Ярослав Зуев - Будни рэкетиров или Кристина
Кто тебе сказал?! – повторил Витряков с угрозой.
Да никто… – Боник пожал плечами, и отвел глаза в сторону.
Может, собрался продуть в два ствола?
Мне это ни к чему, – сказал Бонифацкий.
Юлька телка безбашенная, – продолжал Витряков враждебно. – Но, не в твоем вкусе, Вацик. Ты ж старух любишь драть. У них, говорят, все как в последний раз. Надо будет самому попробовать.
Зря заводишься, Леня, – примирительно сказал Бонифацкий. – Мне твоя Юлька даром не нужна. – Это не соответствовало истине, но Витрякову незачем было знать.
Ладно. – Успокоился Витряков. – Проехали, б-дь. Выкладывай, о чем базар?
Бонифацкий потянулся за пивом.
У меня тут появился человечек. В штабе. По материально-технической части служит.
Зам по тылу? – оживился Витряков, послуживший, в свое время, в армии. Сначала срочную, а потом дисбат. Где кое-что повидал.
Что-то в этом роде. При погонах капитана первого ранга.
Ну, – сказал Витряков, откупоривая вторую банку. – Дальше что?
Каперанг почти созрел работать. Немножко смелости не достает…
Хочется да колется, б-дь?
Примерно так… Я ему наживку забросил. Вольготная жизнь манит каперанга на уровне морских просторов. Человек слишком долго жил на севере, и его душе нужен праздник. Так, кажется, у Шукшина? Но, он боится тюрьмы.
Правильно делает, – кивнул Витряков.
У него сейчас зарплата двадцать пять баксов в месяц. – продолжал Бонифацкий. – За квартиру три года не плачено, супруга дома голодная сидит.
И старая?
Вот, вот. Надо бы человеку культурную программу организовать. С баром и банькой. Куклу хорошую подложить. Чтоб мозги через член высосала.
Организуем в элементе. – Пообещал Витряков. – Баньку, водку, гармонь, и лосося. Точно, как Расторгуев поет.
* * *С ноября 93-го года богатейшие стратегические запасы, накопленные стараниями советских военных функционеров от Булганина до Язова[94] включительно потекли через ЗАО ТД «Бонифацкого», словно янтарный песочек через стеклянные часики. «Без шуму и пылу», как выражался герой Анатолия Папанова Лелик.[95] Работа спорилась, а немалые средства оседали на всевозможных счетах, как наших, так и зарубежных. В народе говорят, будто деньги сами идут к деньгам. Это соответствует действительности. Избыток средств, образовавшихся от распродажи военной амуниции, Бонифацкий вкладывал в недвижимость. Благо, пансионатов на ЮБК полно, бывшая всесоюзная здравница, как никак. Причем, в числе прочих хватает и тех, что числились за промышленными предприятиями, превратившимися после развала СССР в идеальные съемочные площадки для «Сталкера» Андрея Тарковского.[96]
Тебе, б-дь, что, конверсионного барахла мало? – спрашивал, бывало, Витряков.
Склады неприкосновенного запаса рано или поздно иссякнут, – терпеливо разъяснял Бонифацкий. – А море, солнце и песок, это же вечные ценности. Общечеловеческие, Леня! Понимаешь?
Нет, б-дь.
Досуг населения, чтоб ты знал, Вечный Двигатель по производству «капусты». Никаким физикам такой даже и не снился. Или алхимикам… – поправился Бонифацкий.
Что ты, б-дь, знаешь о химии,[97] браток?
Я ему про Фому, а он мне про Ярему. О будущем надо думать загодя. И деньги вкладывать, с умом. А ты заладил, конверсия, конверсия. Уже дно тех складов видно. Дальше то что?!
Витряков поглядывал с неприкрытой враждебностью. Он таки серьезно запал на Юлю, «мисс Безнадега-93», но они жили, как кошка с собакой. Раздражение по этому поводу Леня изливал на кого попало. Бонику тоже доставалось.
* * *В самом конце 93-го года Бонифацкий задумал серьезную многоходовую комбинацию. Планировалось игра по крупному. Боник согласился на солидные вложения, но ожидаемые барыши стоили того. При посредничестве столичной фирмы «Арника» ЗАО «Торговый Дом Бонифацкого» вышел на Пионерский имени Бакинских комиссаров металлургический комбинат, где якобы случилась затоварка на складе готовой продукции.
Прокат лежит, и девать некуда, – сообщил Бонифацкому Гена Дворцын, директор вышеупомянутой «Арники». С Боником они были знакомы давно, с Симферопольского технологического института. А, занявшись бизнесом под конец 80-х, не теряли друг друга из виду. Хотя, в принципе, и без того могли повстречаться. Начало финального десятилетия века отличалось повышенными возможностями повстречать кого и где угодно. После того, как советская система лопнула, подобно огромному аквариуму из толстостенного стекла, на полу между рыб случались самые непредвиденные встречи.
Наше дело прийти и взять, – заверял Дворцын Бонифацкого.
Так уж нас там и ждут? – прищурился Боник, памятуя о том факте, что отец Генки был доктором технических наук и при Шелесте[98] чуть ли ни звезду Героя Соцтруда заработал, мотаясь со своими внедрениями по металлургическим комбинатам всего Союза. – Так уж и ждут, Геша?
Примерно так, – божился Дворцын. – Приходи и бери. Veni, vidi, vici.[99]
Вообще-то Бонифацкий подозревал, что старый знакомец не врет. С крушением СССР и временным ослаблением командно-административной системы, сцементированной некогда великим и злым гением товарища Сталина буквально на слезах и крови, комбинат пустился в автономное плавание, напоминающее дрейф полузатопленной баржи в Саргассовом море. Срыв централизованных поставок сырья, регулярные перебои в подаче электроэнергии и хаос в законодательстве поставили завод на грань банкротства, а сталеваров отправили за черту бедности. С обретением независимости старые экономические связи оборвались, лишив комбинат привычных рынков сбыта продукции. Срочно требовалось искать новые, а для этого были необходимы как изрядные финансовые вливания, так и глубокое знание западного потребительского рынка. Ни тем, ни другим, ни третьим руководство комбината в должной степени не обладало.
– Потребность на западе высокая, – гнул свое Генка. – Наш металл не хуже ихнего, а внутренние цены демпинговые. Мой старик с директором комбината вась-вась. Тысячу лет друг дружку знают. Все схвачено и на мази.
– Что ты предлагаешь? – Бонифацкий взялся за ручку. Гена, в двух словах, ввел приятеля в курс дела.
Комбинату до зарезу нужна целая куча разного барахла. Оборудование там, разное, комплектующие, сырье. А у них даже на спецовки нет… Зато по бартеру они отдают металл. С таким дисконтом, что закачаешься.
Где взять оборудование?
Дворцын заверил, что ничего нигде брать не потребуется.
Все уже есть. У молодежного хозрасчетного центра, при комбинате. Центр поставляет заводу все это фуфло, а нам передает металл. По бартеру. Наша задача найти покупателя на западе и получить за железо доллары. Ну и распределить, ясен красен, по справедливости.
Сколько они хотят?
Дворцын назвал цифру, неприятно поразившую Бонифацкого.
А не жирно, Геша?
Стандарт. И моему старику пару копеек бы заложить. За беспокойство.
Засылай в оркестр и слушай музыку? – поинтересовался присутствовавший при разговоре Витряков.
Вроде того. Затрат-то почти никаких. А подъем в три раза, – Дворцын с опаской покосился на Витрякова. Партнер Боника ему сразу не понравился. Как вскоре выяснится, недаром.
А без молодежного центра никак нельзя? А то аппетиты у них, действительно молодежные… – колебался расчетливый Бонифацкий.
Шутишь, Вацик? Им же сын и супруга генерального директора комбината заправляют. Плюс дочка главного инженера.
А… – протянул Бонифацкий. – Тогда ясно.
* * *Все в ажуре, – заверил Бонифацкий Витрякова, когда они остались одни. – Пару сделок прокрутим, обсмотримся, прощупаем обстановочку, и пойдет этот центр паршивый погулять.
Ненавижу, б-дь, голимых посредников, – буркнул Витряков. – Кидал бы их, б-дь на х… и кидал.
Так и будет, – пообещал Бонифацкий.
* * *В начале 94-го года была заключена сделка, и отечественный металл поплыл за кордон. Немаловажным звеном операции был энергичный израильский посредник, с коим Бонифацкому уже доводилось работать раньше. Вообще говоря, работать с израильтянами оказалось проще, чем с англичанами, или, к примеру, с голландцами. С одной стороны, Израиль стопроцентная заграница, интегрированная в мировую экономическую систему ничуть не меньше упомянутых Голландии или Британии. С другой, люди там проживают наши, и это здорово упрощает дело. Знаменитым словам Владимира Высоцкого «…а там на четверть бывший наш народ» без малого тридцать лет, но актуальности они не утратили. Нет никаких оснований полагать, что процентное соотношение наших в Израиле пошло на спад, принимая во внимание лавинообразную эмиграцию эпохи Перестройки. А раз люди наши, то ничего втолковывать им не требуется, от чего западные европейцы или американцы покрутят у виска. Наши с полуслова понимают то, чего от иностранцев за год не добьешься.
