам нужно в три раза больше, — наконец вымолвил старик, — иначе не стоит за это дело и браться. Риск велик! И ты пойми нас правильно, вот такая она нынче жизнь скотская.
— Это много.
Старик уверенно поддакнул:
— Много… Только ведь жизнь-то дороже двух пятаков будет. Легавые крепко тебе на пятки сели, того и гляди, из шкуры вытряхнут.
Кирьян положил руку на саквояж:
— В три раза… это будет все, что здесь есть.
— Хм, значит, придется забрать твой чемоданчик целиком.
В самые опасные минуты у человека включается мощнейший инстинкт самосохранения, который позволяет действовать наилучшим образом. Нечто подобное произошло и в этот раз. В лице старика ничего не изменилось, но Кирьян всей кожей почувствовал опасность. Впрочем, морда медведя тоже не меняется, когда он наносит смертельный удар лапой.
Кирьян мгновенно отпрянул к Дарье. Секундой позже, разбивая стол в щепки, у уха свистнула чугунная гирька. Жиган успел сообразить, что скорее всего та самая, с которой колченогий хозяин выходил в молодости на большую дорогу.
Истошно завопила Дарья, Кирьян успел заметить перекошенные страхом губы, поднятые к лицу ладони, с горечью подумал о том, что такую барышню украшает даже ужас. Табурет из-под Кирьяна, громыхая, полетел под стол, он успел обернуться и увидел, как в шаге от него здоровенный дядька заносил над его головой гирьку. Остро пожалел о том, что вытащил руку из кармана, где лежал пистолет. Второй удар кистеня пришелся на угол стола и окончательно снес все, что на нем лежало, — тарелки, стаканы, — комната наполнилась веселым дребезжанием.
Кирьян пнул опрокинувшийся табурет, и тот, коряво крутанувшись, полетел под ноги нападавшему. Дядька, поморщившись от боли, отступил. Мгновение было выиграно, — жиган сунул руку в карман и прямо через пиджак дважды выстрелил в живот громиле. Дядька дернулся, как-то удивленно взглянул на Кирьяна и, застыв секунды на две, опрокинулся. Безродные, сжимая в руках стаканы с первачом, продолжали сидеть за столом словно заколдованные. Жиган, стиснув зубы, нажал на курок еще дважды, и мужики тут же попадали со стульев сбитыми оловянными солдатиками.
— На пол! — заорал Кирьян старику, застывшему в центре комнаты. — На пол, сказал!
Старый уркаган выглядел на удивление невозмутимым, словно произошедшее в избе не имело к нему никакого отношения. Старик даже ковырнул ногтем застрявшее между зубами мясо, а потом проговорил:
— А ручки-то у тебя дрожат. Так ведь ты и пальнуть можешь, сдуру. Я в твои годы куда покрепче был!
— На пол ложись, старая крыса, — пошипел Кирьян.
— Э-хе-хе, — загоревал старик, — ведь и вправду убить можешь. Только без меня ты из города не выберешься, вот что я тебе скажу, — неуверенно засобирался он на пол.
Отставил в сторонку деревянный обрубок, кряхтя, встал на четвереньки и распластался на животе.
— Под стол ползи! Ждать не буду. Считаю до трех. Раз… Два…
Старик зашевелился, закряхтел и, подтягивая костыль, полез под стол.
— Никакого уважения к былым заслугам, — причитал дед. — Раньше-то как бывало? Храпы шапку снимали, когда с уркаганом разговаривали. А если что не по нраву, то он им хрясь кулаком в зубы, а они за эту любезность еще и благодарить должны были глубоким поклоном…
