Виктория Платова - Ритуал последней брачной ночи
— А я думала, его убрали… Твоими молитвами… — простонала я.
/
— Не убрали, как видишь. Лемешонок вечен. Как геморрой и туберкулезная палочка. Ладно, оставайся пока здесь, а я его сейчас отважу.
Прошелестев узким платьем, Монти выскочила из ряда, а я так и осталась лежать между креслами. Сначала я валялась на боку, потом перевернулась на живот и подперла подбородок руками. Слава богу, что доклад Тео Лермитта был последним перед небольшим перерывом, — иначе мне пришлось бы туго. Поголовье специалистов по Юго-Восточной Азии и декоративно-прикладному искусству затоптало бы меня на совесть сработанной ортопедической обувкой.
Лежа на полу, я рассматривала окрестности: фантики от конфет, пустые пивные бутылки, шелуха от семечек и даже надорванная презервативная упаковка.
А ведь ученые тоже люди. Кто бы мог подумать!.. Презервативная упаковка особенно занимала меня. Интересно, кто ей воспользовался? И когда? Пока я размышляла над этим, в зоне притяжения упаковки появились чьи-то туфли на толстой прорезиненной подошве. Туфли топтались в конце ряда, на центральном проходе прямо напротив меня. Топтались и не хотели уходить. А потом я услышала голос.
— Вам плохо?
Владелец голоса говорил на русском, но с сильным, очень сильным акцентом.
— Мне хорошо. Пуговица закатилась, — сказала я и подняла голову.
Передо мной стоял Тео Лермитг. Собственной персоной.
Ну, конечно же, я сразу узнала его! Я столько раз перебирала фотографии: Тео на почте, Тео в мантии, Тео на вечеринке, Тео в Китайском дворце, Тео среди вдохновенных русских реставраторов… Тео реальный почти не отличался от Тео фотографического. То же унылое лицо вегетарианца, те же пегие волосики, окаймляющие застенчивую университетскую лысину…
Человек, за которым я так долго и так лениво охотилась, сам приплыл мне в руки, И теперь бил скользким хвостом, очевидно желая помочь девушке, потерявшей пуговицу.
— Все в порядке, — еще раз произнесла я и поднялась из своего укрытия.
И осмотрела зал. Ни Монтесумы, ни Лемешонка видно не было. Только на отдаленной сцене толклось несколько человек да по рядам было разбросано несколько кучек любителей декоративно-прикладного искусства.
Обстановка более чем благостная. В такой благостной, обильно сдобренной людьми обстановке он не решится вытащить ни удавки, ни заточки. А вот я решусь. Я решусь взять его на арапа. Мне только стоит посмотреть ему в глаза, чтобы увидеть в них холодеющий труп Олева Киви.
Пока я соображала, что же предпринять, и уговаривала себя идти ва-банк, подозреваемый в убийстве повернулся ко мне спиной и направился к выходу. Нет, такой шанс упускать нельзя!
— Подождите, — крикнула я, и Тео остановился. И снова повернулся ко мне.
— Вы что-то хотели спросить? — Он был сама вежли-Ьостъ.
— Не совсем…
Сейчас или никогда! Алчный червь Рейно Юускула будет посрамлен!
— Вы Тео Лермитт. Правда?
— Да. Я — Тео Лермитт.
— Я бы хотела взять у вас автограф. Если вы не возражаете.
— Не возражаю, — он покраснел. Черт возьми, он покраснел!
Я блохой прыгнула к нему, на ходу вытаскивая анонимную писульку.
— Где расписаться? — Он пристроил на локте увесистую папку и вынул ручку.
— Вот здесь, пожалуйста…
Я протянула ему развернутый листок. И принялась ждать, попутно прикидывая, хватит ли мне времени добежать до ближайшей группы людей. Тео машинально подмахнул бумажку. И только потом уставился на нее.
— Sorry, — пробормотал он, вынимая очки.
— Ничего. Все в порядке.
Но и в очках он увидел то, что и должен был увидеть:
«ВЕРНИТЕ УКРАДЕННОЕ, ПОКА ОНО НЕ УБИЛО ВАС».
Когда Тео поднял глаза на меня, в них было только пугливое удивление. И больше ничего. Совсем не та реакция, которую я ожидала. Во всяком случае, никто не будет лишать меня жизни здесь и сейчас. Это и коню понятно.
— Откуда это у вас? — спросил он.
— Какая разница? По-русски это называется анонимка. Это ведь вы клеили все эти тексты. Лермитт молчал.
— Вы ведь ученый. А опускаетесь до шантажа…
— Откуда это у вас? — снова повторил он.
— Разве это имеет значение?
— Вы из полиции? — высказал предположение он, и д едва не рассмеялась ему в лицо.
— Нет. Я не из полиции…
Лучше бы я этого не говорила. Тео с неожиданным для его вегетарианской мускулатуры проворством и силой ухватил меня за руку и почти швырнул в кресло.
— Вы работаете на него?
— На кого?
— Не валяйте дурака. На кладбищенского вора. На Олева Киви!
Ого, какие подробности всплывают!
— Олев Киви умер, — напомнила Тео я, но от его цепких пальцев освободиться так и не смогла.
— Это ничего не значит. Остались такие, как вы. С которыми он обстряпывал свои делишки!.. — выдохнул он и принялся шарить глазами по залу.
Куррат, он пялился на людей, так же как и я! И наверняка был озабочен той же мыслью, что и я несколько минут назад: «Кем бы ни была эта девка, она не решится напасть на меня здесь, среди людей. Она не решится воспользоваться ни удавкой, ни заточкой».
Тео Лермитт боялся меня так же, как и я его! Он был одиночкой — так же, как и я. И в этом мы стали союзниками. Пугливыми союзниками.
— Олева Киви убили, — я уже успела оценить ситуацию и немного успокоилась. — Убили в то самое время, когда вы были в гостинице. И вы сразу же съехали… Что может подумать полиция?
— Полиция не будет заниматься честными людьми, — высказал он предположение весьма сомнительного качества.
— Честные люди не пишут вот это! — Изловчившись, я вырвала анонимку из рук Тео и потрясла ею у него перед носом. — Это уже преследуется в уголовном порядке.
— Вы пугаете меня?
— Нет. Просто если какое-нибудь заинтересованное лицо сличит текст этого послания с тем, что произошло с Киви, вам может не поздоровиться.
— Мне? — Тер снял очки и протер их рукавом пиджака. И слабеющим голосом произнес:
— Это вам может не поздоровиться. Вам, разорителям храмов! Я был прав, камни убили его! Камни, которые он крал у богов!..
— Я не имею никакого отношения к Олеву Киви. И к его камням. Я просто хочу знать правду… Это важно. Это может спасти жизнь невинному человеку… — Я вдруг так разволновалась, что начала говорить о себе в третьем лице.
Тео молчал. Его профессией была декоративно-прикладная вечность, что ему до одной, отдельно взятой жизни невинного человека? И тогда я решила прибегнуть к его же собственному средству — к шантажу. Только наглый шантаж может укротить наглого шантажиста.
— Если вы расскажете мне обо всем, что знаете, я просто порву эту бумажку. И все остальные тоже. Которые вы отправляли из Лаппенранты. Из почтового отделения рядом с вашим домом… И снимки, на которых запечатлено это увлекательное времяпрепровождение. А негативы пришлю вам по почте. Подумайте…
По лоснящейся лысине Тео было видно: он уже подумал. Ему не нужны мелкие, как клопы (или крупные, как жуки-навозники), неприятности «с полицией».
— Извольте, я расскажу вам правду. А с этим письмом вы можете делать все, что угодно. Я не боюсь. Я и раньше не боялся. И его не боялся тоже… — патетически закончил Тео. И ловко вынул из моих пальцев злополучную анонимку.
* * *Я выползла из Дома ученых с квадратной головой. Не то чтобы рассказ Тео Лермитта как-то особенно потряс меня — после всего пережитого выбить меня из ко — леи могла бы разве что Варфоломеевская ночь. Или ядерная бомбардировка. Или известие о разводе Аллы Пугачевой и Филиппа Киркорова, любимых персонажей журнала «Дамский вечерок».
Но ясно было только одно — Тео Лермитт не убивал. Он даже не представлял себе, как это делается. Он слишком долго прожил среди беззащитных, молчаливых не имеющих возраста вещей. И слишком хорошо изучил их. И он не хотел смерти Олева Киви. Он вообще не хотел ничьей смерти. И только поэтому писал письма. По большому счету, это был даже не шантаж, а предупреждение. Пусть и составленное из наклеенных на листок букв.
Все, услышанное от Тео, проливало новый свет на жизнь удачливого виолончелиста. И этим ослепительным светом я хотела теперь залить Рейно.
Вот кто удивится! Вот кто наконец поймет, что принадлежность к маленькой, но гордой эстонской нации — это еще не повод отказывать в существовании другим народам. И не повод утверждать, что все без исключения эстонцы — ангелы с перепончатыми крыльями.
…Я долго бродила по улицам, а потом села в первый попавшийся трамвай и только в салоне позволила себе посмотреть на часы. Без пяти восемь.
Рейно наверняка еще не вернулся.
Что ж, придется сходить в какую-нибудь киношку и устроиться на последнем ряду. С фантастической историей Тео Лермитта в обнимку. Я уже знала, что эта история не будет давать мне покоя, что через какие-нибудь полчаса она начнет терзать меня и проситься наружу.
Я должна. Я должна хоть с кем-нибудь поделиться.
