Данил Корецкий - Кто не думает о последствиях…
— Бывало и похуже, — меланхолично сказал Назаров. И действительно, ниже правой лопатки у него розовел зловещий шрам, напоминающий отпечаток растоптанной гвоздики.
— Те, кто с нами встречаются, на синяки не жалуются, — машинально добавил он, но тут же понял, что сболтнул лишнее, и мгновенно исправился: — Потому что мы работаем аккуратно…
— Где это десантники аккуратно работают? — Нина принялась щеткой отчищать пиджак, но нить беседы не обрывала. Обычное женское любопытство было у нее гипертрофированным.
— Где, где… На учениях, конечно. Войны, слава Богу, нет. — Василий жадно выпил стакан воды, вытер рукой губы. — Кстати, на днях опять поеду.
— На учения на свои, что ли?
— Они не мои, они государственные…
Нина недовольно покачала головой.
— Пойдем Юляшу разбудим и поздравим, а то ты опять убежишь, потом уедешь…
Малышка сладко посапывала, закутавшись в одеяло, но когда мать тронула ее за плечо, мгновенно села и, не открывая глаз, спросила:
— А подарки уже готовы?
Нина вручила имениннице симпатичный сарафанчик в синий горошек, а Василий — многострадального медведя, который вызвал гораздо большее внимание.
— Какой он красивый! — Девочка внимательно осматривала игрушку, но вдруг нахмурилась: — Ой, он грязный!
«Вечером пойду — ноги ему выдерну!» — мрачно подумал Назаров.
— Ничего, я отчищу, — сказала Нина. — Не обращай внимания!
— Хорошо, мамуля! — снова повеселела Юляшка, обнимая медведя. — Я его любРю.
— ЛюбЛю! — в свою очередь поправил отец. Недавно дочь научилась выговаривать букву «р» и теперь старательно подменяла ею «л»… Даже там, где не нужно.
Василий довольно улыбался: это он неустанно тренировал произношение дочери.
А сарафанчик оказался маловат.
— Поеду менять, — озабоченно сказала Нина. — А ты забери ребенка из садика и отведи на танцы. Сделаешь?
— Гм… Это же надо отпрашиваться… А сегодня еще разбор полетов за вчерашнее… Неудобно…
— Тебе всегда неудобно! А когда ты уезжаешь на месяц — мне удобно? — завелась Нина.
— Ладно, я попробую.
— Тогда позвони, чтобы я могла рассчитывать время!
Когда суд офицерской чести закончился, приободренный результатом Назаров догнал в коридоре полковника Анисимова.
— Товарищ полковник, разрешите обратиться?
— Что, еще сюрпризы мне приберегли? — искренне удивился командир.
— Да нет… У дочери сегодня день рождения… Жена хочет сарафан обменять… Ну, подарок, он мал оказался. А я должен из детского садика дочь забрать и на танцы отвезти. Разрешите на час раньше со службы убыть? Пробки же на дорогах…
— Это сколько же ей лет, что из детского сада и на танцы?
— Четыре сегодня исполняется.
— С такого возраста уже детям покоя нет, даже в день рождения, — покачал головой Анисимов. — Разрешаю!
— Спасибо, Евгений Семенович!
Назаров перевел дух. Изменить планы жены — это не дубинкой получить и в «обезьяннике» посидеть… Это все равно, что ворваться в дом, где три вооруженных бандита удерживают заложника! Он радостно набрал номер:
— Нинчик, я смогу забрать Юляшу… Да, отвезу… Пока, целую!
Назаров спрятал телефон и огляделся по сторонам — не слышал ли кто? При сослуживцах он стеснялся произносить слова «люблю», «целую» и тому подобные: «телячьи нежности» у них не в ходу…
На танцы успели как раз к началу занятий. Пока Назаров переодевал дочь, мамы других детей с интересом наблюдали за единственным мужчиной — справится ли он с ответственной задачей? Но Василий движениями, отработанными не хуже, чем извлечение пистолета из поясной кобуры, ловко справился с детской одеждой и даже успел перехватить резинкой хвостик мелированных волос.
«Из детского сада и на танцы… — вспомнил Назаров слова Анисимова. — Интересно, что сказал бы командир, если бы узнал, что в четыре годика девочке уже волосы мелируют у своего, постоянного мастера-парикмахера?»
В зал родителей не пускали, поэтому у двери толпились мамочки, чтобы увидеть своих чад хотя бы через щелку. Назаров не стал исключением, он был выше женщин и беспрепятственно рассматривал, как Юляша танцует под медленную красивую музыку, названия которой он не знал.
«Так похожа на свою мать… — думал он. — И откуда у них эта кошачья пластика? Видать, врожденное…»
Дома их ждал сюрприз — стены были увешаны шарами и поздравительными надписями из разноцветных букв, на стуле висел новый сарафан, а на столе красовался торт с четырьмя свечами. Василию пришлось надеть клоунский колпак и дудеть в какую-то трубку — спорить с женой было бесполезно.
«Хорошо, что ребята не видят…» — подумал он.
Наконец, пришло время укладывать вдоволь нахохотавшуюся виновницу торжества. Маму, как главного организатора празднования, решили от этой процедуры освободить. Впрочем, купание дочери и чтение ей сказки на ночь Василий не считал утомительным занятием. Наоборот — эти моменты были лучшими в его жизни. Иногда он специально начинал импровизировать, читая сказку, а его дочь, этот маленький теплый комочек, смешно возмущалась:
— Папа, там не так! Это не волк сказал, а лисичка!
Наверное, это и есть счастье!
— Я завтра уезжаю, — сказал он, перед тем как заснуть. — Скоро вернусь…
— Опять?!
— Не опять, а снова. Служба такая.
* * *Тактические учения по теме «Ночной бой» закончились поздно, и к своему дому Константин подошел уже около трех часов. Светил узкий молодой месяц, обещающий приумножение денег, если их ему показать. Но показывать Шауре было нечего, да и в приметы он не верил.
Как и следовало ожидать, окна квартиры были темными. Тяжело вздохнув, подполковник вошел в подъезд и стал подниматься по лестнице, с каждой ступенькой превращаясь из офицера самой мощной и секретной спецслужбы России в обычного сорокалетнего мужика: семьянина и молодого отца.
С будущей женой Шаура познакомился четыре года назад. В дивизионе собрались выходцы из разных силовых структур, а потому отмечали торжественные даты каждой: и 23 февраля — День защитников Отечества, и 5 ноября — День военной разведки, и 10 ноября — День милиции, и 20 декабря — День чекиста… В какой-то из праздников в ресторане, где хозяином был знакомый Мальцева, делавший им внушительную скидку, Константин пригласил на танец симпатичную девушку Наталью. Оказалось, что она на десять лет моложе, умна и очень мила, тогда майор и подумать не мог, что через год они поженятся. А через два года Наталья родила ему сына…
Стараясь не шуметь, Шаура отпер замок, в темноте прошел на кухню, прикрыл за собой дверь, включил свет и поставил на печь чайник. Настроение было неважным. Его отделение заняло третье место, особенно неудачным вышло боевое развертывание: не уложились во времени и сбили линию атаки, набрав штрафные баллы, которые не нейтрализовала даже зачетная стрельба… Да и предстоящая командировка напрягала… Дело не в том, что придется окунаться в войну, дело в том, что жены, особенно молодые, не любят оставаться одни, да еще с маленьким ребенком на руках… У него уже имелся печальный опыт: еще когда служил в ГРУ и собирался жениться на Маринке. А тут командировки — одна, вторая, третья… В Никарагуа они отлично сработали, а когда он вернулся, прослушал на автоответчике Маринкино сообщение типа: «Прощай, и ничего не обещай, всему есть предел, мне это надоело…»
А если и Наташка оставит ему такое послание? Бр-р-р!
Вода не успела закипеть, как в кухню вошла легкая на помине супруга. Она была в бордовом пушистом халате, Константин знал, что под ним ничего нет.
— Чего так поздно? — спросила сонная Наталья.
— Уже не поздно, а рано. — Константин обнял жену за талию. — Пока оружие почистили, пока доехал…
— Борщ будешь? Я не ставила в холодильник, чтоб не остыл.
— Да нет, не хочу. Давай лучше в ванную, помоемся…
— Я вроде мылась, — лукаво улыбнулась Наталья, высвобождаясь из объятий мужа. — Что у тебя с отпуском, мама беспокоится…
— Отказали. Но тут ничего страшного, ее там мой друг встретит и все вопросы порешает!
— Что за друг?
— Он американец, так что с организацией лечения справится гораздо лучше, — продолжал Шаура. — Зато на билетах для меня сэкономим, и на проживании…
— Откуда у тебя друзья в Америке? — удивилась супруга.
— У меня много друзей… И врагов тоже много…
Наталья тревожно свела брови.
— Хотя тьфу, что это я говорю… Врагов практически не осталось!
— Точно не осталось врагов?
— Живых точно не осталось…
— Не нравится мне такая работа! — Наталья закусила губу.
— Да я в переносном смысле… Мои враги — это мишени на полигоне — они из фанеры, неживые. А после поражения считаются убитыми. Не бери в голову…
