Татьяна Гармаш-Роффе - Тайна моего двойника
Костя уставился на меня. Он слегка захмелел, и глаза его помутнели. Но соображал он хорошо.
– Думаешь, снова заплатили?
– Ох, Костя, не знаю, что и думать…
– А за что? Если ты тут все правильно намудрила, то получается, что на этот раз мамино молчание никто не собирался покупать – ее просто убрали как опасного свидетеля… Ты ж сама мне это и объяснила.
– Предположила.
– Без разницы. Так разве бывает: сначала платят, а потом убивают?
– Мало ли… Может, сначала заплатили, а потом решили, что убить надежнее будет?
– Ты умная вроде баба, Оля. А говоришь чушь. Сама посуди: у тебя с твоим мужем, допустим, родился ребенок, так? Теперь, по каким-то причинам, ты от него избавляешься. И все шито-крыто. И вдруг, через двадцать лет, ты решаешь, что твой секрет для тебя опасен, а? Следуешь ходу моей мысли?
Я кивнула.
– Далее, ты хочешь, чтобы никто и никогда не смог вытащить этот секрет на свет божий, правильно? А есть, как назло, люди, которые его знают. Ну и что, ты побежишь снова платить этим людям? «Здравствуйте, помните, двадцать лет назад я вам заплатила за молчание, так вот я снова примчалась платить, чтобы вы и дальше молчали»? Да тот человек уже забыл сто раз за двадцать лет эту историю, и предложить ему деньги – только о ней напомнить и разбередить любопытство!
Мне оставалось признать, что Костя прав. Но в словах Кости проскочила одна фраза, зацепившая мое внимание: «Представь, что у тебя с твоим мужем родился ребенок…» Если бы у меня с моим мужем родился ребенок, с какой бы стати я скрывала бы это? Стало быть, мы с Шерил – внебрачные дети. Зазорина, наверное, была молода и не замужем, и именно поэтому решила избавиться от нас…
Глаза Людмилы беспокойно перебегали с одного лица на другое и особенно внимательно вглядывались в лицо мужа, с готовностью утешить и поддержать.
– Переведи мужу-то.
Косте хотелось увидеть признание своей неопровержимой логики еще и от Джонатана.
Слушая мой перевод, Джонатан кивал одобрительно Косте, полностью в соответствии с ожиданиями последнего.
Дослушав до конца, Джонатан сказал коротко:
– Шантаж.
– Кто кого? – не врубилась я.
– Мать Кости пыталась продать свое молчание. И ее убрали.
На сей раз я перевела Косте.
– То бишь мать у кого-то попросила денег за молчание, и ей сначала дали, не пожалели… Но шантажисты обычно являются снова за платой, правильно? И чтоб в другой раз она не возникала, ее…
Заплакал ребенок, и Людмила, горестно покачивая головой, вышла из комнаты. Костя откинулся на спинку стула и сплел руки на груди. Некоторое время он смотрел на нас молча и наконец произнес:
– И кто же это?
– Не знаю, – не стала я делиться нашими открытиями и подозрениями. – Я только уверена, что это кто-то из тех, чья деятельность на виду и чья репутация могла пострадать, если бы тайна вышла наружу.
– Правильно говоришь.
– Не знаете, Елена Петровна ни с кем из таких людей не встречалась? Не созванивалась? Писем не получала?
– Нет.
– Ну как же, Костя, – заговорила, входя в комнату, Людмила. – Она же к Зазориной ходила! Она хотела попросить, чтобы нам помогли с первого этажа переехать, здесь зимой так холодно и сыро, и комары – представляете, зимой! – летают из подвала… Ты забыл, что ли? Мама еще сказала, что Зазорина обещала помочь…
Людмила уставилась на мужа, не договорив. Костя медленно поднимался со стула, глядя на меня в упор.
– Вот ты кого мне напоминаешь… Вот оно что…
У меня возникло ощущение, что он меня сейчас ударит. Видимо, факт моей схожести с Зазориной перебросил его боль и агрессивное желание мести на меня.
Но он быстро спохватился. Постояв растерянно, будто удивляясь промелькнувшему желанию меня ударить, он сел обратно.
– Ну и дела, – проговорил Костя и снова налил себе водки. Люда прикрыла рюмку ладонью, но он, не глянув на жену, аккуратно и решительно убрал ее ладонь и опрокинул водку в горло. Хлопнув в очередной раз стопкой о стол, он посмотрел на меня, прищурив глаз:
– А ты ведь не удивилась нисколько. Знаешь, да?
– Сегодня видела на остановке ее портрет.
Я вытащила из сумки желтый хрупкий листок, сорванный со стекла, и показала Косте с Людой.
– Гляди-ка, до чего похожи! – изумилась Людмила.
– Чего ж сразу не сказала? – суховато спросил Костя.
– Сходство – не доказательство. Люди бывают похожи и без всякого родства.
– Ага. Не доказательство. А то, что мать к ней ходила, а спустя несколько дней ее машина сбила, – тоже не доказательство?
– Строго говоря – нет. Елена Петровна могла пойти к ней на прием действительно с просьбой помочь с квартирой. А сбить ее на машине могли совсем другие люди… К тому же еще никто не доказал, что этот наезд – преднамеренное убийство. Мы пока только гадаем, Костя, только предполагаем, только строим возможные версии.
– Ну тогда моя версия такая будет: мать участвовала в ее родах и помогла ей скрыть этот факт и пристроить близняшек. А теперь, когда она на пенсии и у нее больше нет ни подарков, ни даже приличной зарплаты, ей невмоготу жить на нашем содержании, не привыкла она к такой жизни, она, наоборот, привыкла нам помогать…
У него и у его жены одновременно увлажнились глаза.
– И мама решила подзаработать, – болезненно сглотнул Костя стоявший в горле ком. – Да, шантаж это называется, но мать мою не осуждайте! Вы ж понимаете, что Зазорина не обеднела, заплатив маме несколько миллионов. Они там, демократы-депутаты наши ср…ные, давно гребут лопатами! Не зря так во время перестройки горланили, во время путча выступали: знали, что готовят себе кормушку! Да какую! В масштабах государства! Они уже тогда делили места вокруг нее! Но только Зазорина, заплатив матери, призадумалась: ведь если дело так и дальше пойдет, она не просто несколько миллионов потеряет – они ей что, тьфу! – она самой кормушки лишится, насиженного, уютного местечка возле демократического корыта, корыта бездонного! Взять оттуда несколько миллионов – не проблема, в корыте снова появится – денежки-то государственные, все время притекают; а вот доступа к корыту лишиться – это уже беда! И порешила депутатка покончить с Еленой Петровной Куркиной – благодетельницей, когда она рожала, и опасной свидетельницей нынче… Напечатай кто в газете: Зазорина, кандидат в депутаты, председатель всех возможных женских движений – продала детишек иностранцу! – как все ее должности и посты тю-тю! Прощай, карьера!
Костя вскочил, сделал несколько шагов, развернулся обратно и встал позади своего стула, уперев в спинку руки. Он оглядел нас всех по очереди, и его взгляд остановился на моем лице.
– Вот тебе моя версия. Все тут ясно как белый день.
– Тем не менее это остается только версией, – сказала я мягко.
В глубине души я была уверена, что Костя прав, но, памятуя выражение его лица, с которым он вставал, чтобы меня ударить, я побоялась признать вслух его правоту: последствия были бы непредсказуемы. Он мог рвануть к Зазориной лично, избить ее, убить, все, что угодно. И, что не менее важно, он мог бы понести эту «версию» повсюду. А нам было совершенно необходимо узнать все до конца, найти доказательства и, самое главное, остаться, до поры до времени, инкогнито.
Короче, Константин мог все испортить.
Поэтому я добавила:
– Эта ваша версия, как бы она ни была логично выстроена, не подкреплена доказательствами. Мы еще не знаем, рожала ли Зазорина именно в роддоме, где работала ваша мать. Я-то родилась в другом! С этим еще тоже надо разобраться… Я смогу согласиться с вашей версией не раньше, чем мы сумеем найти неопровержимые улики.
– Мне не надо никаких улик!.. Я пойду к этой суке и придушу ее собственными руками!!!
Ну вот, именно то, чего я боялась.
Но тут вмешалась его жена:
– А если это все же совпадение, Костя? Не пойдешь же ты «придушивать» невиновного человека?
Тот же довод, но из уст его жены, подействовал на Костю более успешно.
– Тогда я займусь поисками «улик», как вы выражаетесь.
– Послушайте, Костя, – вмешался Джонатан, поняв, в чем дело, – мы с вами начали этот разговор с вашего клятвенного обещания сохранить его в тайне. Вы не имеете права предпринимать что-либо, потому что иначе вы раскроете нашу тайну. Оля находится в смертельной опасности, и залог ее жизни – понимаете, жизни! – в том, что никто, ни одна душа, даже ее собственная мама не знает, что она в Москве. Если вы проявите хоть малейшую инициативу, вы подставите Олю под руку убийцы. Прошу вас, будьте мужчиной и обуздайте ваши чувства!
Костя молчал, гладя щепотью усы. Задумавшись, он выдвинул подбородок вперед, в силу чего нижние зубы хищно оскалились, и лицо его было полно ненависти и глухой ярости.
– К тому же, если вы пойдете напролом, вы рискуете отправиться вслед за вашей матерью, – жестко добавил Джонатан.
