Светлана Шиловская - Замок на гиблом месте. Забавы Танатоса
— И каковы же были ваши выводы? — поинтересовался я.
— А выводы мои, Павел Владимирович, такие, — неторопливо молвил Вадим Викентьевич, не сводя с меня глаз, чем неприятно напомнил мне покойничка Юрлова, — Анну Шмиль и Юрлова убил не кто иной, как вы!
— Вот как! — не выдержав, воскликнул я и резким движением засунул сигару в пепельницу, раскрошив и сломав ее. — Позвольте узнать — на чем же основано ваше утверждение?
— Извольте, — серьезно произнес Кубацкий. — Во-первых, это вы принесли весть о смерти девушки — ход беспроигрышный, ибо, убив ее, вы как бы сами признавались в том, что можете быть причастны к этому, но не скрываясь, как это делали, с точки зрения следствия, остальные, покидавшие обеденный стол, а открыто: да, я выходил, да, я пошел во флигель, да, я увидел ее умирающей! Остальные, и я в том числе, выглядели на вашем фоне менее выгодно! Во-вторых, видя, как вы откровенно скучаете в Медынском, как нехотя наблюдаете за всеми, словно за потешными зверьками, я понял, что совершить такую метаморфозу с телом покойницы мог только человек, презирающий всех на свете и желавший устроить этакую страшненькую забаву: вот, мол, каково! Правда, страшно? А непонятно-то как! Я сам таков, поэтому раскусил эту вашу черту достаточно быстро…
— Слабовато! — поморщился я. — Пока что вы меня не убедили!
— Хорошо, тогда пойдем дальше, — оживляясь, потер руки Кубацкий. — А вот с убийством Юрлова вы промахнулись! План ваш был таков: услышав, что князь со Скальцовым решились на какой-то заговор, — а ведь это вы пригласили меня на веранду, помните? — вы поняли, что более удобного случая отвести от себя подозрения и перенести их на нас троих не представится… А ведь мы всего-то лишь обсуждали возможность дать старику денег и отправить его восвояси, ибо допустить огласку всего, до чего он смог докопаться, для нас было решительно невозможно! Но тем не менее вы сделали это — поди потом докажи, о чем мы там шушукались! Сговорились, и все тут! Блестяще, Павел Владимирович, блестяще! А какую комедию вы разыграли со Скальцовым! Щепкин и Садовский зарыдали бы! А я тоже хорош — советовал вам сделать то, что вы уже сами наперед продумали! Вы же понимали, что смерть Скальцова — это беспроигрышный вариант и гарантия от любых подозрений навсегда, в чьей бы голове они ни родились… Одного я не мог понять — зачем вы убили Анну Шмиль?
— Вот это и есть самое слабое место в ваших рассуждениях! — засмеялся я. — У меня не было никаких поводов для ее убийства — в отличие от всех вас, включая князя.
— Заинтересовавшись вашей персоной, я выяснил кое-что, — с улыбкою выслушав меня, молвил Кубацкий. — Имя Елены Пеструхиной вам ничего не говорит?
Я, побледнев, промолчал — с именем этой женщины как раз и были связаны обстоятельства моей вынужденной отставки. Перед глазами возникло смеющееся смазливенькое личико, поддразнивая меня, показывающее острый розовый язычок и забавно морщившее точеный носик. «Вы, верно, очень сильный, господин офицер!» — шептала она, вовлекая меня в свои страстные объятия. И летели прочь сорванные наспех прозрачный пеньюар и подвязки, и отброшенное с кровати шелковое покрывало… А потом это же лицо я увидел по-другому: с окровавленной головой и безжизненными потухшими глазами…
— Я так и предполагал, — удовлетворенно протянул Вадим Викентьевич. — Когда в одном, скажем так, веселеньком заведении вы убили эту особу понятного рода занятий, историю сию замяли, ибо неожиданно выяснилось, что вы страдаете приступами неконтролируемой ярости, во время которых можете сотворить бог знает что!
Понятно, что служить далее вы не можете, да и начальству выгоднее было не поднимать шумиху из этой истории, опять же — папенька подсуетился со своей стороны… Но когда я узнал об этом — все сразу встало на свои места! Думаю, дело было так: крайне интересуясь фигурой Анны Шмиль, вы тем не менее за все лето так и не удостоились ни единого ее взгляда. Голубчик, поверьте — будь вы понастойчивее, возможно, ваше лето в Медынском прошло бы не так скучно! В тот вечер вы, будучи навеселе, решились вдруг на крайний поступок — изыскать, наконец, возможность, поговорить с дикаркой и, возможно, добиться ее благосклонности! Не могу знать, чем закончился ваш разговор, — судя по небольшому промежутку времени, в течение которого вы отсутствовали, она была не в настроении и решительно отказала вам, возможно, даже в несколько резкой форме, — за нею это водилось, поверьте, я знаю! Туг-то вас и обуяла та самая животная ярость, в пароксизме которой вы размозжили несчастной мадемуазель Пеструхиной голову канделябрами! Приступ, впрочем, прошел быстро — тут-то у вас и созрел план дальнейших действий по выпутыванию из этой затруднительной для вас ситуации. Слава богу, умелое расследование Юрлова и его своеобразные методы позволили вам узнавать столько, сколько было необходимо для умелых заячьих петель и даже подкидывания ложных намеков на остальных… причастных к этой истории.
— Сударь, — сухо перебил я Кубацкого, — боюсь, вы находитесь на пути, который заведет вас не туда! Следствие закрыто, есть убийца — Скальцов, к чему вы рассказываете мне небылицы? Что до меня, то я до сих пор глубоко убежден, что настоящий преступник — вы, ибо ни у кого не было столько мотивов желать смерти Анны Шмиль, как у вас, особенно принимая во внимание цинизм — ваш и тот, с которым совершались эти убийства!
— Да, вы правы, — согласился Кубацкий. — Я — не подарок и действительно мог бы поступить таким образом, как не смог бы сделать ни тютя князь, ни отец Ксенофонт, ни трусливый подлец Скальцов. Но, поскольку, находясь в трезвом уме и здравой памяти, заявляю вам, что к этим смертям не имею ни малейшего отношения, единственным кандидатом на эту роль — по крайней мере, в моих глазах — остаетесь вы!
— Благодарю за любопытный рассказ, — я поднялся, не собираясь более не минуты оставаться в обществе этого человека. — Советую вам взяться за перо — из вас вышел бы недурной писатель в стиле Эдгара По. Не смею более задерживать и от души признателен за визит!
Кубацкий сухо кивнул мне и неторопливо вышел, надеюсь — навсегда. Я подлил себе еще коньяку, с облегчением понимая, что более тени прошлого не потревожат меня никогда — они умерли вместе с шагами позднего гостя.
Фраза Кубацкого о том, что, прояви я немного более настойчивости, Анна с легкостью стала бы моею, больно задела меня за живое. Ее решительный отказ поговорить со мною — тогда, вечером, во флигеле — показался мне столь неожиданным и резким, что я, не утерпев, схватил ее за руку, пытаясь приблизиться лицом к ее искаженным гневом губам. «Подите прочь, как вы мне все надоели, животные!» — воскликнула она, вырываясь. Ах, если бы она тогда хотя бы промолчала… или заплакала… И если бы Леночка Пеструхина не произнесла тогда те обидные для любого мужчины слова — и это после всего, что у нас с нею было! И что же теперь? Каждую ночь просыпаться в холодном поту, боясь того, что у изголовья моего в темноте укоризненно светятся кроткие глаза Юрлова или пылают огнем колдовские — Анны? И слышать, как жалобно скулит где-то неподалеку Скальдов? Рассудок мой омрачен навеки ледяным сквозняком от крыльев неумолимого Танатоса, наклоняющегося надо мною и, почти наверняка, исторгающего душу мою, чтобы навеки соединить меня с остальными, покинувшими мир живых…
ОБ АВТОРАХ
Современный детектив находится в выигрышном — как для писателя, так и для читателя — положении. Он разнообразен как за счет опыта направления — много чего написано, так и относительной жанровой свободы, права вбирать в себя лучшее из прошлого. Например — из так называемого готического романа, авторами которого, как известно, стали дамы начала XIX века. Анна Рэдклиф (однофамилица, а вовсе не пра-прабабка исполнителя главной роли Гарри Поттера в одноименных фильмах) создала «Удольфские тайны», книгу, которая определила основные черты готического романа. Продолжила ее дело Эмилия Бронте, (сестра Шарлотты) романом «Грозовой перевал». Примерно в то же время жена одного из друзей Байрона Мэри Крафи Шелли сотворила своего «Франкенштейна». Были и мужчины, например, англичанин Мэтью Люис, написавший роман «Монах», но уж очень он кровав. Готический роман одним своим боком очень плотно примыкает к романтизму, и посему должен быть столь же поэтичным, сколь и увлекательнозагадочным.
Что роднит с классическим готическим романом произведение Светланы Шиловской «Замок на гиблом месте»? Семейные тайны, фамильные портреты в галереях, странная судьба девушек-близняшек. Герои: мачеха с темным прошлым и настоящим, беспринципный братец, шатающийся в лесу одичавший здоровяк… Само место действия: замок на речном обрыве с решеткой, закрывающей подводный грот, построенный на развалинах монастыря, и его окрестности. Наконец, женское авторство.
