Евгений Сухов - Воровская правда
— Корешами, говоришь? — спокойно поднялся Варяг. — Не надейся! Будь смотрящим, но если понятия нарушишь… спокойной жизни я тебе не обещаю. Пойдемте, бродяги, больше нам здесь делать нечего!
Глава 23 ИДУ «СЛУШАТЬ КУКУШКУ»
После схода Мулла пригласил к себе Варяга. И за кружкой чифиря старый вор поведал Владиславу историю своих взаимоотношений с отцом подполковника Беспалого — Тимофеем Беспаловым. Всю без утайки.
— Рассказал ты мне историю, — мрачно протянул Варяг. — Я даже не думал, что наш подполковник имеет такие глубокие воровские корни.
— Сучьи! — поправил его Мулла.
— Конечно же, сучьи! Но что же сделалось с теми ворами, что тогда остались в зоне полковника Беспалого?
Мулла зажал одну ноздрю, а потом с шумом вдохнул в себя «сахарок» — понюшку кокаина, заначенную в кармане лагерной робы. В носоглотке засвербело, и зуд этот грозил вырваться наружу крепким шумным чихом.
— А чего тут рассказывать! — недовольно поморщился Мулла. — Тимоха Беспалый уничтожил тогда на зоне почти всех воров в законе. Остались только ископаемые вроде меня.
— Мамонты? — улыбнулся Варяг.
— Называй как хочешь, — отмахнулся Мулла, — можно сказать, что мамонты. А те, кто остался в живых, работали на него, как «шестерки» на пахана. Ты думаешь, они только плац подметали? Хотя, само по себе, вору и это западло! Они опоганили свои руки, данные богом им для воровства, тем, что чистили сортиры! Вот этого братва им простить не могла. Когда они, закончив свой трудовой почин по организации мебельной фабрики, стали разъезжаться по разным колониям, блатные перекололи их заточками, как баранов. Лишь немногие сумели уцелеть, да и те, кто не запачкался по жизни. Веселенькая история получилась, не правда ли, Варяг? — хмуро поинтересовался Мулла.
Владислав пристально посмотрел на старика. Он подумал, что Муллу можно было бы назвать «железным» — таким же, каким некогда был Феликс Дзержинский, один из создателей советской лагерной системы. Они были похожи не только внешне — оба сухощавые, как породистые борзые, — но и внутренне: ненавидели мягкотелых соглашателей различных мастей и расправлялись с ними одинаково жестоко. Оба имели схожие пристрастия: если Феликс Эдмундович тайком кололся морфием, то Мулла баловался высококачественным кокаинчиком.
Сейчас Заки Зайдулла получал кайф, а в такие минуты грешно тревожить даже чушек. Пускай старик поблаженствует. На Муллу напала необычайная веселость — он напоминал раскованного подростка, впервые попавшего на представление в цирк. Немного похохотав и побалагурив, Заки лег на шконку, заложил руки за голову и стал разглядывать облупившуюся краску на втором ярусе. Вскоре «дурь» крепко побаловалась с его памятью, унеся в далекую юность: лицо его приняло отрешенное мечтательное выражение.
Мулла пришел в себя довольно скоро. Свесил длинные ноги со шконки и спокойно продолжал, как будто это не он всего лишь несколько минут назад переживал сладостные мгновения:
— Так вот, наш барин — копия своего отца. Он приложит максимум усилий, чтобы уничтожить тебя, Варяг!
Владислав задумчиво покачал головой.
— Мулла, твой уголовный опыт у любого урки вызывает уважение. Может быть, ты посоветуешь мне, что делать?
— А что тут советовать? — Мулла даже не пытался скрыть удивления. По его мнению, ответ напрашивался сам собой. — Надо тебе «послушать кукушку», Варяг, и чем раньше это произойдет, тем лучше!
Варяг нахмурился: такого ответа он не ожидал. Для коронованного вора тюрьма больше, чем родной дом, — это мать, которую нельзя оскорбить гнусным словом, и бежать из тюрьмы для уркача считалось почти постыдным делом. Вор досиживает срок, как правило, всегда до конца и покидает порог тюрьмы с последним звонком. А заводить разговор о досрочном освобождении для него так же западло, как просить подаяние.
Бегут из заключения те арестанты, которых мать-тюрьма не приголубила и отдалила от себя. Хотя мысль об удачном побеге сверлит каждого зэка с настойчивостью дождевого червя, вгрызающегося в рыхлую землю. Каждый удачный побег позже обрастает массой интересных деталей, превращаясь в лагерный эпос.
Уходят из лагеря «черти», мужики, блатные. Но объединяет разномастных беглецов полнейшее отчаяние. Варяг помнил случай, когда одному зэку с десятилетним сроком до освобождения оставался всего лишь месяц, но зэк, впав в невыносимую тоску, ударился в бега. На холодную голову он и сам потом не мог объяснить себе, почему он это сделал — на зоне его не щемили, он пользовался заслуженным авторитетом как отец блатной «семьи», да и режим зоны не был для него особенно тяжел. Просто он поддался сиюминутному порыву, который всецело охватил его и заставил с риском для жизни перебираться через колючие заграждения, а потом бежать в негостеприимную тундру на голодную смерть.
В другом случае парень бежал из зоны за несколько дней до своего освобождения — ему приснилась умирающая мать, и он хотел увидеть ее и облегчить ее страдания. Самое удивительное заключалось в том, что, как правило, такие сны бывали вещими — мать действительно умирала, а парня вернули в колонию, добавив огромный срок.
Бежали из зоны и за день до освобождения — те, кто проигрался в карты или поставил на кон свободу. Встречались такие, кто бежал из чистого удальства, что было сродни игре в «русскую рулетку».
Варяг не подходил ни под одну из этих категорий. Он не мог податься в бега, как пацан, соскучившийся по маме; не мог бежать от отчаяния и безысходности, он обязан был выносить любые невзгоды и потрясения. Он был вор, для которого отсидка в тюрьме была не тоскливым прозябанием, а нормой жизни. Заставить бежать его могли только чрезвычайные обстоятельства.
— Ты же знаешь, что я не могу бежать, — угрюмо отозвался Варяг. — А потом, как это сделать, когда за мной в четыре глаза смотрят все, начиная от самого последнего ссученного и заканчивая барином?
— Здесь есть над чем подумать, — согласился Мулла. Глаза его блестели, как у юнца, впервые отведавшего «дури».
— А у тебя есть фотография этого Беспалого-старшего?
— А как же! — важно протянул Мулла. — Сохранилась. — Он открыл тумбочку и вытащил из нее потрепанный Коран на арабском языке. Полистав книгу, достал желтую любительскую фотографию и протянул ее Варягу. — Вот держи… Правда, мы здесь молодые. — На губах Заки Зайдуллы появилась трогательная улыбка. — Трое здесь нас. Когда-то мы были неразлучниками. Вот этот Беспалый… Это Шельма… А я в центре. Узнаешь?
— Да.
Фотография пожелтела, но лица были видны хорошо.
— Мы тогда после одного дела возвращались. Ковырнули один банк, хрустов нагребли. Вот веселье и плескало через край.
Владислав с интересом рассматривал старую фотографию. Снимок передавал настроение ребят. Они были молоды, каждому казалось, что впереди его ожидает веселая разухабистая жизнь. Парни стояли, обнявшись, и выглядели очень довольными. Никто из них не предполагал тогда, что через десяток лет судьба разведет их: один из них ссучится, другой будет расстрелян своим же подельником, а третий — так и останется вором!
Заки Зайдулла выглядел на фотографии непростительно зеленым. На лице ни одного шрама. Взгляд прямой и слегка наивный. Он напоминал херувимчика, спустившегося на землю. Но уже в то время Мулла был признанным вором.
Варяг узнал бы Беспалого-старшего, даже если бы Мулла не сказал ему об этом. Нынешний хозяин удивительным образом походил на отца — Тимофея Беспалого. Тот же поворот головы, та же улыбка, вот только глаза другие, с грустинкой, что ли… Видно, уже подозревал о своей ссученной судьбе.
Варяг вернул фотографию. Мулла бережно заложил ее между страниц Корана и произнес:
— А знаешь, тебе пришла малява.
Порывшись в карманах, он вытащил небольшой клочок бумаги, исписанный ровным почерком. Такие строчки обычно получаются у старательных первоклашек, успешно осваивающих азы чистописания.
— От кого? — спросил Варяг. Но тут же мгновенно узнал почерк автора — так мог писать только один человек. Егор Сергеевич Нестеренко.
— Прочтешь, узнаешь, — не сумел скрыть лукавой улыбки Мулла. Улыбка свидетельствовала о том, что он знает больше, чем говорит.
Варяг не сомневался, что Нестеренко все время думает о нем и делает все, чтобы он побыстрее оказался на свободе. И не только отеческой заботой, которую Варяг ощущал со стороны Егора Сергеевича всегда, были продиктованы действия Нестеренко. Варяг как никогда сейчас был нужен на воле. Любой ценой. От этого зависела судьба криминальной империи, годами выстраиваемой Нестеренко. От этого зависели и воровские традиции, на которые сейчас шла атака со всех сторон.
Варяг взял маляву и спросил старика:
— И как же к тебе попала эта грамотка?
