Виктория Платова - Ритуал последней брачной ночи
Я должна. Я должна хоть с кем-нибудь поделиться.
Вот только странно, что Филипп Кодрин так испугался фотографии с безобидным Тео. Наверняка Филипп работал на Киви. Но ведь Филя мог и не знать, что как убийца Тео Лермитт бесперспективен. Даже сверчок, даже ладожская корюшка были более опасны, чем специалист по Юго-Восточной Азии…
Пока я думала об этом, пошел ливень, а первый попавшийся трамвай привез меня туда, куда и должен был привезти.
На Васильевский.
Монтесума или Аурэл Чорбу?
Аурэл Чорбу или Монтесума?
Монтесума наверняка отбивается от фээсбэшной гиены Лемешонка. Таскает его по самым клоачным питерским местам, загоняет в сети армянской банной мафии, приманивает его к кафе «Севан»…
А с Аурэлом Чорбу я безнадежно опоздала.
Я обещала ему появиться в «КАСА МАРЭ» вчера, а сегодня — уже сегодня. Он наверняка меня не ждет. Но можно просто зайти в винную галерею и купить бутылку вина, которым поил меня Аурэл. Из своих ладоней.
Вот только названия этого вина я так и не запомнила.
…Я добралась до «КАСА МАРЭ» вымокшей до нитки, сопровождаемая раскатами грома и молниями, бившими прямо по темени. И сразу же нарвалась на табличку «CLOSED».
Винная галерея работала с 11 до 20. Без выходных и без перерывов на обед.
Что ж, приходится признать, что я действительно безнадежно опоздала. Даже купить вино.
Дождь потоком лил за шиворот, и только для того, чтобы защититься от его домогательств, я прижалась к стеклянной двери. И расплющила нос по стеклу.
И увидела…
Я увидела того, кого и должна была увидеть.
Аурэла Чорбу.
Аурэл что-то писал, склонившись над стойкой. Совсем как Соломон, подсчитывающий все богатства мира, которые достались ему от боженьки. И сердце у меня снова заколотилось — то ли от грозы, то ли от… Нет, лучше об этом не думать.
Ты все равно не сможешь уехать в Кишинев.
Чтобы хоть как-то заглушить, замаскировать этот бешеный стук или, наоборот, усилить его, я начала ломиться в двери.
Аурэл поднял голову. Очевидно, он пытался разглядеть кого-то за сплошной стеной дождя. А этим «кем-то» была я. Он подошел к двери.
И улыбнулся мне. И перевернул табличку: «OPEN».
Теперь можно было входить.
Я упала ему на руки, отряхиваясь от брызг и отфырки-ваясь от нахлынувших на меня чувств. Он взъерошил темными жесткими пальцами мои темные жесткие волосы и смачно поцеловал меня в щеку.
— Не обязательно было высаживать стекло. Там колокольчик.
— Хорошо. Я буду знать. В следующий раз…
— Следующего раза не будет. Завтра я уезжаю, а тебе без меня здесь нечего делать. Вообще-то я жду тебя со вчерашнего вечера.
— Правда?..
Он подхватил меня на руки и понес от двери. И посадил на стойку.
— Нет. Не правда. Просто у меня сегодня дела, и я задержался. Привожу в порядок бумаги.
— Понятно.
— Сиди здесь и никуда не исчезай.
— Я буду сидеть здесь и никуда не исчезну. Аурэл покинул меня, а я так и осталась сидеть на стойке. Подо мной натекла лужа, подо мной в полной боевой готовности стояли бутылки с самыми удивительными наклейками. А совсем рядом, в низком зальчике, обшитом ореховым деревом, в маленьких уютных гнездах спало вино. И у каждого вина было свое собственное нежное имя. Когда-нибудь я выучу эти имена. Все до единого…
Я закрыла глаза, сбросила ботинки и принялась болтать босыми ногами.
— Раздевайся!
Аурэл стоял совсем рядом. С рубашкой и лохматым пледом в руках.
— В смысле? — спросила я севшим голосом.
— Раздевайся — в смысле раздевайся. Или есть еще какие-нибудь другие смыслы?
— Но…
— Ты вся мокрая. Нужно высушиться.
— Но…
— Ты стесняешься? — Он несказанно удивился. — Ты меня стесняешься? Напрасно… Я очень старый человек.
— Хорошо…
Я принялась стягивать футболку через голову. А он принялся открывать бутылку коньяка. И когда я, соверщенно голая, завернулась в жесткий колючий плед, протянул мне низкую рюмку.
— Пей.
Я сделала глоток, и горло обожгла терпкая, даже на вкус янтарная жидкость.
— «Калараш», — Аурэл смешно сморщил усы. — Держу специально для девочек, попавших под дождь.
— И часто приходится открывать?
— Не часто. Совсем не часто. Сегодня — первый раз…
Я положила руки ему на плечи и рассмеялась:
— Вы удивительный!
— Я обыкновенный. — Он поправил бесстыдно разошедшийся на моей груди плед. Хотя слово «бесстыдный» можно было смело опускать.
С Аурэлом все было естественно, как в библейских виноградниках. Я, конечно, никогда не подвязывала там лозу, но все же, все же…
— Хочешь есть? — спросил он, и я снова рассмеялась:
— Как зверь.
— Ну, как зверь не получится. У меня только виноград и яблоки.
— А черешня?
— Черешня уже отошла. Вчера доел последнюю. Ты ведь так и не появилась. Что было делать?
Интересно, почему я вчера не появилась в «КАСА МАРЭ»? Какие у меня были неотложные дела? Какие задачи решала?.. Не отрывая взгляда от темного, изрытого светлыми южными морщинами лица Аурэла, я пыталась вспомнить вчерашний вечер. И не могла.
— А я могу попробовать любое вино, Аурэл?
— Любое. Скажи какое, и я разбужу его для тебя.
— Но сначала виноград и яблоки.
— Виноград и яблоки. Хорошо.
Аурэл зашел за стойку, нагнулся и выставил передо мной поднос с яблоками и гроздьями винограда. Шардонне здесь и не пахло. Хорошо, что я поехала не к Монтесуме, а к Аурэлу…
— Тебе почистить?
— Почистить.
Еще в наш первый вечер я помнила, как легко и проворно Аурэл чистит яблоки. И как сексуально. Вот и сейчас он подбросил в руке самое большое яблоко и вытащил ножик из-за голенища. Как самый настоящий цыган-конокрад… И ножик был тот же самый. Фигурный…
— Так ты поедешь со мной? Я научу тебя разбираться в винах. И в коньяках. Я покажу тебе, как рождается вино. Даже ребенок появляется на свет с меньшими муками… Эй… Ты слышишь меня?
Но я уже не слышала его. Я смотрела на нож.
Где-то я уже видела его. Я определенно его видела. Узкий серповидный клинок, узкая рукоять с маленьким колокольчиком. И трезубец в навершье. Да, я определенно его видела. Вот только где?..
Куррат!
Сэр Генри Уолинг.
«ARM AND RITUAL»!
Сегодня утром, изгнанная Рейно из комнаты, я листала эту книгу. И видела этот нож. И описание этого ножа. Нет, он не сопутствовал убийце-ваджре, их разделял добрый десяток страниц. Но это тоже было ритуальное храмовое оружие.
И вот теперь молдавский виноторговец запросто срезает им кожицу с яблока.
— Ты меня не слушаешь, — сказал он без обиды в голосе. Он был слишком мудр, чтобы обижаться. Он был слишком мудр и для всего остального.
По всему моему телу пробежала дрожь.
— Забавная вещица… Нож, я имею ввиду.
Аурэл сверкнул золотым зубом и, ловко перебирая пальцами, ухватил нож за лезвие.
— Нравится?
— Очень, — сглотнула слюну я.
— Держи.
И нож попытался скользнуть в мою руку. Ошибки быть не могло. Колокольчик на рукояти, по — темневший трезубец. И лезвие. Изогнутое и удивленно приподнятое, как бровь. Оно выглядело жаждущим крови, и сердце мое оборвалось.
— Нет… Ненавижу ножи.
— Напрасно. Ножи — самые интересные вещи в мире. После вина, разумеется.
— Разумеется, — блеклым эхом откликнулась я.
— Знаешь, сколько лет этому ножу?
— Догадываюсь…
— Правда? — Кончики его усов удивленно приподнялись.
— Думаю даже, что не сколько лет, а сколько веков.
— О, господи, ну кто тянул меня за язык?
— Верно. Ему пять веков, а я режу им яблоки. Для девочки, попавшей под дождь. У меня много таких ножей. И почти каждому я нашел самое необычное применение, — и Аурэл Чорбу зловеще улыбнулся.
Это верно. Клинок в груди виолончелиста — куда уж необычнее! Вино и ножи. Ножи и вино. Но для вина Аурэл Чорбу был богом. А для ножей — ребенком. Это видно невооруженным глазом. Что может сделать с ножом ребенок? Да все, что угодно!.. И никогда не будет ни о чем жалеть. Дети никогда ни о чем не жалеют…
Кажется, я на секунду потеряла сознание.
А когда очнулась, Аурэл Чорбу обнимал меня! Он сомкнул руки на моем позвоночнике, и я могла поклясться, что ощущаю их влагу сквозь плед. Красную влагу. Руки Аурэла были по локоть в крови. Теперь он больше не казался мне богом. В смуглости его кожи теперь было нечто порочное. Как будто он убивал свои жертвы, и кровь фонтаном брызгала на лицо. И он застирывал это лицо, как застирывают сомнительные с криминальной точки зрения пятна на одежде…
Черт возьми! Я пила вино из рук убийцы. Из рук, которые вершили лишь одним им понятный суд.
Мне снова стало дурно.
Но что я могу сделать сейчас — голая, завернутая в плед убийцы? Голая, завернутая в руки убийцы…
— Что с тобой? — спросил Чорбу.
— Нет, ничего…
Единственный выход — держать себя в руках. В своих собственных — не молдаванина.
— Вы не принесете мне вина, Аурэл?
