Любовь по контракту, или Игра ума - Тихонова Карина

– Господи, как дома хорошо! – начала приговаривать Маруська сразу же, как только мы закрыли за собой входную дверь ее квартиры. – Как же хорошо, что завтра выходной! – продолжала она, расшвыривая в разные стороны нарядные туфельки. – Как же я устала!

На пол полетела роскошная меховая пелерина, или как там она называется... Я молча шел за ней и методично подбирал брошенные вещи.

– Брось, Никит, я завтра все уберу, – рассеяно сказала Маринка, обернувшись ко мне.

Она упала на диван в гостиной и засмеялась.

– Ты чего? – спросил я и уселся рядом с ней. Обнял за голые плечи и притянул к себе. Я не видел ее целый вечер и страшно соскучился.

– Такого паноптикума, как дома у твоего приятеля, я еще не встречала. Это его друзья?

– У него нет друзей. А что касается паноптикума, то ты права. Состав приглашенных меняется каждый раз. Я ни одного знакомого сегодня не увидел. А как тебе понравился Симка?

Марина пожала плечами.

– По-моему, он законсервировался в развитии, где-то на уровне двенадцатилетнего мальчика. Отсюда его панический страх перед серьезными отношениями.

– С женщинами? – уточнил я.

– Не только. Перед любыми серьезными отношениями. Сам говоришь, что друзей у него нет. А вообще, он смешной. Представляешь, фрак надел вместе с джинсами... Умора.

Маринка улеглась на диван, положила голову мне на колени и вытянула ноги. Я ласково провел рукой по красивому изгибу ее тела.

– Я так устала, – пожаловалась Маринка.

– Представляю себе. Пойдем, я тебя искупаю. И спать уложу.

Она быстро повернула голову и подозрительно взглянула на меня снизу вверх.

– Никит, я говорю, что устала, – осторожно, чтобы не обидеть, напомнила она.

– Да, да, я понял. Устала, со всеми вытекающими отсюда последствиями. Марусь, я же не животное. Ну, не совсем животное! – поправился я. – Я тебя искупаю, уложу в постель, укрою одеялом и поцелую на ночь. И все.

Минуту она молчала, рассматривая меня.

– Ты такой милый, – сказала Маруська, как ребенок.

– Надеюсь, ты никогда не узнаешь, что ошибалась, – ответил я и помог ей приподняться. – Давай, моя хорошая. Снимем платьице, пойдем в ванную, я тебе спинку потру, ножки помою...

Я и сам не замечал, как менялись оттенки моего отношения к ней в зависимости от ситуации. Наверное, примерно так я разговаривал со своим сыном, когда он был ребенком. Разница была в том, что мне очень нравилось хлопотать над ней, а в молодости я был слишком глупым и не понимал, сколько в этом удовольствия. Верно говорят, что первый ребенок – последняя кукла, а первый внук – первый ребенок. Во внучки она мне, слава богу, не годилась, но я вдруг подумал, что теперь, пожалуй, могу стать неплохим отцом. Есть возраст материнства и есть возраст отцовства. Только возраст отцовства не обусловлен физиологическими и временными мерками. Это возраст человеческой зрелости.

Я раздел Маринку, аккуратно сложил вещи и почти отнес в ванную. У нее на ходу закрывались глаза.

– Ты бы хоть переоделся, – сказала она вяло.

– Я осторожно.

Осторожно не получалось. Рукава пиджака и рубашки немедленно оказались в мокрой мыльной пене, но мне было на это наплевать. Маринка хочет спать, и нужно уложить ее немедленно. А потом займусь собой.

Я осторожно выкупал ее, все так же приговаривая что-то ласковое, вытер большим теплым полотенцем, помог влезть в уютную байковую пижаму, уложил в кровать и укрыл одеялом.

– Как хорошо! – выдохнула она с облегчением.

– Хочешь, чаю в постель принесу? – спросил я, наклонившись над ней.

Она помотала головой, обхватила меня за шею, притянула к себе и поцеловала в щеку. От Маринки пахло цитрусовым гелем для душа и мятной зубной пастой.

– Мне ни с кем не было так хорошо, – сказала она тихо. Я помолчал, потому что не знал, что ответить, поцеловал ее, вышел из комнаты и плотно прикрыл дверь.

Вернулся в гостиную, разделся, принес из ванной свой махровый халат, висевший на одной вешалке с Маринкиным, и переоделся. Пиджак и рубашку с влажными рукавами я развесил на плечиках. Будем надеяться, что ничего с ними не случится.

Потом улегся на диван, включил телевизор, отрегулировал минимальный уровень звука и стал наслаждаться множеством приятных ощущений. Дома я точно так же лежу на диване перед телевизором, но мне не надо убирать звук потому, что рядом, за стеной, спит красивая, а главное, любимая женщина. Мне не надо ходить по кухне на цыпочках, заваривая себе чай, и осторожно, чтоб не скрипнули-не звякнули, выдвигать ящики со столовыми приборами. Никогда бы не подумал, что все эти неудобства могут приносить столько счастья.

Я закинул руки за голову и посмотрел на часы. Половина второго. Я хорошо выспался накануне и был бодрым, как конь. Чем бы заняться? Собирая сегодня дома свои вещи, я не подумал прихватить с собой пару книг. Жаль. Читать здесь нечего.

Я пошарил по каналам, но ничего интересного для себя не нашел. Выключил телевизор и побрел в ванную.

Весь остаток вечера я гнал от себя мысли о Сеньке, но они упорно прорывали все барьеры и возвращались назад, как бумеранг. Поступил ли я подло по отношению к ней? Нет, пожалуй, нет. Я честно предупредил ее о своих намерениях, так что никаких претензий в мой адрес быть не может. А в том, что Эрик вряд ли останется с женщиной, от союза с которой нельзя ждать выгоды, не моя вина. Бедная Сенька!

Я немного постоял под душем, яростно растирая себя жесткой мочалкой. Ну почему есть такие невезучие женщины, как моя подруга детства? Боги жестоко посмеялись над ней, дав красивое лицо, независимый ум и преуспевающего братца. Замуж Сенька выходила трижды, каждый раз по большой любви. Влюбчивая ворона. Все три ее мужа, не стесняясь, пользовались материальными преимуществами, которые приносил им этот брак. Симка устраивал новоявленных родственников на приличную работу с приличным окладом, на свадьбу, как правило, дарил сестре новую машину, которая немедленно оказывалась в распоряжении мужа. Быстро приспособившись к новым приятным реалиям, мужья, как старуха из сказки Пушкина, теряли чувство меры и начинали требовать большего. При этом они не стеснялись заводить себе любовниц гораздо моложе Сеньки. На первый взгляд девочки выглядели не слишком умными, но все же у них хватало смекалки устроить свои дела таким образом, чтобы мужчина оплачивал их расходы, а не наоборот.

Я вылез из ванной и аккуратно промокнул тело большим банным полотенцем, которое в доме уже считалось моим. Приятный нюанс.

Маринка спала так крепко, что даже не шелохнулась от моего вторжения в спальню. Впрочем, очень острожного вторжения.

Я тихонько прикрыл дверь, на цыпочках добрался до кровати и медленно опустился на свою половину. Прислушался к ровному дыханию рядом и облегченно вздохнул. Не разбудил.

Лег, укрылся одеялом и повернулся на правый бок. Помню, когда-то я читал про одного политика, женившегося по расчету на богатой женщине, значительно старше него. Жена оказалось настолько хорошим и надежным другом, что муж, в конце концов, ее полюбил. Через много лет он откровенно признался, что женился на ней по расчету, и жена мягко ответила: «Знаю, милый».

– Но если бы я женился сейчас и по любви, – продолжил муж, – то выбрал только тебя!

Красивая история. Но не про Эрика.

Я вспомнил, как легко поддался гипнозу выпуклых голубых глаз. Ничего удивительного. Я человек внушаемый, и всегда это знал. Плохо то, что Эрику теперь это тоже известно. Сенька, как ни странно, загипнотизированной не выглядела. Она не стала рассказывать мне сказки о неземной любви голландца, просто честно сказала, что из них двоих любит она, а не он. Что ж, хорошо, что у нее нет иллюзий по поводу ответных чувств. Но боль при крушении любовной лодки от этого меньше не станет.

Я вздохнул и снова прислушался к ровному глубокому дыханию позади себя. Интересно, что со мной будет, если Маринка решит меня бросить? Мысль была настолько чудовищной, что в мозгу немедленно обрушился тяжелый противопожарный занавес, отсекая все вариации на эту тему. Я перевернулся на живот, крепко обнял подушку и, к своему великому удивлению, почти сразу заснул.