Евгений Сухов - Воровская правда
В его камеру частенько захаживали высокие милицейские чины, они травили друг другу анекдоты и рассказывали разные воровские байки. Ни для кого не было секретом, что Ворон был одним из хозяев Крестов, и начальник тюрьмы, чтобы не сделать опрометчивый шаг, частенько советовался с законным вором, как решить судьбу того или иного арестанта. Это был некий тандем, вдвоем они вели политику казенного дома. Зэки знали, что Ворону иногда разрешалось тайно покидать стены тюрьмы, чтобы в диком разгуле, где-нибудь на окраине города, на берегу Финского залива, в окружении красивых девок, скрасить бесцветное тюремное проживание. Потом он отлеживался дня два в камере и лечил гудевшую голову холодным пивом. В его камере стоял огромный холодильник, в котором не переводилось свежее пиво.
В Кресты Ворон попал не случайно — таково было решение воровского сходняка. В последние годы там воцарился беспредел, и даже рядовая «прописка» молодняка, которая в обычных СИЗО больше напоминала шутку, здесь принимала формы изощренного издевательства и нередко заканчивалась для новичков трагически. Хуже всего было то, что «отмороженные» первоходки сумели навязать тюрьме свой порядок, больше подходивший для вольера с оголодавшими волкодавами. Здесь торжествовал сильнейший, как в джунглях. Молодняк также стал участвовать в судилищах и сурово карал новичков даже за совсем невинные проступки, совсем не подозревая о том, что тем самым нарушает правила Тюрьмы.
Воры в законе всполошились только тогда, когда зараза беспредела перекинулась на другие чалки, а за Крестами прочно укрепилась репутация кузницы петухов. В зонах для них теперь отводились не углы около входа, как было во все времена, а возводились целые бараки. Страшно было то, что они попадали в касту отверженных задолго до того, как им разъясняли тюремные традиции. И часто в запомоенных оказывались весьма перспективные пацаны.
Воры в законе больше не могли терпеть это — в крытки и зоны были направлены крепкие смотрящие и положенцы, которым сходняк дал чрезвычайные полномочия. Зарвавшиеся тюремные беспредельщики вскоре были сурово наказаны и разделили участь тех, кого они сами еще недавно унижали и презирали.
Устроившись в Крестах, Ворон отменил «прописку», пообещав сурово наказывать за ослушание. Первым, к кому он применил свою кару, был блатной по кличке Слизняк, который осмелился опустить восемнадцатилетнего паренька только за то, что тот был с ним не очень почтителен и не пожелал проходить «прописку».
Узнав об этом, Ворон, пользуясь своими привилегиями, явился вечером в камеру к Слизняку и на его веселое приветствие сурово отозвался:
— Не слышу в голосе почтения! Что это за дурная манера обращаться к коронованному запанибрата? Изволь по имени и отчеству!
— Ворон… В натуре… С каких это пор?..
— Как?! Ты не знаешь моего имени и отчества? А чего ты тогда требовал от пацана, которого опустил сегодня утром? Он тоже не знал чалкин устав, а ты ему гребень нацепил! Не по понятиям, паря… Ну-ка, мужики, повеселитесь над Слизняком вволю!
К вечеру блатной Слизняк переродился в рядового петуха, и довольные мужики пинками затолкали недавнего пахана под нары.
Штырь появился в Крестах через неделю после этого случая. В его хате верховодил вор по кличке Шмыга. Разглядев вошедшего новичка, он довольно хмыкнул под громкий хохот братвы:
— Вот этот ишак и повезет меня к параше.
Штырь попытался было сопротивляться, но, когда Шмыга все-таки запрыгнул ему на спину и воткнул пятки в бока, то, недолго думая, опрокинул наглеца прямо на парашу.
Шмыга упал на спину, разбрызгивая вонючую жидкость во все стороны. Когда он, отряхиваясь, поднялся, кто-то из мужиков со смехом бросил:
— Вот тебя ишак до самой параши и довез… как ты и просил!
— Зашкварился, Шмыга! — загалдели сидельцы со всех сторон.
— Да вы что, мужики… — опешил вор.
— А ну не подходи, зашкваренный, а то пришибем! — раздались угрожающие голоса.
— Да какой я вам зашкваренный, если бы не этот мерин…
— А ты словами не бросайся и голос на мужиков не поднимай, — высказался степенный арестант лет сорока. — Чего хотел, то и получил. А если кого-нибудь из нас попытаешься зашкварить, то до рассвета тебе не дожить… Скажем, что чифирем подавился.
О Штыре на время забыли, а он стоял, спокойный и неподвижный, словно могучий утес посреди бушующего моря, раздумывая, как ему следует вести себя дальше.
— Пусть Ворон нас рассудит! — пожелал наконец Шмыга.
— Пусть рассудит! — согласился степенный арестант. — Это его право.
Ворон появился после отбоя. В новом спортивном костюме, гладко выбритый, он, казалось, сел в тюрьму только для того, чтобы отдохнуть от городской суеты и накопить побольше сил для новых подвигов.
— Так, значит, вы говорите, мужики, что Шмыга хотел, чтобы этот новичок довез его до параши?
— Да, Ворон!
Смотрящий горестно вздохнул:
— Я тебя не узнаю, Шмыга! Что на тебя нашло? Мне ли тебе объяснять, коренному обитателю тюрьмы, что за каждое оброненное слово нужно отвечать. Ты себя повел как первогодок. Если бы мне сказали, что так поступил захарчеванный фраер, который пришел с воли и не знает наших порядков, я бы поверил… Но ты?! Шмыга, ты прекрасно знаешь, что новичку нужно растолковать правила! — Ворон ткнул пальцем в стоявшего рядом Штыря. — Это должен был сделать ты, как смотрящий хаты, для того ты и поставлен! Только после этого с него можно спрашивать. А потом, разве он «козел», чтобы возить блатаря до параши?
Ворон говорил спокойно, но его сиплый голос в примолкшей хате звучал, как колокольный набат. Или приговор.
— Ворон, я хотел пошутить, — попытался оправдаться Шмыга.
— Пошутить?.. Что я слышу? Каждая шутка имеет свои границы. Если ты таким образом пошутил бы с одним из нас, то, поверь мне, никто не оценил бы твоего остроумия. Так почему его должен понять этот парень? Ты дважды зашкваренный, Шмыга. Первый твой грех — это беспредел, а второй — ты выкупался в параше!
— Ворон…
— Я все сказал. Пошел прочь! А ты откуда? — Смотрящий повернулся к Штырю.
— Питерский.
— Питерский?! — И первый раз за время разговора лицо Ворона осветилось радостью. — Откуда именно?
— С Лиговки.
— Вот это да! — продолжал восторгаться Ворон. — Я ведь и сам с Лиговки! Знаешь что, парень, ты мне нравишься. Завтра я переговорю с Антонычем, чтобы тебя перевели ко мне. Как тебя величать?
— Кеша… Петров.
— А погоняло?
— Еще не обзавелся.
— Будешь теперь Штырем. Больно уж ты долговязый. Не обидно?
— Нет, — улыбнулся Кеша.
Штырь прожил в одной хате с Вороном четыре месяца, а потом его по этапу отправили в марийские леса. Но встреча с известным вором в законе не прошла для него бесследно, и от Ворона он успел перенять многое — умение завоевывать внимание братвы, неторопливость в суждениях. Штырь ловил себя на том, что порой сипел точно так же, как Ворон.
* * *— Я давно его не видел, хотелось бы встретиться, после того как откинусь… Передай ему об этом, — попросил Штырь.
— Передам, — отвечал Мулла.
— Где он сейчас?
— За бугром, — последовал короткий ответ. — Но я к тебе не за тем.
Заки Зайдулла вытащил клочок бумаги и протянул ее Штырю.
— Узнаешь, чей почерк?
Блатной лениво взял клочок бумаги, осмотрел его со всех сторон безо всякого интереса и вернул обратно.
— Узнаю… Ореха малява. Ну и что с того?
— А ты почитай! — мягко, но одновременно требовательно настоял Зайдулла.
Штырь, нахмурившись, стал читать. И чем дольше он вникал в текст, тем суровее становилось его лицо.
— Ну и дела, — понемногу трезвел Штырь. — Это что, на полном серьезе? Без базара?
— Мне что, перекреститься, что ли, чтобы ты поверил? — усмехнулся Мулла.
— Ну, бля буду, непонятки какие-то! — воскликнул Штырь. — Что делать-то теперь?
— Этой суке все равно не жить, — объявил Заки Зайдулла, забирая у Штыря клочок бумаги. — Вопрос решенный. Сам знаешь, тень упадет и на тех, кто с ним рядом был.
Штырь посуровел:
— Мулла, ты не играй втемную, к чему ты клонишь?
Заки Зайдулла аккуратно сложил маляву и положил ее в карман бушлата.
— Пригодится еще… Тебе, Штырь, здорово придется попотеть, чтобы отмыться. И то неизвестно, получится ли, потому что ты ближе всех к суке стоял… Извини, брат, тебя придется вызвать на толковище. А на нем, сам знаешь, крутануть бабочку не получится, фраеров там нема! — развел руками Мулла.
Штырь проглотил ком, внезапно набухший в горле.
— Что присоветуешь, Мулла?
— Тяжелое твое дело, паря, — честно признал Заки, — но выход есть!
— Говори!
— Ты можешь искупить вину… Если заткнешь этого ссученного! Это не моя воля, так решили блатари!
