Василий Веденеев - Крысиная тропа
— Эй, приятель, дай закурить!
Серов очнулся от раздумий, словно выплыл из темного омута на свет, и увидел, что, занятый мыслями, давно свернул в переулки и теперь подошел к какой-то стройке, огороженной забором из бетонных плит, вдоль которого тянулся настил-тротуар из неструганых, грязных и плохо пригнанных друг к другу досок.
Вокруг тихо и безлюдно. Заходящее солнце бросало прощальные лучи в просветы между выселенных домов. У стены одного из них стояли два парня. Один, несмотря на жару, был в косухе, второй — в джинсовой рубахе с закатанными рукавами, обнажавшими мускулистые татуированные руки.
Третий стоял прямо перед Серовым: жидкая бороденка, волосы до плеч, пестрая рубаха, потертые джинсы и стоптанные ковбойские сапоги.
«Местная шпана, — доставая из кармана пачку сигарет, подумал Сергей. — Ну их к бесу, пусть закурят!»
— Держи, — он раскрыл пачку и протянул ее длинноволосому.
— Э-э, да у тебя на всех хватит, — ухмыльнулся тот и ловко выхватил сигареты из рук Сергея. — Может, и на бутылочку раскошелишься? Вон какой ты солидный, в пиджаке. Покажи, что у тебя в кармашках?
— Это уже грабеж, — вздохнул майор. Придется распахнуть пиджак и показать дураку кобуру под мышкой. Авось немного поумнеет, когда до него дойдет, что запросто может схлопотать пулю.
Но все произошло совсем не так, как рассчитывал Сергей, и завертелось со страшной скоростью.
— Ха! — парень плюнул ему в лицо, явно нарываясь на драку и надеясь с помощью дружков легко расправиться с одиноким прохожим.
Однако и он рассчитал неверно. Выпучив глаза от боли, нахал тут же согнулся пополам и упал на бок — удар Серова по печени был так стремителен, что стоявшие у стены не поняли, что произошло. Зато они заранее готовились к бою и немедленно вступили в него.
Сергей вовремя увидел нож в руке «джинсового». Где он его до этого прятал, не имело значения: видно, ребятки твердо решили любым способом раздобыть денег, либо не на шутку рассердились в ответ на непочтительное отношение к приятелю.
Серов двинул ногой парня в косухе, чтобы тот не мешался, крутнулся волчком, поставил блок и перехватил руку «джинсового» с ножом. Зажав ее, словно тисками, он заставил противника вскрикнуть от боли и тут же нанес ему безжалостный удар по ключице. Ничего, пусть месячишко походит в гипсе, иногда это очень полезно: появляется свободное время, чтобы подумать, насколько вредна привычка приставать к прохожим.
Нож, звякнув, упал на асфальт. Сергей выпустил противника, и тот кулем осел, подвывая от боли: рука повисла плетью. «Джинсовый» понимал — теперь он оказался в полной власти незнакомца, которого они уже считали легкой добычей. Но Серов не намеревался добивать его. Услышав гулкий топот, он оглянулся: малый в косухе шустро удирал по деревянному настилу вдоль забора стройки.
Еще не остывший от скоротечной схватки, Серов полетел вдогонку. Именно полетел, подгоняемый желанием не выпустить и третьего — чем он лучше приятелей? Пусть тоже поучится вежливости. Правда, урок слишком суров, но «аки дадено, тако же и воздашется»!
Сергей догнал беглеца, схватил его за плечи, резко развернул и, используя инерцию движения, со всей силы приложил о бетонный забор. Раздался такой звук, словно треснул спелый арбуз. Парень в косухе, оставляя на сером бетоне большое кровавое пятно, сполз вниз и затих.
Серов посмотрел назад. Длинноволосый уже стоял на четвереньках и ошалело мотал головой. Любитель размахивать ножичком сидел на бордюрном камне, нянча повисшую руку. Можно считать себя вполне удовлетворенным.
Звонить в местный отдел, вызывать патруль и сдавать троицу абсолютно бесполезно — следственные изоляторы забиты до отказа. В камерах, рассчитанных на двадцать человек, сидят до ста заключенных. Где гарантия, что прокурор арестует их? И не обернется ли это столкновение против самого Серова? Особенно если Мякишев далеко не дурак, а те, кто звонил Сергею, не привыкли попусту бросаться угрозами?
Он вытер мокрое лицо платком, закурил и медленно пошел дальше. Будем считать, что трое дружков-приятелей, поджидавших жертву в безлюдном переулке, и так достаточно наказаны. Забыть о них, вычеркнуть из памяти!
И тут Серову стало не по себе. Боже, какой же он низкий, злобный и жалкий человечишка! Ведь мог показать им пистолет — но он, пользуясь физической силой и знанием приемов, учинил жестокий самосуд! Хотя, нечего себе пудрить мозги тем, что мог вытянуть из кобуры оружие и взять этим на испуг. Дело совершенно в ином!
Просто всю скопившуюся ярость от многих неудач он выместил на подвернувшихся под руку уличных подонках! Да, именно так, поскольку ему не справиться с теми, кто сидит высоко, значительно выше, чем прикидывающийся дураком Мякишев или руководство Управления. Он не в силах противоборствовать с теми, кто проторил «крысиную тропу», постоянно пользуется ею и охраняет ее! Как были сильные мира сего недосягаемы для праведного суда при прежнем режиме, так они недосягаемы для него и при нынешнем. Что же изменилось для честного полицейского? Стало значительно больше преступников всех мастей, и значительно увеличилось число «неприкасаемых»?! Бандиты, успевшие сколотить состояния, диктуют свою волю политикам, а те претворяют ее в жизнь. А он ничего не может, ничего!..
У входа в ресторан Серов немного постоял, покурил. Все хорошо, все хорошо… Если постоянно внушать себе это, может, и успокоишься? А что хорошо? Разрушилась ли прежняя, казавшаяся монолитной пирамида власти, ушла ли она в небытие? Нет! Ее подреставрировали, украсили западными аляповатыми рекламами и врубили оглушающий, лишающий разума рок, льющийся из динамиков вперемешку с трескучими фразами о демократии и пустыми обещаниями. А что такое демократия? Это же не просто слово, это государственно-правовой институт, подразумевающий определенное построение экономических отношений. Где же это?
На ступеньках пирамиды, за канцелярскими столами, будто в дотах, сидят чиновники. К ним прибавились фирмачи и банкиры, а также вылезшие из подполья паханы, усердно насаждающие по всей России свою мораль. Они не колеблясь отдают приказ лишить жизни любого, кто угрожает их благополучию. А внизу по-прежнему шумит людское море, живущее по своим законам и исповедующее собственные ценности, часто в корне отличные от ценностей обитателей пирамиды. Причем людское море тоже неоднородно, зато пирамиды разной величины стоят в каждом городке и районе. И это демократия?! Может быть, он чего-то недопонимает, но «крысиная тропа», по которой уплывают миллиарды из многострадальной России, берет начало у столичной пирамиды! Бежали бы жулики — да и хрен с ними, тут их и так словно собак нерезаных. Но уходят деньги! Утекает пот и кровь народа, вновь живущего на голодном пайке неизвестно ради чего. Какое уж тут мечтать об отпуске в тихом провинциальном городишке!..
Вспомнилось, как он раздумывал над этим на платформе «Кусково» перед последней встречей с Эмилем. Стало грустно и тоскливо, как бывало в детстве, когда тебя незаслуженно обидят.
Сергей бросил недокуренную сигарету и решительно открыл дверь ресторана. Не философствовать надо, а действовать! Он должен найти и вновь ухватить кончик ниточки, ведущей к «крысиной тропе». А там поглядим — кто прикидывается дураком, кто на самом деле дурак, а кто в дураках останется!..
Здоровенный вышибала неслышно выдвинулся из полумрака тесного вестибюля. Вгляделся в Серова, наморщил низкий лоб и прищурил светлые глазки, но, узнав Сергея — он иногда бывал здесь, — тут же потерял к нему интерес.
Пройдя в зал, Серов осмотрелся. На небольшой эстраде играл маленький оркестр: тромбон, контрабас и фортепиано. Над головами танцующих пар, вместе с сизыми слоями табачного дыма, плыли обволакивающие такты старого танго — манящего, зовущего, обещающего неземную негу где-то там, в неведомой райской стране.
Постоянного оркестра здесь не было: поскольку в зале собирались преимущественно музыканты, любой мог выйти на эстраду и сыграть, что хотелось, выразив овладевшее им настроение. Поэтому тут случались крайне интересные импровизированные концерты, которые уже нигде и никогда не могли повториться — музыканты кочевали по гастролям, ансамбли распадались, люди уходили из жизни и из музыки, и потому вновь собрать вместе тех, кто когда-то играл, и создать им прежнее настроение было делом неосуществимым.
Так, где же Фагот? Если он сегодня нигде не выступает, то должен быть тут. А ездить на гастроли Гордеич давно не охотник. Эге, кажется, Сергею улыбнулась удача: за одной из перегородок, отделяющих столики друг от друга, мелькнула знакомая, похожая на тонзуру католического монаха плешь Фагота.
— Привет, Гордеич! — Серов, если бы мог, расцеловал свою удачу. Мало того что Фагот здесь, он один и почти трезвый. Правда, чтобы его споить, нужна по крайней мере бочка. И куда только столько влезает в этого худощавого человека с рассыпающейся пегой шевелюрой и узким лицом аскета, украшенным пушистыми бакенбардами.
