Эллери Куин - Девять месяцев до убийства
Он повернулся на каблуках: сержант Велье возник в двери, как ангел-мститель с карающим мечом.
— Что у вас, Томас?
Велье держал в руке листок бумаги, явно вырванный из записной книжки. Инспектор схватил его. Быстро подошли Эллери и Пеппер, и все трое стали читать тороп ливые каракули на листке.
— Я хотел бы кое-что зачитать вам, дамы и господа. Это записка, которую Велье только что нашел в доме, — сказал инспектор минуту спустя. — Она подписана Алланом Чейни. Послание гласит: «Я уезжаю. Вероятно, навсегда. В сложившихся обстоятельствах все становится бессмысленным. Все слишком запуталось, я не смогу ничего объяснить… Будьте счастливы. Наверное, мне лучше не писать больше. Это будет чересчур опасно для вас. Для вашей собственной пользы, прошу вас тотчас же сжечь эту записку. Аллан».
Миссис Слоун пыталась встать, но инспектор уже подошел и поднес записку к ее расширенным глазам.
— Это подпись вашего сына, мадам?
Ее рот судорожно открылся:
— Да. Бедный Аллан, бедный Аллан…
Инспектор громко спросил:
— Сержант Велье, где вы нашли эту записку?
— В спальне наверху;—пророкотал Велье. — Она была под матрацем.
— В чьей спальне?
— В спальне мисс Бретт.
Для всех присутствующих это было уже слишком.
Джоан закрыла глаза, чтобы не видеть враждебных взглядов и безмолвного укора в них. И не видеть тихого триумфа в глазах инспектора.
— Ну, мисс Бретт? — только и сказал он.
Она снова открыла глаза, в них стояли слезы.
— Я нашла эту записку сегодня утром. Она была подсунута под дверь моей комнаты.
— Почему вы нам сразу не заявили о ней?
Ответа не последовало.
— Почему вы не сказали о записке, когда выяснилось, что Чейни исчез?
Молчание.
— Что имел в виду Аллан, когда писал «это будет чересчур опасно для вас»?
Джоан Бретт всхлипнула.
— Ну, мисс Бретт?
Вместо ответа она вскочила, закрыла руками свое залитое слезами лицо, словно защищаясь от кого-то, и выбежала из комнаты. Было слышно, как она взбегает по лестнице.
— Сержант Велье, — холодно сказал инспектор. — С этого момента вы лично отвечаете за Джоан Бретт.
Эллери потихоньку подергал отца за рукав и шепнул так, чтобы не слышали остальные:
— Милый мой, высокочтимый папа, ты, наверное, самый лучший во всем мире полицейский. Но вот как психолог ты… — и он опечаленно покачал головой.
15
Доныне Эллери Квин лишь поверхностно, если можно так выразиться, вникал в дело Халькиса. Но в тот вечер достопамятного девятого октября, когда обнаружилось, что Чейни бежал, он решил выйти из резерва и заняться делом вплотную.
Для драматических разоблачений была выбрана самая удачная едена: все собрались в кабинете инспектора, сама атмосфера которого прямо-таки располагала к важным решениям. Здесь были Сампсон, бегавший из угла в угол, будто пойманный хищник, Пеппер, глубоко погруженный в свои мысли, и, не в последнюю очередь, сам инспектор, который, подобно маленькому сердитому гномику, так и подскакивал на стуле за письменным столом и метал вокруг мрачные взоры. Сампсон еще раз подытожил имеющуюся информацию по делу. Даже все его изящные выражения отнюдь не могли скрыть, что он не видит никакого выхода и блуждает в потемках. Эллери специально дождался того момента, когда выявилась полная беспомощность. И как только секретарь инспектора, стараясь не дышать, на цыпочках вошел в кабинет и известил, что за дверью ожидает Джеймс Дж. Нокс, биржевой король, Эллери почувствовал себя на головокружительной высоте своей будущей славы.
Наверное, когда-то у Нокса была располагающая внешность. Сейчас же его необыкновенно высокая фигура, казалось, как-то ссохлась и ссутулилась. От физической силы, слава о которой некогда гремела, похоже, остались одни воспоминания. Ему было уже за шестьдесят. Волосы на голове, брови, усы — все стало совершенно седым. Только серые глаза его глядели твердо и живо.
— У вас совещание? — спросил он. Голос его прозвучал неожиданно мягко. Казалось, Нокс заметил какую-то нерешительность и разочарован этим.
— Да… Так точно, мистер Нокс, — Сампсон заторопился с ответом. — Мы как раз подытоживали все по делу Халькиса. Утешительного мало.
— Разумеется. — Нокс поглядел прямо в глаза инспектору. — Есть какой-нибудь прогресс?
У инспектора Квина поистине был несчастный вид.
— Это необычайно запутанное дело, мистер Нокс. Я не взял бы на себя смелость утверждать сейчас, что мы уже видим разгадку…
Для Эллери это был самый что ни на есть подходящий момент.
— Ты совершенно напрасно скромничаешь, папа, — сказал он.
Инспектор Квин так и застыл на своем стуле. У Пеппера отвисла нижняя челюсть.
Эллери повернулся к биржевому воротиле:
— Вы должны знать, мистер Нокс, что мой отец просто не решается рассказать вам, поскольку еще не расследованы кое-какие частности, но в общем и целом дело раскрыто.
— Я не совсем понимаю, — проговорил Ноко.
Инспектор смог лишь выдавить дрожащим голосом:
— Эллери…
— Надеюсь, что я выражаюсь достаточно ясно, мистер Нокс, — бросил Эллери с наигранным безразличием. — Дело раскрыто!
Сказав это, Эллери принялся изучать изменившиеся лица присутствующих, как бесстрастный естествоиспытатель, наблюдающий за предсказанной им реакцией.
— Убийца Гримшо… — проговорил прокурор приглушенным голосом.
— Да, кто же убийца, мистер Квин? — холодно осведомился Нокс.
Эллери вздохнул и стал закуривать сигарету. Он отнюдь не торопился со своими разоблачениями. Наконец, окутавшись дымом, он скромно сказал:
— Джордж Халькис…
Позднее прокурор Сампсон признавался, что только присутствие Джеймса Дж. Нокса удержало его от того, чтобы опустить на голову Эллери один из телефонов, стоявших на столе инспектора. Он не поверил услышанному. Он не мог поверить в это. Такое могло возникнуть только в воспаленных мозгах какого-нибудь дурня… Сампсону потребовались колоссальные усилия, чтобы скрыть собственное негодование. Нокс, душа которого, казалось, уже давно подернулась безразличием ко всему, первым нашел что сказать:
— Халькис… Вот, значит, как… Это меня удивляет.
Инспектор облизнул пересохшие губы.
— Мне кажется, мы должны дать мистеру Ноксу необходимые пояснения, мой мальчик.
Эллери присел на край письменного стола.
— Ну конечно же, — сказал он с теплотой в голосе. — Тем более, что мистер Нокс лично заинтересован в этом деле. Для разрешения этой — я бы даже сказал, уникальной— проблемы у нас в распоряжении было два отправных пункта. Первый — являл собой галстук, который был на Джордже Халькисе в то утро, когда его поразил сердечный приступ. А второй — представляли собой кипятильник и чашки в кабинете у Халькиса.
Нокс недоуменно посмотрел на него.
— О, простите, млстер Нокс, — сказал Эллери, — вы ведь, конечно, не в курсе… — Он в двух словах обрисовал, как протекало расследование, и продолжил: — Вначале мне хотелось бы объяснить, что мы извлекли из размышлений над галстуком.
Эллери говорил о себе во множественном числе, ибо обладал ярко выраженной фамильной гордостью.
— В субботу на прошлой неделе, то есть в день, когда умер Халькис, Демми, как ему и было положено, составил гардероб своего двоюродного брата точно в соответствии со схемой. Какой цвет галстука предписывает схема на субботу? — Он обвел взглядом инспектора, Сампсона и Пеппера по очереди. Те не ответили. — Зеленый, — ответил Эллери на свой собственный вопрос. — А вы можете легко убедиться в этом из записки, которую нужно будет подшить к делу. После того, как Демми помог брату одеться, около девяти утра он покинул дом. Проходит пятнадцать минут, в течение которых Халькис находится в своем кабинете один. В девять пятнадцать является Гильберт Слоун, чтобы обговорить текущие дела. И что выясняется? Из свидетельских показаний Слоуна, брошенных походя и невольно, и тем более ценных, зыясняется, что в девять пятнадцать Халькис был в красном галстуке.
Теперь Эллери полностью захватил внимание своих слушателей.
— Умственное состояние Демми исключает возможность сознательной лжи. У нас нет причин сомневаться в искренности его показаний, а именно в том, что он в точности придерживался схемы и подал брату зеленый галстук. Но как можно объяснить такое противоречие? Есть только одно удовлетворительное объяснение: в те четверть часа, когда Халькис был один, он, по причине, о которой мы, вероятно, никогда не узнаем, пошел к себе в спальню и сменил галстук. Он заменил зеленый галстук, который дал ему Демми, на красный из платяного шкафа.
От Слоуна мы знаем, что Халькис, ощупав свой галстук, сказал буквально следующее: «Напомни мне, пожалуйста, перед тем, как будешь уходить, чтобы я позвонил Бэрету и заказал несколько таких же галстуков». А ведь Слоун мимоходом сообщил нам, что имелись в виду красные галстуки.
