Татьяна Степанова - Прощание с кошмаром
— А что вы на меня так смотрите?
— Я? А мы ведь с вами встречались. Не помните? Вот, вы даже визитку мне свою дали. — Катя достала из сумочки белый кусочек картона с виньеткой.
— Встречались? Где же?
— А магазин такой восточный на Варшавке — сувениры, благовония, пряности.
— А-а, — он смотрел на Катю и.., она видела — не мог (или не хотел) ее вспомнить. «Странные какие глаза у него, — подумалось ей. — Уплывающие, словно дым…» — Извините. Память коварные шутки шутит в последнее время. Старею, что ли?
Она чувствовала: между Белогуровым и ею — словно непроницаемая стеклянная стена. Он отгорожен этой стеной от них ото всех — и от клиентов, и от бармена, и от Рея Чарлза, и от той вон парочки каких-то полубогемных прикольщиков, что гнездились за угловым столиком и посасывают пиво… Он смотрит на них, слушает их, отвечает на их вопросы разумно и по-деловому, но при всем этом — он словно никого из них не видит в упор. Смотрит сквозь них, сквозь эту призрачную стену, различая за ней лишь… Что? Этого Катя не знала. Возможно — свой собственный смутный силуэт, свое отражение в стекле, свое второе "я", как тот его блистательный компаньон Егор Дивиторский, которого словно Нарцисса из мифа завораживают гладкие полированные поверхности и зеркала. «Почему же он пришел тогда в милицию? Зачем сдал нам этого иконокрада? Что заставило его так поступить? — снова подумала Катя. — Что же?»
— Сегодня вечером вам позвонят. — Кравченко был сама деловитость. — Личный секретарь господина Чугунова — она сообщит окончательный ответ. Думаю, он согласится на ваши условия. Они, мне кажется, вполне приемлемы. Конечно, не хотелось бы связываться ни с какими аукционами, Иван Григорьевич. Сыскали бы вы нам по своим каналам какого-нибудь тихого старичка-коллекционера с этим альбомчиком, потолковали бы с ним по душам, уговорили… Вот скажите, этот альбом Григорьева — ваш компаньон, кажется, в прошлый раз уточнил: у этой книги был ограниченный тираж… Но это реально найти эту вещь тут, у наших коллекционеров, а не за бугром?
— Думаю, что да. Я наведу справки, как только получу от вашего шефа конкретный ответ — согласен ли он.
— Но это не совсем пристойная вещь, не так ли? — кротко спросила Катя.
Белогуров покосился на нее.
— Ну, я бы так не сказал.
— Мне в тот раз показалось — нечто в духе Тулуз-Лотрека.
— У Тулуз-Лотрека было много работ. Какие конкретно вы имеете в виду?
— Те картины, например, что находятся в частных собраниях и никогда не выставлялись.
— Откровенная порнография? Таких вещей у этого карлика с герцогским титулом было немного. Даже полотна, написанные им в парижских публичных домах с натуры, в большинстве своем вполне невинны. Григорьева же вообще не интересовала такая постановка вопроса. Он не ставил себе задачу эпатировать зрителя непристойностью. Его просто интересовал интимный мир женщин.
— А вас не удивляет, что шеф моего мужа остановил свой выбор именно на этом альбоме? — спросила Катя.
— Нет.
Она видела: это его действительно не удивляет. Он привык. Или опять-таки — ему наплевать?
— Ну, значит, так, — Кравченко широко улыбнулся Белогурову. — Я информирую Василь Василича, а вы ждете нашего звонка. И уж исходя из его содержания… И самое последнее, пока не забыл: если договоримся, и вещь окажется у кого-то из известных вам коллекционеров, и вы ее отыщете для нас — прежде чем с ее приобретением что-то решить окончательно, вы позволите нам с женой взглянуть на нее, прежде чем ввязывать в дело эксперта-оценщика?
— Конечно. Я не продаю кота в мешке. Я привезу вас к продавцу. Или вы и он приедете ко мне в галерею, — Белогуров кивнул равнодушно. — Рад был познакомиться. Рад буду помочь. И рад буду впредь сотрудничать. Поклон от меня Василию Васильевичу. Кстати, как его здоровье? Слышал тут как-то в одном месте, что с ним что-то…
Кравченко развел руками: мол, без комментариев. Пойми меня правильно, уважаемый. Белогуров понял; Они вышли из бара вместе (расплачивался Белогуров) и расстались в вестибюле.
— Я хочу посмотреть, куда он отсюда тронется, — сказала Катя, когда они сели в машину. — Давай-ка встань во-он там. Подождем его.
— Ну, и каковы впечатления? — Кравченко прикурил. — Довольна? Или тебе все мало? — Ничего необычного в поведений вроде бы нет. Только вот какая-то странная апатия ко всему, и пьет… Первый раз видит клиентов, сделка вроде бы крупная замаячила, а он… В таком фужере — он ведь, кажется, для шампанского — сколько грамм?
— Двести пятьдесят.
— Двести пятьдесят граммов коньяка?! Целый стакан?!
— А что, много, что ли? — Кравченко хмыкнул. — Этот Белогуров — парень здоровый. Только рыхлый. Мускулы как кисель. Интеллигентик!
Они ждали минут двадцать. Потом увидели его. Белогуров спустился по ступенькам, подошел к припаркованной на углу вишневой иномарке с тонированными стеклами. «Та самая, — отметила Катя, — „Хонда“ вроде — Воронов говорил». Белогуров сел за руль.
— Поехали за ним! — Катя так и загорелась. — Надо же какой, напился и едет. Еще задавит кого-нибудь. Поехали скорее!
— Нет, — Кравченко не тронул машину с места. — За ним мы не поедем.
— Почему? Я хочу узнать, куда он такой пьяный! собрался? Ну, пожалуйста, давай за ним!
— За ним не поедем. Почему — подумай сама. Этом был бы неверный ход.
— Он нас, точнее, тебя заметит?
— Не думаю. Но рисковать не стоит. Можем только все испортить. А потом такая слежка,. Катька, это игрушки для дефективных.
Катя сначала надулась, но потом решила: а может, Вадька и прав. Нечего пороть горячку, действительно можно навредить.
Она была бы чрезвычайно удивлена, узнав, куда именно направился Белогуров после беседы с ними. Через четверть часа он уже парковал «Хонду» на углу Никитской улицы.., возле здания ГУВД. Дело в том, что на руках у него была повестка с вызовом на 14.00 к следователю со смешной фамилией Ластиков.
Вчера вечером он звонил Белогурову в галерею, просил приехать для «оформления процессуальных документов». Ведь в деле иконокрада Могильного Белогуров по-прежнему оставался главным свидетелем обвинения.
Ластиков заказал ему пропуск и ждал на вахте у патрульного милиционера у бюро пропусков.
— Иван Григорьевич, и вы здесь, день добрый! Белогуров медленно обернулся: кто-то тронул его за плечо. А, это тот майор из розыска — Колосов его фамилия. Он только что вошел с улицы. Улыбается дружески, руку жмет… Рядом с ним какой-то тип в джинсах и черной щегольской рубашке с золотой цепочкой на шее (то был Свидерко), и с ними же…
Белогуров неожиданно для себя узнал в человеке, который пришел вместе с Колосовым… Константина Крайнева. Последний раз, помнится, они встречались в «Колорадо». И Шурка Марсиянов, и Пекин еще тогда были живы…
— Иван Григорьевич, нам с вами на второй этаж. Следственное управление там, — следователь Ластиков вежливо пропустил его вперед, — я вас не задержу, не беспокойтесь. Формальность!
Белогуров видел: Крайнева эти двое уводят куда-то по коридору. Племянник Салтычихи вдруг оглянулся. Потом оглянулся и во второй раз. Они встретились с Белогуровым взглядами.
26
В ПУСТЫНЕ
Кравченко довез Катю до Охотного ряда и умчался. Она заторопилась: столько дел брошено на самотек — пожалуй, до вечера теперь не управиться. Однако мыслями она все время возвращалась к Белогурову и…Вот увидела она этого человека, задала пару вопросов, и он своими безучастными ответами и апатичным поведением словно разочаровал ее. Усталый, равнодушный, холодный. Запах алкоголя и дорогой парфюмерии, яркий фирменный галстук. Это все, что ей запомнилось в нем. А лицо его, которое она всего час назад так внимательно изучала, снова ускользало из памяти.
Катя поднялась в кабинет, занялась текущими делами, но думала по-прежнему о своем. Ее уже начинали терзать сомнения: а не напрасно ли они с Вадькой затеяли всю эту глупую «инсценировку»? Она злилась на себя за подобное непостоянство: надо же, легкость мысли необыкновенная! Однако… Разочарование завладевало ее душой все сильнее и сильнее. Этот человек ее разочаровал. Он совершенно не был похож на…
Неожиданно Катя вспомнила свой последний разговор с Мещерским. Ее в тот вечер обескуражила и тоже разочаровала странная Сережкина апатия: поначалу вроде бы заинтересовавшись необычным делом, он вдруг разом охладел к нему. Когда же произошла в нем эта разительная перемена? В момент, когда она, Катя, с упорством одержимого начала внушать ему, что с «Жигулями» Белогурова и компании что-то не так. Сережка же, едва она заводила речь об этих своих подозрениях, начинал явно скучать. А ведь перед этим он немало вечеров просидел в Ленинке, что-то искал там в книгах (каких, интересно?). Искал ответ на какой-то вопрос, который, возможно, возник у него в процессе ознакомления с результатами судебно-медицинской экспертизы обезглавленных трупов. Мещерский искал ответ, быть может, не точный, а примерный, пытался провести некие параллели (между чем и чем, интересно?) и… Катя тогда сделала вывод: не нашел ничего, поэтому и отступился. Но, быть может, она ошиблась? Ведь Сережка — уж такой он человек, — раз за что-то взялся, обязательно доведет до конца… Ответ он, возможно, все же нашел, но… Но, видимо, этот ответ совершенно не вписывался в некую новую логическую схему, предложенную…
