Сергей Волошин - Бойцовые псы
— Ну да, а ты здесь ни при чём, — устало сказал Григорий Теймуразович. — Ты, Наумчик, опять за своё — я не я, и лошадь не моя… А кто бы ещё создал твоему банку имидж надежности и респектабельности, если бы не известные всей стране люди, которых привлёк, благодаря своему обаянию, покойный Валерочка?
— Но люди спрашивают, как теперь будет с их деньгами…
— И правильно делают! Вот и я тебя спрошу: что теперь будет с моими деньгами?
— Вы бы, Гришенька, меньше спрашивали, а больше делали! С вашими-то неограниченными связями и возможностями… Кстати, узнали бы, откуда и почему идет этот накат на мой банк, в котором лежат ваши деньги.
— Понял тебя, Наумчик, очень хорошо понял… — недовольно сказал Григорий Теймуразович.
— Остальное обговорим сегодня после похорон, как я понимаю? — спросил Наум Семенович, прежде чем положить трубку.
— Разве похороны сегодня? — спросил Григорий Теймуразович, присев на кушетке, где двумя днями раньше покойный Валерий Эдуардович развлекался с его секретаршей Люсей.
— А вам разве вчера не передали приглашение? — . удивился в свою очередь Киевский.
— А кого, дорогой, ты в таком случае вообще пригласил? — оскорбился Григорий Теймуразович.
— Уважаемых людей, деятелей науки, искусства и культуры…
— Это вкладчиков, что ли? — не понял хозяин.
— И не только. Будет много уважаемых людей. И если вас почему-то забыли пригласить, то примите мои извинения и уверения, что это больше не повторится.
— Я тебя, Наумчик, про другое спросил: всех ли ваших вкладчиков ты пригласил на похороны бедного Валерочки?
— Нет, конечно… Судите сами, можно ли приглашать на одно мероприятие представителей разных структур с прямо противоположными задачами… Как-то неудобно, согласитесь, сажать за один стол представителей правоохранительных органов и их оппонентов, коими они по долгу службы интересуются. Не случится ли в результате таких непродуманных действий определённая коллизия, в результате которой…
— А деньги от них тебе удобно было брать? — не выдержал Григорий Теймуразович.
— Но, согласитесь, мы принимали вклады от людей, вовсе не интересуясь их анкетами и справками с места работы. Это не наше задача. Меня другое беспокоит. Не внесет ли эта несовместимость ненужную напряженность и дополнительный драматизм в это ритуальное мероприятие… Вы понимаете меня?
— Хватит блеять, дорогой! — не выдержал Григорий Теймуразович, в результате чего банкир испуганно замолчал. — Слушай сюда и запоминай! Пригласишь — всех! Ты меня понял? Я тоже хочу знать, все мы хотим знать, почему ситуация в Москве вышла из-под контроля. Я правильно говорю?
— Думаю, да… — важно сказал Киевский. — Думаю, такая акция по примирению и поиску выхода из создавшейся ситуации…
— Опять ты не о том! — решительно прервал его Григорий Теймуразович. — Тебя слушать — только зря время терять.
— Я всё понял… — засуетился Наум Семенович. — Вас понял! И вырывающие у меня трубку Генрих Николаевич Борисов и Лев Терентьевич Карамышев — тоже. Лева, кстати, передает вам большой привет.
— А Генрих? — подозрительно спросил Григорий Теймуразович. — Воздерживается? И это после всего, что я для него сделал?
— Генрих как раз всецело присоединяется, — сказал в трубку Генрих Николаевич. — Это наш обожаемый председатель после всех несчастий, обрушившихся на его бедную голову, стал забываться и заговариваться. Вот и вам забыл передать сначала приглашение, а потом и мой привет.
— Как у него с супругой? — сочувственно спросил Григорий Теймуразович. — Наладилось, нет? Может, чем помочь, посодействовать? А то молодые жены народ специфический в нашем-то возрасте.
— Вы и это знаете, — уважительно присвистнул Генрих Николаевич.
— Считаю своим долгом, — вздохнул хозяин, — всех друзей помнить, ни о ком не забывать. Кто мне должен, кому я должен — разве можно жить иначе?
— Чем ты, уважаемый Григорий Теймуразович, можешь мне помочь? — спросил Наум Семенович, снова взяв нити разговора в свои руки. — У меня столько друзей в последнее время объявилось, и все хотят помочь мне и моей жене…
— Это тяжелая проблема, когда столько сочувствующих такому горю, — лукаво улыбнулся Григорий Теймуразович. — Раньше надо было думать, пока их мало было.
…На похороны бедного Пирожникова собрались почти все его вкладчики, хотя приглашены были далеко не все.
Деятели культуры держались особняком, боязливо поглядывая на прикинутых парней — с золотыми цепями на шее и с татуировками на руках; эти, в свою очередь, хмуро разглядывали прочих участников печального сборища, в основном в штатском, с выправкой; последние, напротив, старались и вовсе ни на кого не смотреть…
В воздухе сгущалось нечто тревожное и зловещее, обусловленное наметившимся противостоянием. Вот почему пугливые представители богемы постарались побыстрее произнести свои речи, а засим дружно откланяться, отказавшись от поминок и сославшись на творческую загруженность. За ними последовали и члены правления банка… Седов, подумав, остался. Здесь он был своим.
Поэтому на поминки в банкетный зал ресторана «У Фомы» народ пришел в основном малоизвестный и на общественное внимание не претендующий, зато знающий толк в предстоящем ритуале. Те, что в штатском, не сговариваясь, сели по одну сторону стола, авторитеты — по другую.
Григорий Теймуразович, как представитель нации, наиболее преуспевшей в культуре застолья, взял на себя роль тамады.
— Тут собрались все хорошо знавшие покойного Валерочку, но зачастую знающие друг друга лишь понаслышке, — сказал он во вступительном слове.
— Будем знакомы, — сказал Леха (как же такое со бытие — и без него, одного из крупнейших вкладчиков банка) и поднял фужер с водкой в знак приветствия, подмигнув при этом сидящему напротив грузному седовласому мужику в штатском.
— Я не закончил, — поморщился Григорий Теймуразович. — Что я собирался сказать о покойном? Это был человек, не побоюсь этого слова, из светлого будущего, хорошо понимавший необходимость единения и взаимопонимания российской общественности, раздираемого внутренними противоречиями… Ещё когда-то один мудрец провозгласил: если не можешь победить противника, то постарайся к нему присоединиться…
— Кто и к кому? — снова перебил Леха, когда-то успевший изрядно захмелеть.
— Помолчи… — Сидевший рядом Седов отодвинул от него фужер.
— Ещё одно слово, — негромко сказал сосед тамады, склонившись к Лехе через стол, — и ты, дорогой, вылетишь у меня на десять метров впереди своего визга! Тут приличные, уважаемые люди сидят, ты понял меня?
И поднял для убедительности характерную кисть каратиста — всю в мозолях и шишках — выше головы.
— Молчу, — мотнул Леха бедовой головой. — Вас понял. И ты, Альча, помолчи. Иначе взвизгнуть не успеешь.
— Кончай базар! — ощерились братки на Леху. — Человек правильно говорит. Чего нам всем делить? На одном языке разговариваем, одну и ту же кристалловскую водяру потребляем.
Одеревенелые люди в штатском непроницаемо молчали, хотя, надо думать, времени не теряли. Изучающе разглядывали своих визави. Возможно, даже жалели, что явились сюда без табельного оружия и ордеров на арест.
— Именно поэтому наш дорогой друг, который так рано ушел от нас, не довершив всего им задуманного, собрал на свои похороны столько сильных, настоящих мужчин, уважаемых людей. Беда только, что далеко не все из них, в силу сложившихся обстоятельств, смогли реализоваться так, как бы они хотели, и потому вынуждены были, в знак протеста, встать на путь борьбы с обществом, которое им в этом помешало…
Оратор закашлялся, едва преодолев последнюю фразу, а присутствующие недоуменно переглянулись — о ком это он? И о чём?
— Покойный Валера сумел найти ту точку соприкосновения, где совпадают интересы и деятелей науки и культуры, которых знает вся Россия, и тех, кого она оттолкнула. Так выпьем же за тех из нас, кто сможет поднять знамя, которое уронил наш незабвенный друг, и продолжить это благородное движение к достижению согласия…
При последних словах Григорий Теймуразович горестно вздохнул и сел, махнув рукой.
Все молча выпили, обменявшись заинтересованными взглядами.
— Здорово он это сказал, — проговорил на ухо Седову Леха. — Я только не врубился, про чего он все это.
— Про наши бабки, что они нас должны объединять, а они только разъединяют, — пожал плечами Александр Петрович. — Наверно, так.
— Ладно… — вздохнул Григорий Теймуразович, налив себе ещё полфужера. — Помянули, а теперь к делу, пока трезвые. Будем говорить прямо. Мы все, здесь присутствующие, стали объектом охоты. Убивают и тех, кто по эту сторону стола, и тех, кто по ту. А мы до сих пор так и не знаем, кто этот охотник… Начнём по порядку. На чьей территории, хотел бы я знать, убили Валеру? Кто за нее отвечает?
