Любовь по контракту, или Игра ума - Тихонова Карина

– Молодец! – похвалил я.

– Говорю же, перспективный парень, – поддержал меня приятель. – За пять лет освоил русский язык примерно в твоих пределах. С собой не сравниваю, потому что полный неуч, – поспешил уточнить Симка. – Мало этого. Он свой цивилизованный голландский менталитет махнул на наш помойно-базарный мгновенно, не глядя. Знаешь ведь как несчастные иностранцы пытаются постичь наши реалии своим пробуксовывающим умишком? Ты их газеты почитай, обхохочешься... «Надо ехать прямо, потому что здесь стоит знак, запрещающий поворот», – передразнил Симка неизвестно какого иностранца тонким голосом. – И этим придуркам нужно прожить в нашей стране лет восемь, прежде чем допустить саму мысль о том, что кто-то может наплевать на знак, проехать под ним и придти к финишу раньше! Потом лет примерно пять они возмущаются такими неправомерными актами, а еще годика через три решаются их повторить. С большим душевным трепетом.

– А Эрик?

– А Эрик приспособился к нашим реалиям мгновенно! Как хамелеон! Знаешь, мне кажется, у него в роду не чисто. Не обошлось там без нашего еврея. В лучшем смысле этого слова.

Я расхохотался.

– Нет, ты не подумай, я не националист, – начал оправдываться Симка. – Ты же знаешь, для меня в бане и бизнесе все равны. Просто есть в нем какая-то неприличная для цивилизованного человека живучесть...

– Ну, тогда тем более, в чем проблема? – спросил я. – Если он такой перспективный, ты только радоваться должен вашему тройственному союзу. Антанта кордиале, и все такое...

– Все такое, это, конечно, хорошо, – задумчиво сказал Симка. – Только есть у меня сильное опасение, что годика через два со мной случится пренеприятный казус, и Эрик, весь в черном, с заплаканными глазами, проводит меня до крематория. А потом с тяжелым вздохом взвалит на себя непосильный груз доставшегося наследства.

– Да ты что! – ахнул я.

– Сеньку жалко, – пожаловался приятель. – Не проживет она собственными мозгами. Хотя думаю, что если разыграется такой вариант, мучиться она будет не очень долго. Еще годика три-четыре, Эрик парень терпеливый... А затем нам организуют родственную встречу за гробовой доской.

– Слушай, а ты ей это объяснить не пытался? – спросил я.

– Пытался! – с тяжелым вздохом ответил Симка. – Но ты же знаешь, что бывает, когда ей стрела Амура под хвост попадет... Не слушает! Да и говорить напрямую я опасаюсь. Есть у меня подозрение, что она Эрику передает все наши родственные разговоры. Так что, будешь с ней разговаривать – фильтруй базар, как говорят некоторые умные люди.

– Ну, хорошо. А завещание? А брачный контракт?

– Слушай, ты прекрасно знаешь уровень нашей правовой защищенности, – нетерпеливо ответил Симка. – Если я подохну, то мое завещание вполне может оказаться где-нибудь в сортире, на правах туалетной бумаги. Ты что, не понимаешь, как это делается? То же произойдет и с брачным контрактом... Хотя, думаю, он просто не подпишет невыгодный для себя документ. Оскорбится, скажет: «Ах-ах, ты мне не доверяешь, ты меня не любишь», эта дурочка выпадет в осадок и порвет все бумажки.

– Так влюблена?

Симка медленно покачал головой.

– Уж и не знаю, с чем сравнить ее нынешнее состояние. Критерия нет.

– Посмотреть бы на этого Эрика, – невольно пожелал я.

– Да иди и смотри, сколько хочешь! – радушно предложил приятель.

– Он здесь?!

– Конечно! Мы же цивилизованные люди...

– Посмотрю, – пообещал я, немного обалдев от всего услышанного.

– Так что ты мне посоветуешь? – грустно спросил Симка.

– Не знаю.

– Вот и я не знаю.

Мы снова замолчали. Я лихорадочно обдумывал, чем могу помочь двум моим старым знакомым. Помочь хотелось, но плана не было. Ситуация в изложении Симки выглядела почти безнадежно.

– А давно они познакомились?

– Месяц назад.

– Ого! Он времени даром не теряет!

– Он очень терпеливый и умеет ждать, – не согласился Симка. – Два года ждал, прежде чем снова мне на глаза показаться.

– Демоническая личность какая-то... Байроновский герой...

– Не знаю, не читал, – равнодушно ответил Симка и плюнул вниз. – Лично мне кажется, что он помесь бультерьера с тараканом. В том смысле, что если за что-то уцепится, то пасть не разожмет.

– А тараканы здесь при чем?

– А они выживут даже в случае атомной войны, – пояснил Симка свою красивую аналогию.

– И Эрик вместе с ними.

– Ага, – согласился Симка и повторил:

– Перспективный парень.

– Покажи мне его.

Симка подошел к стеклянным раздвижным дверям террасы и, сунув руки в карманы джинсов, стал вглядываться в ярко освещенную комнату, полную гостей.

– Иди-ка сюда! – вдруг позвал он оживленно.

Я подошел к нему.

– Вон он.

Симка ткнул пальцем в самую гущу нарядных фигур.

– Где? – не понял я.

– Вон. Твоей девушке мозги вкручивает.

Меня кольнуло неприятное чувство. Я подобрался и стал методично обшаривать взглядом комнату. Вот мелькнуло за чьей-то спиной знакомое платье темно-вишневого цвета... Переместилась пара дам, и платье пропало. Я снова зашарил глазами по комнате. Вот она!

Маринка стояла у противоположной стены, лицом к нам. В одной руке у нее был бокал с каким-то напитком, в другой она вертела маленький прямоугольный клочок бумаги, похожий на визитку.

Перед ней, почти загородив ее от моего взгляда, стоял высокий мужчина в черном смокинге. Я видел только широкие плечи, светлые волосы и красивую пропорциональную фигуру.

– Не переживай! – сказал Симка, угадав, мои мысли. – Твоя барышня ему не нужна. Он на нее времени тратить не станет.

Вместо ответа я раздвинул двери и вошел в комнату. Здесь негромко играла музыка, несколько человек устроили небольшую танцевальную площадку. Я пробился сквозь гущу гостей и приблизился в Маринке.

Она заметила меня издали, но не сделала никакого встречного движения. Просто улыбалась и следила за моим приближением. Человек, стоявший перед ней, договаривал фразу на английском языке.

– Привет, – сказал я зачем-то и поцеловал Маруську в щеку. – Не скучаешь?

– Я немного попрактиковалась в языке, – ответила она. – Знакомься. Это Эрик.

– Никита, – представился я, развернувшись и пожимая протянутую руку.

– Марина очень хорошо говорит на английском, – сделал иностранец вежливый дежурный комплимент. Впрочем, что он иностранец в глаза не бросалось и ухо не резало. Речь была гладкой, практически без акцента. Эрик немного смягчал шипящие, как это делают белорусы, а в остальном придраться было не к чему.

– Эрик заинтересовался моим фондом, – сказала Маринка, еще раз повертев в руках визитную карточку. – Предлагает мне его продать.

– Я предлагаю вам подумать, – мягко поправил ее иностранец. – На праздниках деловые вопросы не решают.

– Эрик – голландец, – проинформировала меня Марина и незаметно подтолкнула в бок. Очевидно, я слишком долго молчал.

Я откашлялся и обернулся к роковому мужчине, впервые заглянув ему в лицо. Не знаю, что я ожидал увидеть. Наверное, нечто, напоминающее Жана Марэ в романтическом ореоле. А увидел симпатичного парня не то скандинавского, не то славянского типа.

Голландец мне не понравился, хотя был недурен собой. Есть любители и такой, эмалированной красоты, но я к ним не отношусь. Молочно-белая гладкая кожа, практически без растительности, с алым румянцем, больше приличествовала девушке. Я не спросил Симку о возрасте голландца и сейчас с удивлением понял, что он очень молод. Во всяком случае, для Сеньки. На вид ему было не больше двадцати пяти, значит, на самом деле примерно тридцатник.

Идем дальше. Пшеничного цвета брови, в тон волосам, нисколько не портили общего положительного впечатления. Они не терялись на лице, а только придавали глазам еще большую мягкость. Я говорю «еще большую», потому что глаз, подобных этим, я у мужчин не видел. Знаете, есть такие слащавые пасхальные открытки с ангелами, глядящимися в пруд. Вот это единственная аналогия, которую я могу привести, чтобы дать вам слабое наглядное представление о внешности Эрика. Цвет его глаз был ярко-голубым и чистым, как бирюза. Не знаю, носил ли он цветные линзы, хотя думаю, что нет. Глаза голландца, впрочем, обладали одной интересной особенностью. Чем дольше я смотрел в «зеркало души», тем больше поддавался странному, обволакивающему магнетизму его взгляда. Напряжение начинало таять, хотелось откровенничать и говорить этому милому человеку только приятные вещи.