Геннадий Бачериков - Забытый вальс
Взглянув на лежащие на столе электронные часы, Николай с удивлением обнаружил, что вместо десяти дней проспал пятнадцать. Он вспомнил, как еще мальчишкой читал в каком-то научно-популярном журнале, что если человека изолировать от внешней среды, то он постепенно переходит на сутки продолжительностью тридцать шесть часов. И что будто бы это свидетельство того, что наши далекие предки прилетели на Землю из какой-то другой звездной системы, чуть ли не с Веги.
И тут он с каким-то раскаянием подумал, что прошел почти час с того момента, как он проснулся, а он даже ни разу не вспомнил про Люду. Николай прислушался к себе. Прошлое по-прежнему было с ним, но теперь оно было, как бы отгорожено преградой, не пропускающей с воспоминаниями боль и тоску. Осталось сожаление о том, что могло бы быть, но чего никогда не будет. И пыль забвения начала уже покрывать то, что было так дорого. Он с грустью подумал, что с каждым днем память о ней будет все сильнее и сильнее уходить в дымку времени, и придет день, когда он не сможет вспомнить ее улыбку… Чтобы отвлечься от печальных размышлений, которые, несмотря на его старания, опять начинали бередить душу, он поставил в магнитолу кассету с маршами и принялся составлять план своих действий на ближайшее время. Сначала надо было решить, что делать с квартирой. Если в Штатах все пойдет нормально, то он может и не вернуться, а если даже и вернется, то жизнь пойдет совсем по-другому руслу. Значит, квартиру стоит продать. Проще всего повесить объявление в офисе его бывшей компании, там народ надежный. То же самое надо сделать с машиной и гаражом, какие-то деньги для начала будут. Стоп, а что же с кладом-то?
Николай, поколебавшись и чувствуя в душе безнадежность этой попытки, набрал номер Алексея Аполлоновича. Минуту он слушал длинные гудки, а затем положил трубку. Ему не хотелось строить никаких гипотез о случившемся, но было уже почти очевидно, что о драгоценностях, оставленных ювелиру, придется забыть. Потом он позвонил Любови Константиновне. За то недолгое время, которое он провел с этой женщиной, у него возникло к ней чувство благодарности и симпатии. Ему пришлось долго ждать, пока ее найдут на территории детского сада. Когда она подошла, то первым делом пожурила его за то, что он не приехал на «девять дней». Николай все объяснил и поинтересовался судьбой Алексея Аполлоновича. Директриса рассказала, что его так и не смогли найти. Из Питера вызвали его дочь, квартиру вскрыли и обнаружили, что сейф, в котором ювелир хранил материалы и изделия, над которыми работал, оказался пуст. Исчезли также все инструменты и документы. Дежурные в подъезде ничего подозрительного в период, когда это могло произойти, не заметили. Лишь один из них покаялся, что почему-то проспал мертвецким сном одну из ночей. Милиция завела дело об исчезновении, но никаких продвижений по нему не было, если не считать того, что как удалось установить, границу легально ювелир не пересекал.
Закончив разговор, Николай вышел на балкон. Ветер дул с севера, оттуда изрядно заносило, и уже глухо и лениво проворчали первые раскаты грома. Ему вспомнилось, как бабушка говорила, что после Ильина Дня гроз уже не бывает, а он уже неделю как миновал.
– Что-то везет мне в последнее время на маловероятные события, – подумал он, – прямо цугом идут. Можно сказать, просто переехало поездом случайностей. И судя по всему, последний вагон еще не прошел.
Тут Николай вспомнил, что пора звонить Олегу Денисову. Конечно, стоило отложить этот звонок на вечер, вряд ли тот днем будет дома, но на этот раз повезло. Олег попросил привезти копии документов, заверенные нотариусом. Николай, обрадовавшийся тому, что надо сделать что-то конкретное, быстро собрал все в портфель. Тут на глаза ему попались фотографии монет, которые лежали в шкатулке вместе с документами. Он решил на обратном пути из нотариальной конторы зайти в расположенный неподалеку магазинчик «Филателия», где кучковались собиратели не только марок, но и прочих редкостей.
В узеньком душном предбаннике перед кабинетом нотариуса толпилось два десятка человек. Николай поинтересовался, у стоявших первыми, на что можно рассчитывать, понял, что стоять придется три-четыре часа и шансов успеть до окончания рабочего дня у него нет. Однако какая-то активистка уже писала очередь на завтра, и он оказался восьмым.
Когда взмокший и распаренный он оказался на улице, то первым делом направился к цистерне с квасом, а затем к киоску с мороженым. Так, откусывая потихоньку ледяной, бетонной крепости заморозки пломбир, он и подошел к «Филателии». Там собралась небольшая толпа, состоявшая исключительно из представителей сильной половины человечества. На бетонном парапете, отделяющем площадку перед магазином от откоса, идущего к проезжей части улицы, разложены были в основном кляссеры с марками, но попадались и планшеты с монетами. Николай неторопливо прошелся туда и обратно, не привлекая чьего-нибудь внимания – нечего делать человеку, вот и ест себе потихоньку мороженое, да глазеет на красивые вещи. Тем временем он прикидывал, к кому бы подойти за консультацией. Наконец выбрал лысоватого но с голландской бородкой мужичка лет сорока, которого про себя он окрестил «шкипером». Тот был в затрапезного вида серых рубашке и брюках модного когда-то стиля «сафари» и привлек его внимание тем, что к нему уже несколько раз подходили, почтительно поздоровавшись, группками по двое-трое, показывали планшеты с монетами, и выслушав какие-то короткие оценки, отходили.
Николай, доев мороженое, подошел к «шкиперу».
– Простите, меня зовут Николай, не мог бы я у вас слегка проконсультироваться по поводу монет?
– Купить, продать?
– Продать, но я еще точно не знаю, стоит ли.
– Ну, покажите, может чем-то и помогу.
– Да, конечно, но у меня с собой только фотографии.
– А что за монеты-то? Какого времени, из чего сделаны, степень сохранности? Как я это по фотографии определю?
– Ну, вы хотя бы примерно диапазон стоимости определите. Монеты золотые, сохранность идеальная.
– Новодел что ли? То-то ты с фотографиями пришел!
– Да нет, могу дать гарантию, что подлинные и золотые. Конец девятнадцатого, начало двадцатого века.
– Ладно, показывай.
Николай достал фотографии из портфеля и передал их шкиперу. Тот взял их со скучающим, даже слегка брезгливым видом. Но когда он всмотрелся в них, всю скуку его моментально размело. Он достал из кармашка шикарного дипломата большую лупу и несколько минут внимательно всматривался сначала в одну, потом в другую фотографии. Оторвавшись, наконец, от них, «шкипер» как бы мимоходом бросил взгляд на Николая и тут же уставился себе под ноги, что-то соображая. Наконец, вроде бы решившись на что-то, он сказал, – Если это и в самом деле подлинники, я готов дать, ну скажем, тысячу долларов за все. Давайте договоримся, когда и куда мне подъехать. Я могу прямо сейчас отправиться с вами.
– Простите, но я еще не решил, буду ли продавать.
– Ну что ж, вот моя визитка, звоните, если надумаете.
Когда Николай уже подходил к автомобилю, его окликнули сзади,
– Молодой человек, можно вас на минутку!?
Николай обернулся. Его, запыхавшись, догонял тщедушный старичок лет семидесяти со старым потертым кожаным портфелем.
– Молодой человек, простите, я видел, что вы разговаривали с Гусаком…
– С кем?!
– Я хотел сказать с Димой Гусаковым. Позвольте представиться, Валентин Лунцевич, сотрудник Исторического музея. Так вот, я хотел вас предупредить, что человек этот, как бы сказать… не очень корректен по отношению к людям посторонним. Нумизмат он очень знающий, не спорю, но вы ведь человек в нумизматике, скажем так, посторонний. Вы что-то на продажу принесли?
– Ну, допустим так.
– Я по выражению его лица понял, а я его хорошо знаю, что у вас какой-то раритет. Он предложил вам продать ваши монеты?
– Да. Но у меня с собой только фотографии. Он дал визитку, назвал цену, буду думать. Но вы знаете, у меня не сложилось впечатления, что это раритет. Он за шесть монет предложил тысячу долларов.
– Да, это нормальная сумма за ординарные николаевские десятки в хорошем состоянии, но тут что-то не так, интереса в его лице было на гораздо большую сумму, смею вас уверить. А можно полюбопытствовать, что там у вас такое?
– Давайте сядем ко мне в машину, и я вам все покажу…Вот, шесть монет, две фотографии, аверс и реверс, если я не ошибаюсь в терминологии. Все в идеальном состоянии, золотые, и абсолютно достоверно известно – подлинные. Но три монеты какие-то странные, я такого названия – рус, никогда не слышал, может это и не монеты вовсе?
– Как вы сказали? – Музейщик дрожащими от волнения руками вытащил из кармана пиджака футляр с очками, торопливо нацепил их и прямо впился взглядом в фотографии, буквально выхваченные из рук у Николая. Потом он, как и предшествующий эксперт, достал из потрепанного портфеля лупу и тщательно рассмотрел фотографию. При этом создалось впечатление, что он ее еще и обнюхал. Закончив священнодействие, он снял очки, сложил дужки и, задумчиво постукивая оправой о ладонь левой руки, сказал, – Теперь понятно, почему Гусак сделал стойку. Три монеты особой ценности не представляют, а вот эти, с названием денежной единицы «рус» – это даже не раритет, это суперраритет! Дело в том, что в начале своего царствования, Николай Второй предпринял попытку ни мало, ни много сменить название российских денежных знаков и на смену рублю должен был прийти рус. Но идею в окружении самодержца не поддержали, и он потерял к ней интерес. Однако некоторое количество пробных монет было отчеканено. По одним данным, было сделано всего пять комплектов по три монеты номиналом пять, десять и пятнадцать руссов, по другим десять. Сейчас известно, что три полных набора есть в различных музеях мира и один в частной коллекции. Так вот, комплект в частную коллекцию был приобретен в апреле этого года на аукционе за сто восемьдесят тысяч фунтов стерлингов. А вам предложили тысячу долларов!
