Александра Маринина - Незапертая дверь
- Вы детей кормите? - осторожно спросила она.
Я вам помешала?
- Ничего, вы проходите, - женщина смигнула слезы и через силу улыбнулась. - Я буду их кормить, а вы спрашивайте, при них можно, они еще маленькие, ничего не понимают.
Женщину звали Верой, жила она с двумя детьми трех и пяти лет, не работала, поскольку бывший муж, бросивший ее, когда она была беременна вторым ребенком, много зарабатывал и щедро оплачивал содержание семьи, которую оставил ради большой и светлой любви. Из некоторых фраз и междометий Веры Настя поняла, что та всерьез рассматривала своего одинокого, хотя и не разведенного соседа как возможного будущего мужа. Гелий частенько заходил по вечерам, присоединялся к Вере, когда та гуляла с детьми, помогал по хозяйству, если нужно было что-то прибить или починить. Правда, дальше чисто соседских проявлений дружелюбия дело не зашло, но Верочка полагала, что это от набожности, а не от отсутствия симпатии к ней. Она не торопила события, тем более что боялась, как бы бывший супруг, узнав о ее новом замужестве, не отказал ей в материальной помощи.
- Гелий никогда не упоминал в разговорах с вами сатанистов? - наугад спросила Настя.
- Сатанисты? - удивилась Вера. - Нет. Я про них только в книжках читала.
- А эти книжки вам Гелий давал?
- Ну что вы! Гелий таких книжек дома не держит... то есть не держал, и не читал никогда. Это же детективы. Я их обожаю, - чуть смутившись, призналась Вера. - А почему вы спросили? Думаете, его эти сатанисты убили?
- Не знаю, - пожала плечами Настя. - Может, и они. А что читал Гелий?
- Он все больше философскую литературу предпочитал, историческую, мемуары, жизнеописания. Ну и религиозную тоже, конечно.
Вера впихнула сидящему у нее на коленях трехлетнему мальчугану последнюю ложку молочной рисовой каши.
- Вот так, - удовлетворенно промурлыкала она, - молодец, умничка. А теперь будем пить кисель.
Не спуская малыша на пол, она потянулась к рабочему столу, где стояла украшенная ярким детским рисунком чашка с киселем.
- А мне кисель? - капризно потребовала сидящая напротив кудрявая девчушка, без энтузиазма ковырявшаяся в тарелке с картофельным пюре и котлетой.
- Сначала съешь все, потом получишь, - строго ответила Вера. - Вот ведь напасть, совсем не едят, только десерты им подавай, - пожаловалась она Насте. Сладкое будут есть хоть целый день, а все остальное силой приходится впихивать. Налить вам кисельку?
- Налейте, - с благодарностью отозвалась Настя, чувствуя, что от голодных спазмов готова свалиться в обморок, а тут еще запахи такие аппетитные...
Вера, по-прежнему не отпуская маленького сына, дотянулась до сушилки, где стояли тарелки и перевернутые чашки, потом до кастрюли с киселем.
- Вот, пожалуйста, пейте. Настя с любопытством посмотрела на чашку. Вернее, это была кружка с изображением какой-то архитектурной достопримечательности. И надписью, от которой ей буквально дурно стало: "Кемерово".
- Это...
Она бессмысленно тыкала пальцем в крyжкy и никак не могла сформулировать вопрос. Ей хотелось выплеснуть из себя истерическое: "Да вы что, сговорились все достать меня этим сибирским городом?"
- Красивая кружка, правда? - безмятежно улыбнулась Вера, и тут же снова на глаза ее навернулись слезы. - Это Гелик подарил. Господи, представить себе не могу... Ну кто же мог так с ним? И дети к нему привязались...
Гелик подарил. Очень интересно. И откуда же у него сувенирная кружка из Кемерова?
- Давно он вам ее подарил?
- Недавно совсем. Он в Кемерово ездил, вот привез...
Вера окончательно расстроилась, и сидящий у нее на коленях малыш, видно, почувствовав ее состояние, скривил губенки и собрался разреветься.
- Не знаете, зачем он туда ездил?
- Он сказал, что надо было одной женщине помочь, она всех близких потеряла, муж умер, дети погибли.
Еще интересней. Уж не Клавдии ли Савельевне Симоновой ездил помогать Гелий Григорьевич Ремис? И с какой это, позвольте спросить, радости? Может быть, он вовсе и не Ремис никакой, а самый что ни на есть Юрий Симонов? И люди Богомольца его все-таки достали. Только при чем тут православный крест, вырезанный на груди? А ни при чем. Вон как с крестом-то славно получилось! И сатанистов сюда приплели, и еще бог его знает кого приплетут завтра.
- А почему Гелий принял ее судьбу близко к сердцу? Это его родственница или знакомая?
- Не знаю, - покачала головой Вера. - Он не очень-то об этом распространялся, просто сказал, что надо было помочь. Я подробности не спрашивала.
- Почему? - настойчиво повторила Настя. - Вам было неинтересно, зачем и куда он ездит? Мне казалось, что вы стремились стать ему настоящим другом, близким человеком.
- Я боялась совершить ту же ошибку, что и с первым мужем, - грустно ответила Вера. - Я во все его дела лезла, про все спрашивала, пыталась советовать, что-то обсуждать с ним. А потом выяснилось, что его это безумно раздражало. Он говорил, что мужчина должен чувствовать себя свободным и независимым, поэтому женщина не должна лезть в его дела. Мне не хотелось оттолкнуть Гелия, отпугнуть его, поэтому я старалась сама ничего не спрашивать. Что скажет - то и скажет, а допытываться я не стану.
- Еще что-нибудь об этой поездке он говорил? Например, куда конкретно ездил, в Кемерово или куда-то в область?
- Говорил, я помню. Город называл... Господи, как же его... Нет, из головы вылетело. Если вы мне назовете, я точно скажу, тот город или не тот.
Нет уж, эксперимент должен быть чистые: Слишком невероятна удача, чтобы можно было рисковать.
- У вас есть географический атлас? - спросила она у Веры.
- Есть. Принести?
- Принесите, пожалуйста.
Настя быстро перелистала атлас, нашла карту Кемеровской области, положила перед Верой.
- Посмотрите на названия городов. Вера долго всматривалась, близоруко щурясь, в мелкие буковки. Наконец ткнула пальцем в точку на карте:
- Вот. Камышов.
- Уверены?
- Совершенно уверена. Камышов. Я еще тогда ошиблась, подумала, что он говорит о Камышине, а Гелик засмеялся и сказал, что Камышин - это на его родине, в Астраханской области, а это Камышов, на Кузбассе.
- Припомните поточнее, когда он уехал и когда вернулся, - попросила Настя.
- Да чего вспоминать, я вам точно скажу. У меня двадцать седьмого мая был день рождения, это было воскресенье. Гелик с утра пораньше зашел, цветы принес, подарок. Извинился, что не сможет вечером зайти, уезжает, ключи оставил, просил цветы поливать. А вернулся в четверг, уже к ночи ближе. За ключами зашел, кружку вот эту подарил.
Настя полистала блокнот, в котором на первой странице был календарь. Четверг - тридцать первое мая. Уехал двадцать седьмого, вернулся тридцать первого. А Сережа Зарубин говорил, что в конце мая в Камышове объявился неизвестный, хлопотавший об осиротевшей Клавдии Симоновой. Все сходится. Только непонятно, как же его в городе никто не узнал, если Ремис - это все-таки Симонов? Так не бывает. Впрочем, почему не бывает? Заплати побольше, найди врача получше, и сам себя не узнаешь.
Но если предположить, что Симонов сделал пластическую операцию, то надо идти дальше в рассуждениях. Просто так никто этого не делает. Видно, обстоятельства сложились очень уж неблагоприятно для Юрия Симонова, если он сначала инсценировал собственную гибель от взрыва на шахте, а потом изменил внешность и приобрел новые документы. Чем же он так страшно провинился перед Богомольцем и его командой? Нет, Сережке Зарубину явно еще рано уезжать из Кемерова, там работы непочатый край.
- Вот теперь всё, - с облегчением сказала она, забираясь в машину. Теперь едем домой.
- Это куда? - задал водитель совершенно справедливый вопрос.
- Щелковское шоссе. И если будем проезжать приличный супермаркет или кулинарию - остановимся, ладно? У меня дома - шаром покати.
- Сделаем, - водитель лихо заложил крутой вираж и выехал из грязного захламленного двора.
Глава 16
То, что условно можно было назвать жареными отбивными, было готово к приходу Короткова и стояло на блюде в центре стола в обрамлении отваренного молодого картофеля, посыпанного укропом и политого маслом. Пахло вкусно, но по всем остальным параметрам квалификационным требованиям вряд ли отвечало. Мясо оказалось жестким и ощутимо пересоленным.
- Несъедобно, да? - виновато спросила Настя, с трудом прожевав первый кусок.
- Ничего, сойдет, - великодушно откликнулся Коротков. - Главное - ты старалась. И потом, когда я голодный, я вкус плохо различаю. Вот сейчас первый голод удушу и расскажу тебе про Павла Щербину. Получишь массу удовольствия.
Процесс удушения голода много времени не занял, жевал Юра с невероятной скоростью, перемалывая крепкими зубами жесткие куски мяса и сдабривая их душистой картошечкой.
