Лейф Перссон - Подлинная история носа Пиноккио
– Толкут воду в ступе, – красноречиво пожал плечами Бек-стрём. – Если ни у кого нет ничего добавить, я сам хотел бы кое-что рассказать. Когда требуется сделать омлет, надо разбить яйца, – продолжил он. – Сейчас самое время начать колоть яйца, и я собирался попросить Надю объяснить, что имею в виду. Но сначала мы немного разомнем ноги, – закончил Бекстрём и поднялся.
91Перерыв, как обычно, затянулся, и самая заядлая курильщица попыталась незаметно проскользнуть в совещательную комнату через шестнадцать минут с виноватой улыбкой на губах. Бекстрём одарил ее злым взглядом и, чтобы еще больше подчеркнуть свое недовольство, постучал указательным пальцем по наручным часам.
– Я получил информацию от своего осведомителя в эти выходные и попросил Надю помочь мне с ней. Если нам повезет, у нас, пожалуй, будет мотив убийства Эрикссона. Помните дело с бароном фон Комером, получившим взбучку перед Дроттнингхольмским театром? У нас в дежурной части по этому поводу еще оставили анонимное заявление? Йенни занималась им четырнадцать дней назад? Само нападение имело место вечером 19 мая.
– Он еще отрицает, что его избили, – сказала Анника Карлссон и мрачно посмотрела на свою молодую коллегу Йенни Рогерссон.
– Точно, – подтвердил Бекстрём. – Тот же заявитель снова дал знать о себе перед выходными, и по его утверждению с бароном столь грубо разобрался Эрикссон. Наш анонимный заявитель узнал адвоката по фотографиям, опубликованным в газетах после убийства. Подробности вы можете получить от Йенни.
– Но почему тогда он отрицает сам факт? Что ему надавали по морде, я имею в виду, – спросил Стигсон.
– Я как раз перехожу к этому, – сказал Бекстрём. – По данным моего осведомителя речь идет о мошенничествах в связи с некоей сделкой с произведениями искусства. Эрикссон получил задание от своего клиента продать несколько картин и использовал фон Комера для выполнения практической стороны дела. Барон попытался надуть Эрикссона, а тот обнаружил, чем он занимается. Поколотил его, забрал назад картины и деньги, на которые его надули. Девятьсот шестьдесят две тысячи крон, если верить моему источнику информации, что бесспорно выглядит интересным совпадением, если вспомнить о пачках купюр, найденных нами в письменном столе Эрикссона. Также эти данные объясняют содержимое картонных коробок, которые Эрикссон приносит к себе домой перед выходными, когда его убили, и которые преступники выносят оттуда пару дней спустя.
– По-твоему, фон Комер забрал назад картины? – спросила Лиза Ламм и кивнула восторженно. – И прихватил с собой Ока-ре и какого-то его дружка, чтобы не получить по морде еще раз? А Гарсия Гомез появляется только при повторном визите на место преступления? Поскольку они забыли что-то в первый раз?
– В качестве гипотезы это ведь выглядит вполне правдоподобно, – кивнул Бекстрём.
– Но подожди, – возразил Альм с другого конца длинного стола. – Почему они тогда оставляют деньги? Миллион, его ведь они тоже должны были забрать с собой.
– О них, например, могли забыть в суматохе, начавшейся, когда Эрикссон открывает неистовую пальбу и потом его забивают насмерть, – предположил Бекстрём.
«Попробуй-ка сам поработать мозгами», – подумал он.
– Кроме того, собака поднимает страшный шум. Пальба, вопли и крики, кто-то звонит нам, и мы ведь вскоре могли появиться, нельзя, по крайней мере, такое исключать. Это в качестве ответа на твой вопрос, – продолжил Бекстрём и ожег Альма злым взглядом. – В подобной ситуации люди обычно забывают сделать то или другое.
– Я услышал тебя, Бекстрём, – сказал Альм. – Но мне ужасно трудно поверить, что барон мог бы связаться с типами вроде Фредрика Окаре и Ангела Гарсия Гомеза. Очень трудно.
– Случаются вещи и похуже! Я и понятия не имел, что ты знаешь фон Комера, – проворчал Бекстрём и снова зло посмотрел на Альма.
– Что скажешь ты, Надя? – вмешалась Утка Карлссон.
– Я согласна с Бекстрёмом, и на то есть, прежде всего, три причины, – констатировала Надя Хёгберг.
Три причины Нади. Во-первых, эта гипотеза объясняла таинственную запись, которую Эрикссон сделал в своем компьютере за неделю до того, как его убили.
– Согласно тому, что Эрикссон написал в нем, Фонкоман… так он называет фон Комера… попытался надуть его почти на миллион. Прямая цитата гласит: «Фонкоман явно попытался надуть меня почти на лям». Конец цитаты, и это первая причина.
– Какая же тогда вторая? – спросила Лиза Ламм.
Второй причиной были расчеты, сделанные Эрикссоном на той же странице. Они показали разницу между оплатой в фунтах и оплатой в кронах за продажу картины, о которой шла речь. Окончательная сумма составила девятьсот шестьдесят две тысячи крон за вычетом обычных комиссионных продавцу и налогов.
– Вчера вечером после разговора с шефом я позвонила в Лондон моему старому коллеге, занимающемуся мошенничествами в сфере произведений искусств, – сказала Надя. – Он переговорил со своими контактными лицами из аукционного дома Сотбис уже вчера вечером, и сегодня утром они переслали мне по электронной почте копию счета в английских фунтах, ранее отправленного фон Комеру. И с которым тот в свою очередь поработал, изменив фунты на шведские кроны, что дало разницу в девятьсот шестьдесят две тысячи.
– И его, но в шведских кронах, фон Комер использовал для отчета перед Эрикссоном…
– Я его нашла уже вчера, – перебила Надя Лизу Ламм и кивнула ей дружелюбно. – Он лежал в одной из папок, изъятых нами из офиса Эрикссона.
– Тебе удалось узнать, от кого Эрикссон получил это задание? – спросила Лиза Ламм.
– Нет, – ответила Надя. – Самое простое еще раз допросить его компаньона Даниэльссона. Если Эрикссон получал какое-то задание, то в адвокатском бюро наверняка имеется доверенность. Надо надеяться, разные счета тоже. На комиссионные бюро, в любом случае.
– Хорошо, – сказала Лиза Ламм. – Мы снова допросим Даниэльссона на сей счет. Плюс других в их фирме, кто может что-то знать об этом деле.
– Я взяла на заметку, – кивнула Анника Карлссон.
– Я также согласна с Бекстрёмом относительно содержимого белых картонных коробок, – продолжила Надя. – Всего мы говорим об одиннадцати иконах из исходных пятнадцати, и их размеры я получила с помощью шефа. И на все, если их переносить, требуется, по меньшей мере, пара таких картонок. И вот третья причина, почему я думаю, как Бекстрём. Общая стоимость всех картин, в любом случае, примерно три миллиона. Вполне реальный мотив, – закончила Надя, кивнув Альму.
«А русская неплоха, – подумал Бекстрём. – И не промах попить водки тоже. Да и внешностью не подкачала».
– Интересно, – заметила Лиза Ламм с довольной миной. – Исходя из того, что ты уже рассказала, похоже, у нас есть все основания привлечь фон Комера, по крайней мере, за попытку мошенничества в крупных размерах. Этого в любом случае хватит для предъявления обвинения.
– Нам надо поговорить с его банком, – предложила Надя. – Попытаться выяснить, не снимал ли он миллион наличными в последнее время. Кроме того, будь на то моя воля, я конфисковала бы его компьютер, чтобы мы могли проверить, не манипулировал ли он с каким-то счетом. И все иное, что он, возможно, вытворял. Кто знает? Если нам повезет, картины находятся у него дома, засунутые в подвал. Подобное раньше случалось.
– Я разделяю твое мнение, – согласилась Лиза Ламм. – В каком порядке ты предлагаешь разобраться с этим, Бекстрём?
– Начнем с банка, – сказал комиссар. – И этим займемся сразу же. Завтра рано утром поедем и заберем фон Комера и одновременно сделаем обыск у него дома. Прихватим компьютер барона и все прочее интересное, о чем Надя сейчас говорила. С обвинением в убийстве мы пока подождем, пусть сначала посидит здесь и объяснит все остальное.
– Прелюдия, – сказала Лиза Ламм с восторженной миной.
– Точно, – согласил Бекстрём. – Если надо приготовить омлет, сначала следует разбить яйца.
«Стоит позвонить моему репортеру, чтобы он смог сделать несколько хороших фотографий с обыска, лучше на фоне дворца Дроттнингхольм. Это точно информация на шестизначную цифру», – подумал он.
Лучший друг короля…
92«Остается одна практическая проблема, – подумал Бекстрём, как только вошел в свою комнату и закрыл за собой дверь. – Чтобы чертов высокородный педик не начал болтать о Пиноккио и его длинном носе. Проще всего, конечно, мне самому допросить его, и чтобы мы сосредоточились на всем другом. А потом я запугаю его до смерти. Пусть так и будет», – решил Бекстрём, и в то самое мгновение в его дверь, естественно, постучали.
– Что я могу сделать для тебя, Росита? – спросил Бекстрём.
«Не к добру», – огорчился он. Ее визит сам по себе не предвещал ничего хорошего, а тут она еще явно находилась в плену радостного возбуждения.