Александр Афанасьев - Братишки
– Дай гляну. Импорт, что ли?
– Нечего тут смотреть. «Беркут», наше. Чо за движения у тебя?
– Да не, ничо. Валить надо.
– Валить? Давай валить будем…
– Подожди. Еще один чел подъедет.
– Кто?
– Мое дело. У тебя лавешки на трубе есть? Дай…
Я протянул телефон, Дон скривился:
– Чо, на «Нокию» денег нет?
– Не устраивает, давай обратно.
– Да ладно, пошутил… чо ты такой резкий…
– Беркут…
– Чего смешного?
– Да ниче. У нас тут спецназ называется Беркут.
– Это ты от них шугаешься?
– Я от всех шугаюсь.
Десантник набрал номер, коротко переговорил и сбросил. Как я понял, разговор был с женщиной. Он просил ее приехать, и, судя по всему, она была не одна, а с ребенком. Я не вмешивался.
– Фу…
– Приедет?
– Должна.
– А чё с нагрузкой взял?
– Ща как двину!
– Ладно, ладно. Как хоть… нормальная? Такая… – я показал.
– Еще какая. Оля зовут.
– А ребенок? Твой?
– Не… да и какая разница? Отец не тот, кто родил, а тот, кто воспитал.
– Оно так…
Про себя я подумал, что если мы и можем какое-то воспитание дать ребенку – то оно явно не будет образцовым…
– Давай, колись. Во что вляпался?
– А тебе не один ли…?
– Не один, Дон, не один. Я тебя из г… вытаскиваю. Имею право знать.
– Какой я Дон? Я Десантник. Братан Десантник…
– Был бы ты Десантником, летел бы ты…
Жека посмотрел на меня, скривился, сплюнул:
– Лучше тебе вообще этого не знать… да ладно. Фамилию такую слышал – Горчеладзе?
– Нет.
Так я впервые услышал о журналисте Георгии Горчеладзе. Он к тому времени уже пропал без вести, и в Киеве только начинал разгораться скандал, но я про это совершенно ничего не знал. Телевизор я смотрел время от времени – да в России на это и не обратили особого внимания. Пропал журналист и пропал. Найдется…
Никто тогда не мог предположить, чем это все кончится…
– Журик один из Киева. Знаешь, такой… с шилом в одном месте. Рыжего нашего клевал. А теперь пропал с концами, в Киеве буча поднимается.
– Не въехал. А ты-то к этому каким боком? Ты, что ли, его?
– Да не… Ты знаешь, какие у нас правила. Накосячил, отработай или заплати штраф. Вот я зимой накосячил, конкретно. Три фуры с бухлом потерял. Мне сказали: чтобы братва не имела к тебе никаких претензий – отработай. Отправь бригаду в Одессу, там надо с одним ресторатором разобраться, борзым шибко. Я еще прифигел – а зачем для этого с Донбасса бригаду отправлять? Но отправил. Они там, блин, с местными работали – короче, устроили пальбу в ресторане, грохнули человека. Я потом им сам вдул по самые помидоры, насчет мокрухи уговора не было. Побить, поджечь – это одно, а мокрое на себя вешать – совсем другое, ты это понимаешь, да…
Я кивнул:
– А этот… Гиви тут при чем?
– Да при том! Я про это и думать забыл – а тут вызывает меня один опер знакомый, ну, туда-сюда там – говорит, ты в курсе, что за тобой группа из Киева едет? Я говорю – нет, а в чем дело? Говорят, тебя на дело Горчеладзе примеряют, по тебе запрос и по линии МВД, и по линии СБУ пришел. Я прозвонил кое-кого в Киеве – и ноги.
– Так и не понял?
– По той стрельбе в баре. Там, кажется, Горчеладзе этот был. В баре. А теперь он пропал.
– И опять не понимаю. Ну, ладно, стреляли. Он же потерпевший, получается.
– Да какой он терпила… короче, решил я валить. И вовремя. Я только что челу звонил – ищут…
– Со своей мобилы звонил?
– Да, да, не менжуйся, норм все.
Но я так не думал. Я осмотрелся и увидел стожок сена. О – самое оно…
– Пошли.
– Куда?
– Куд-куда. На кудыкину гору. Шурави – контроль щас устроим.
Автомобиль Оли появился примерно через два часа. Белая «Нива».
Уже темнело…
Не доезжая до «девятки», «Нива» резко тормознулась, и с нее десантировались двое гавриков, один с пассажирского, второй сзади, с багажника. Блатные – куртки и штаны «с полосками», хотя могут и маскироваться. Ни слова не говоря, не пытаясь ни в чем разобраться – открыли огонь. Горохом рассыпался треск «калашникова», гулко бухало ружье, стрелок вел беглый огонь по «девятке» с силуэтом внутри…
Мне это хорошо было видно, потому что я залег справа и отлично видел все. Дождавшись, пока опорожнят магазины и пойдут к зияющей дырами машине, я отправил в страну доброй охоты обоих, одного за другим. Водила мог быть умным или глупым, он мог газануть, а мог выйти и посмотреть, но он все равно был уже мертвым. Он оказался глупым – выскочил, и тут же я свалил и его…
Всё? Или на дороге еще есть?
Нет. Похоже, всё. Пальбу на дороге, может, и слышали, но останавливаться вряд ли будут. Желающих лезть в дела братвы нету.
Я справа и Дон слева подобрались к машине. Я посмотрел: «Нива» как «Нива», только сзади заднее сиденье снято, и там грязища – значит, ворованный уголь в мешках возили. Эти трое – похоже, исполнители не слишком высокого ранга. Один «АКМ» с отпиленным прикладом, у водилы короткий ментовский «калаш» и ружье – странное, я пошевелил ногой. Похоже на «Итаку».
Дон перевернул одного ногой, со злобой пнул.
– Знаешь его?
– Не…
Я посмотрел в сторону «девятки». Она дымилась и вот-вот могла вспыхнуть. На Доне было мое старое камуфло, которое я в машине вожу на всякий случай, если ремонтировать в дороге придется или в гараже что-то делать. Больше у него одежды не было – в его одежду мы набили сена и оставили в машине. Примитивная ловушка, но они попались…
– Точняк не знаешь, кто это? – мне почему-то казалось, что Дон врет. История какая-то… левая… журналист какой-то, стрельба. Если бы он сказал, что его на счетчик поставили или за ту стрельбу в ресторане менты прессуют – я бы поверил. Но с журналистом… левак какой-то. Мутная история…
Дон смотрел на дорогу.
– Не приедет она. Приняли ее.
– Поджечь? – спросил Дон, словно меня не слыша.
– Нет. Огонь увидят. Давай затолкаем жмуров в «девятку» и спихнем в Кальмиус. Тогда у нас будет время, чтобы уйти.
Дон посмотрел на меня. Между нами была «Нива», а под ногами – люди, которых мы убили.
– А ты не меняешься… бача.
– Нет, – я тоже посмотрел на Дона зло и прямо, – я изменился. И ты тоже. Мне не подают руки в Союзе. Как думаешь, почему?
Украина
Донецкая область
19 сентября 2000 года
Машину с трупами мы спихнули в Кальмиус, опустив стекла – чтобы затонула побыстрее. В реке эта машина не первая и не последняя. Вбитые Афганистаном правила подсказывали, что нельзя бросать исправное транспортное средство, и мы забрали «Ниву» – она совсем не была повреждена. Поэтому Дон гнал на «Ниве» впереди, а я – на «Террано» немного поотстав. Если все будет путем, то перед самой границей бросим. Если по любым причинам все путем не будет, еще одна машина давала нам куда больше шансов. Оба автомата были у Дона в машине, от ружья он забрал только патроны. Сказал, что само ружье – дерьмо…
Мы уже были у самой границы, как вдруг Дон съехал на обочину и тормознулся. Я остановился чуть впереди. Подошел к машине:
– Сломался?
– Не… – Глаза Дона лихорадочно блестели. – Давай назад сгоняем, а?
– Ты в уме? Куда?
– Ольгу заберу.
– Они послали киллеров. Ее или приняли, или уже утопили, или она подставная, на них работает.
– Садык… – он второй раз назвал меня моим армейским псевдонимом, – братан, у тебя любовь есть?
Еще год назад я знал бы что отвечать. Сейчас – нет.
– Не знаю, брат. Есть, наверное…
– И у меня есть. Оля… мне без нее свет не мил, понимаешь… А ее Сашка – мне как родной, понимаешь, да?..
– Тебе бы романы писать.
– Да что ты понимаешь…
Я задумался. Конечно… глупость делаем. Но…
– Вить, вот что мы за собой оставим, ты думал?
– Знаешь, как говорят: ты бабай, и я бабай, и ты мозги мне не сношай. Поедем. Только сделаем всё по-моему, о’кей?
– Да как желаешь.
– План рисуй, где живет. Ее двора и окрестных…
Город, в который мы ехали, был типичным шахтерским городком. Серые обшарпанные пятиэтажки, въевшаяся повсюду угольная пыль, разбитые дороги. Освещенный, сваренный на хоздворе местной шахты ларек с немудреным набором атрибутов «красивой жизни», включающей в себя въетнамские гондоны, шоколадки «Сникерс» и набор бухла, из которого выделялись портвейн «Слынчев Бряг» и местная «Шахтерская особая». А моя чуйка вовсю кричала о беде.
Например, что делает у ларька вон та телка? Пацана рядом нет, одета невоздержанно, как на промысел. Работает барышня? Тогда почему здесь, не на трассе? Почему одна – работающие барышни обычно группками стоят.
Я посмотрел на часы. Час до рассвета.
Дон мигнул, как было оговорено, фарами, укатил вперед, а я свернул с трассы и пошел по дворам, пытаясь одновременно вести машину, читать нарисованную на обрывке бумаги карту и проклиная Дона с его не кстати проявившейся любовью…
Если бы не Наташка, врезал бы я Дону по морде, ох врезал бы.
Четырехэтажка была серой, обшарпанной. Сбоку спуск в подвал, там какой-то магазин, на ночь, естественно, закрытый. Прежде чем я сообразил, что делать дальше (хорошо, что свет в салоне не включил!), сзади высветило дальним светом фар. В «Террано» подголовники высокие, света в салоне не было, не видели они меня. И – мимо на скорости проскочили. Две машины. Завернули за угол – как раз туда, к дому, где живет пассия Дона.
