Анатолий Афанасьев - Одиночество героя
Достал из нищенской сумы полевой бинокль, усиленный цейсовской оптикой, приладился поверх бака: объект устроился на заднем сиденье «жигуленка» и, судя по расслабленной позе, спал. Филя отрегулировал наводку: да, глаза закрыты, голова свесилась на грудь. Что ж, понятно, после утомительной ночи часок вздремнуть — самое оно.
Попробовал по мобильному аппарату связаться с благодетелем и работодателем — не получилось. Зато дозвонился до начальника безопасности Хабибулина. Доложил, что выполняет персональное задание, и поинтересовался, как закончилась стрелка. Хабибулин раздраженно ответил:
— Трупаки собираем.
— У кого больше? — полюбопытствовал Филя. Начальник психанул:
— Ты еще будешь мне нервы дергать, мент!
— Надеюсь, Валерий Павлович не пострадали?
— Он — нет. Саню Бубона угрохали.
— Какая беда, — заухал Филя. — Какая беда непоправимая! Такой хороший человек!
— У тебя все, мент?
Хабибулин знал, что Филя ходит у босса в любимчиках, поэтому разговаривал с ним более резко, чем с другими. Филя его понимал.
— Да я почему беспокою, хозяин велел держать в курсе. Не сочтите за труд, господин Хабибулин, передайте Валерию Павловичу: птичка, дескать, не улетит. Пусть не сомневается. Доведу до места, сообщу.
Хабибулин буркнул что-то неразборчивое и отключился.
Филя поглядел в бинокль: объект спал. Лицо строгое, собранное. Никого не боится. Безусловно очень крупный зверь. Рангом близко к самому Валерику.
Филя закурил, устроился поудобнее, кепарь надвинул на глаза — приготовился к продолжительному бдению.
Глава 6
Ровно в восемь, к утренней побудке, Климов вошел в больницу. В приемном покое его попытался задержать дюжий дядек в черном рабочем халате.
— Ты чо, парень? Куды в такую рань?
— На консультацию, — сухо бросил Климов и одарил бдительного сторожа пятеркой, что сразу сделало его появление легитимным.
Витю Старцева он застал бодрствующим, с градусником под мышкой.
— Готов, Вить? — спросил с порога. Юноша сбросил с себя одеяло. Улыбался, как царский пятиалтынный. Оказывается, лежал в тренировочном костюме.
— Не думал, что обману?
— Вы не из тех, кто обманывает, — молодой человек начал спускаться с кровати. Климов ему помог. У Виктора не оказалось подходящей обуви, только казенные больничные шлепанцы.
Соседи завозились. Один, пожилой, с синюшным лицом, укоризненно заметил:
— Не дело задумали, солдатики. Это же побег.
— Нет, — возразил Климов. — С врачом согласовано. Действуем по договоренности.
Мужчина не унялся:
— Куда ему ехать в таком виде. Лежать надобно, лечиться. У него грудь пробитая. Околеет в дороге.
— Иван Иванович, — улыбнулся Витя. — Мне на воле лучше станет. Отдышусь.
В палате завязался спор, а Климовым вдруг овладело радостное, редкое чувство, что одна беда миновала, а следующая, возможно, не скоро. Он знал, что это ложное ощущение, но все равно хорошо. Как в детстве перед каким-нибудь праздником.
— Ладно, — решил он, — носки у тебя теплые, ботинки купим где-нибудь.
— Зачем покупать. Вся одежда внизу, в подвале, у тети Нюры. Я с ней договорился. Она отдаст.
Спор в палате принял философский оттенок. Иван Иванович утверждал, что помирать лучше всего в постели, на чистых простынях, в окружении надежного медперсонала, но два других мужика, оба бородатые и тоже в годах, настаивали на том, что самая завидная смерть, — когда рубанут колуном по темени, так что не успеешь перекреститься.
— Нет, нет, не волнуйтесь.
— Что-то вроде ты грустный? К отцу едем, на природу. Взбодрись.
Москва только начинала просыпаться. Утро ясное, с голубоватой дымкой. Парило словно в лугах. Климов смешливо покосился на попутчика.
— Чем занимаешься, Витя, когда в больнице не лежишь? В школе учишься?
— В колледже. Теперь называется — колледж. Но я там не учусь. Только, пожалуйста, не говорите отцу. Он расстроится.
— Значит, учебу бросил?
— Да какая учеба, обман один. Колледж готовит менеджеров. Вы знаете, что такое — менеджер?
— Приблизительно.
— В этом заведении взрослые, умные, образованные и, наверное, нормальные люди внушают ученикам, как по науке изымать деньги у простаков. Три года подряд, представляете? Кто этим искусством овладеет, тот становится менеджером. Скучно и гнусно, не по мне.
— Зачем же пошел туда?
— Какая разница, куда идти… Не хотел обижать матушку. Ей приятно, а мне…
— Но все же не выдержал?
— Да, не выдержал, — мальчик виновато улыбнулся.
— Признаться все равно придется.
— Конечно. Все откладываю со дня на день.
либо смерть от инфаркта, тоже мгновенная. Однако все трое спорщиков сходились во мнении, что Витя валяет дурака, удирая до завтрака, который по чьему-то недосмотру сохранился от Советской власти бесплатным, хотя уже доказано, что дармовым бывает только сыр в мышеловке.
Витя ласково со всеми попрощался, поблагодарил за дружбу.
Спустились в подвал за одеждой. Баба Нюра, седенький голубоглазый одуванчик, выскочила навстречу, что-то суматошно залепетала и неожиданно поцеловала Витину руку. Тот смутился, спрятав глаза от Климова.
— Не совсем нормальная, — шепнул по секрету. — За кого-то другого меня принимает.
Переоделся в Нюриной подсобке, и пока, переодевался, Климов получил от старухи наставление.
— Береги его, мил человек. Большое счастье, что он объявился. Теперь непременно дождемся светлых дней.
— Да кто же он такой?
— А то не ведаешь? — подмигнула Нюра.
Без всяких затруднений вышли на улицу, сели в машину. Витя ее узнал, но ничего не спросил. Климов сам объяснил:
— Батя твой напрокат дал.
Едва отъехали, мальчик враз побледнел, хотя он и без того был белокожий, как девушка.
— Болит? — спросил Климов озабоченно.
С Комсомольского проспекта Климов соскочил на набережную, развернулся против правил, нырнул в какой-то переулок, там еще раз развернулся и на скорости помчался в обратную сторону.
— Небольшой аттракцион, — предупредил он Витю. — Держись покрепче.
Со стороны набережной им навстречу, тоже на приличном разгоне, вылетел белый пикап. Климов перехватил его в таком месте, где двум машинам никак не разойтись. Пикап не выдержал внезапной лобовой атаки, вильнул вбок и юзом, с ужасным скрежетом вклинился в промежуток между «жигуленком» и двухэтажным кирпичным домом, как в бутылочную горловину.
— Ловко я его, а? — похвалился Климов. Выскочил из машины и в три прыжка оказался возле пикапа. Рванул дверцу и за шиворот выволок на волю Филю Панкова.
— Как вы смеете, — завопил тот дурным голосом. — Что вам надо?! Караул!
— Не напрягайся, сынок, — посоветовал Климов. — Я тебя не обижу.
Прижатый к стене, ощутивший чудовищную мощь Климова, Филя Панков продолжал изображать недоумка.
— Кто вы такой? Что вам угодно? Милиция! Милиция!
— Не верещи, хватит… Скажи лучше, на кого работаешь? На Валерика?
— Вы сумасшедший! Оставьте меня!
Климов отступил на шаг, и бедный Филя сполз по стене вниз с таким ощущением, будто из него выкачали воздух. Но не потерял самообладания. Его лицо с выпученными глазами выражало такое искреннее возмущение, что его игре позавидовал бы гениальный Михаил Ульянов, сумевший вывести на одну сцену маршала Жукова и рыночного подголоска. Климов так и оценил:
— Удивительное перевоплощение: полный идиот! Но зря стараешься. Я тебя еще в Лосинке засек. Не переживай, твоей вины нету. Ты классно ведешь. Только обрати внимание, бомжи не рыщут, как кроты, у них походка бережливая, каждое усилие на счету. Опять же цейсовские стекла в совокупности с железным баком сильно бликуют, учти.
Филя затих, слушал внимательно. Он уже определил, что нарвался не просто на крупного зверя — тут бери выше. Элитная штучка, из суперов. Он про них слышал, хотя встречаться не доводилось. Почти киборги. Говорят, у них такие права, которых нет у министров. И эти права не зависят от того, какая власть на дворе. Филя молча смирился с поражением.
— Вон, — ткнул он пальцем, — надо бы проход освободить.
Действительно, две легковухи подтянулись в переулок, уперлись в затор.
— Сейчас поедем, — сказал Климов. — Значит, Валерик тебя послал? Он живой, нет?
— Живой, — пробурчал Филя.
— Повезло… Ты вот что, легавый, брось свои уловки, веди в наглую. Я не прячусь. Валерику передай, жду в любое время, если захочет повидаться. Хотя я бы не советовал. Зачем? Спектакль окончен. У меня к нему на сегодня претензий нету.
— Он придет, — неожиданно для самого себя изрек Филя. — Он азартный, непуганый.
— Что ж, вольному воля…
Климов вернулся в «жигуленок», включил движок, обогнул белый пикап, прижал руку к груди, прося извинения у водителей легковух за пробку, и покатил дальше.
