Джек Хиггинс - К востоку от одиночества
Глава 4
Мы приближались к «Стелле». Сёренсен с Иланой вышли из рубки и встали у поручней, поджидая нас. Дефорж приветственно поднял вверх руку. Она помахала в ответ.
– Илана, дитя мое, какая прелесть! – прокричал Дефорж, как только мы коснулись борта яхты и я бросил швартовочный канат Сёренсену. Дефорж взлетел по трапу, перемахнул через ограждение и к тому моменту, как я поднялся наверх, уже заключил девушку в объятия. По контрасту с его огромной тушей она показалась мне еще миниатюрнее.
И она вновь преобразилась. Глаза сияли, щеки горели румянцем. Каким-то невероятным образом она так ожила, что можно было подумать, будто до этого момента ее просто не существовало. Он поднял ее своими огромными ручищами так, же легко, как ребенка, и расцеловал.
– Ангел мой, ты так аппетитно выглядишь – прямо укусить хочется! – воскликнул он, опуская ее на палубу. – Пойдем вниз, выпьем, и ты мне расскажешь все новости из дома.
Обо мне моментально было забыто. Они исчезли в кают-компании.
– Стало быть, она остается? – произнес Сёренсен.
– Похоже на то, – откликнулся я.
– Когда вы хотите возвращаться?
– Особой спешки нет. Мне надо заправиться, потом я хочу принять душ и что-нибудь перекусить.
– Я запишу для вас вечернюю метеосводку, – кивнул он. – Станция в Сёндре передает ее по радио.
Сёренсен исчез в рулевой рубке, а я спустился снова в вельбот, завел мотор и направился к берегу. Воспоминание о выражении глаз Иланы, когда Дефорж целовал ее, навеяло на меня уныние. Может, потому, что я это уже видел недавно – как Гудрид Расмуссен смотрела на Арни, всем своим видом, не произнося ни слова, целиком и полностью отдавая себя в его распоряжение, – и мне не понравилась эта ассоциация.
Бог знает почему. В этот момент я мог наверняка сказать лишь одно: несмотря на ее агрессивность, вошедшую в привычку, на всю ее резкость, – она мне понравилась. С другой стороны, если я что-то и понял в прошедшей своей жизни, включая данный конкретный момент, так это то, что во всем происходящем нет ничего необычного.
Некоторое время я продолжал думать об этом, а потом вельбот ткнулся носом в гальку, я выпрыгнул на берег и принялся за работу.
* * *Когда я вернулся на «Стеллу», ни Дефоржа, ни девушки не было видно. Поэтому я прошел прямо в каюту, которую обычно занимал в предыдущие посещения яхты. От работы на берегу, продуваемом холодным ветром с моря, я продрог до костей. Пришлось простоять минут десять или даже пятнадцать под горячим душем, прежде чем удалось согреться. Потом я снова оделся и вышел в салон.
Дефорж сидел в баре один и с хмурым видом читал письмо. Он до сих пор не переоделся; одеяло, которым он укрывался на борту вельбота, валялось у ножек высокого табурета так, словно он просто скинул его с плеча.
Я чуть помедлил при входе, но он увидел меня в зеркале за баром и крутанулся на своем табурете.
– Заходи, Джо!
– Значит, вы все-таки получили письмо? – проговорил я.
– Письмо? – Невидящим взглядом уставился он на меня.
– Письмо, которое вы ждали от Милта Голда.
– А, это... – Он взял листок, сложил его и сунул обратно в конверт. – Да, Илана привезла его с собой.
– Надеюсь, хорошие новости?
– Не совсем. Небольшая задержка в планах, вот и все. – Он положил конверт в карман и потянулся через стойку бара за бутылкой. – Скажи мне, Джо, сколько времени мы сможем здесь пробыть, прежде чем наступит зима, встанет береговой лед и все такое прочее?
– Вы имеете в виду район Диско?
– Нет, я говорю о побережье в целом.
– Все относительно, – пожал я плечами. – Год на год не приходится, климатические условия меняются, но вообще вы можете пробыть здесь до конца сентября.
– Да, но это дает мне еще шесть-семь недель! – с радостным удивлением воскликнул он. – Ты уверен?
– Более или менее. Все-таки я тут провожу уже третье лето. Август и сентябрь здесь лучшие месяцы в году. Самые высокие температуры, минимум проблем с паковым льдом и так далее.
– Ну, это просто прекрасно! Милт думает, что они должны успеть приехать сюда к концу сентября.
– А это означает, что до тех пор ваши кредиторы до вас не доберутся.
– О, они запоют совсем иначе, когда я снова начну работать и шекели снова посыпятся в мой карман! – Похоже, былая бодрость духа вернулась к нему. Во всяком случае, он встал, обошел стойку бара и налил себе еще одну порцию виски. – Ты улетаешь сегодня вечером, Джо?
Я кивнул.
– У меня нет выбора. На завтра у меня уже запланировано два чартерных рейса, а когда я вернусь, их может оказаться еще больше.
– Это очень плохо. Но ты останешься на обед?
– Не вижу причин отказываться.
– Годится. В таком случае я сначала рассчитаюсь с тобой, потом пойду приму душ и переоденусь. Сколько нынче я тебе должен?
– Семьсот пятьдесят, включая провизию.
Он открыл небольшой сейф, расположенный под стойкой бара, и вытащил простую черную коробку. Это была одна из его самых странных загадочных привычек – расплачиваться наличными за каждый баррель пего бы то ни было. Его финансовое положение могло быть сколь угодно дурно в любой точке земного шара, но на Гренландском побережье он никому не оставался должен ни цента. Открыв коробку, он вынул из нее толстую пачку банкнотов – на взгляд, в ней было не меньше нескольких тысяч долларов, и отсчитал восемь стодолларовых купюр.
– Держи, разберешься.
Я тщательно уложил деньги в бумажник. Дефорж убрал коробку на место. Как только он замкнул сейф и выпрямился, в дверном проеме салона показалась Илана Итэн.
Сначала я увидел ее отражение в зеркале бара. Да, на эту женщину обратили бы внимание в любой точке земного шара – от Канн до Беверли-Хиллз.
Она была в коротком облегающем золотистом платье с богатой вышивкой. Стоило оно, наверное, не меньше сотни гиней[7]. Подол заканчивался в добрых шести дюймах выше колена – писк лондонской моды в этом году. Черные до плеч волосы восхитительно контрастировали с остальным ансамблем. Возможно, она и пыталась сделать менее заметным собственный очень маленький рост за счет золотистых туфелек на высочайшей шпильке, но подавала себя с таким восхитительным пренебрежением, словно говорила: примете вы меня такую или нет – мне на это решительно наплевать! Пожалуй, мне еще не приходилось встречать женщину, более способную уложить весь мир к своим ногам, если ей этого захочется.
Дефорж двинулся навстречу, широко раскинув руки.
– Какое явление! Не знаю, где ты это раздобыла, но платье просто гениальное! Ты выглядишь как наложница султана.
– У меня не было такого желания, – бездумно улыбнулась она. – Но для начала годится. Что там в письме? Хорошие известия? Милт мне ничего не стал объяснять, когда мы с ним виделись.
– Боюсь, у них возникли непредвиденные задержки, – приподнял плечи Дефорж. – Тебе ведь теперь хорошо известны нравы кинобизнеса. Милт полагает, что они успеют собраться к концу следующего месяца.
– А что ты собираешься до тех пор делать?
– Я мог бы вполне остаться здесь. При сложившихся обстоятельствах это наилучшее решение. И мне здесь слишком хорошо, чтобы хотеть уехать. – Он с улыбкой повернулся в мою сторону: – Джо, ты подтвердишь?
– О, в целом у него тут все отлично, – заверил я. – Вопрос лишь в том, доживет ли он до конца сентября.
– Не обращай внимания на Джо, ангел мой! – хохотнул Дефорж. – Он урожденный пессимист. Налей ему чего-нибудь выпить, пока я приму душ, а потом мы что-нибудь поедим.
Когда дверь закрылась за ним, Илана дружелюбно повернулась ко мне, держа одну руку на бедре. Платье столь плотно обтягивало все ее формы, что она с тем же успехом могла бы его и не надевать вовсе.
– Вы слышали, что сказал этот человек? Назовите, какую отраву вы будете пить.
Я взял сигарету из коробки на стойке бара и проговорил:
– Память Джека ухудшается день ото дня. Он отлично знает, что я вообще не пью эту дрянь.
– Еще одно нарушение образа, – заметила она и зашла за стойку. – Уверены, что не передумаете?
– Имея такое платье перед глазами, как ваше, я должен сохранять свежую голову.
– Должна ли я расценивать это как комплимент?
– Констатация факта. Впрочем, я вполне могу поддержать компанию бокалом томатного сока.
– Хорошо смешанным с ворчестерширским соусом?
Я кивнул.
– Мы постараемся. Один момент!
В углу салона стоял шикарный стереопроигрыватель. Я подошел к нему и выбрал две долгоиграющие пластинки старины Синатры, в основном с Колом Портером, Роджерсом и Хартом. Ну и кто-то там еще играл с ними за компанию.
Маэстро начал с «Ты – это всё...», и я вернулся к бару. В высоком бокале меня уже ждал мой томатный сок. Он был ледяным – очевидно, прямо из холодильника, и великолепным на вкус. Я залпом отпил половину. Она приветственно подняла свой стакан и налила себе водки из бутылки, стоящей рядом с локтем. Я заметил нечто близкое к удивлению в выражении ее глаз, пока она добавляла в стакан колотый лед.
