Борис Бабкин - Жизнь за бессмертие
— Я считаю, что надо просто попробовать поговорить с Богатыревой, — высказался Фишке. — И ненавязчиво попробовать уговорить Беловых на продажу алмаза. Тем более что их можно просто припугнуть обращением в соответствующие органы, — добавил он. — Ведь на алмазе, который у них, кровь убитого в Монголии профессора Товасона.
— Во-первых, если мы заявим об этом, как ты говоришь, в соответствующие органы, на алмазе можно ставить крест. Он попадет к государству, и нам его не видать никогда. Не говоря даже о том, — качнул головой Гейдрих, — чтобы иметь. Во-вторых, если мы подскажем органам про алмаз, то невольно попадем в круг подозреваемых, и Интерпол несомненно вспомнит про Тормана, который работал на меня, а это всем известно. Даже после его побега в Лондоне ко мне приезжали наши полицейские и их интересовал Торман больше, чем Берта, — подчеркнул он. — Так что пугать Беловых обращением в органы глупо и опасно для нас самих, — уточнил он. — Надо искать другой вариант. Конечно, казалось бы, проще всего похитить сына Беловых и диктовать им свои условия. Но, к сожалению, для нас этот вариант опаснее первого, — вздохнул он. — По своей глупой агрессивности. Похищение детей — это метод простых бандитов, к коим я, Вилли Гейдрих, офицер военно-морского флота Германии, не принадлежу. И посему опуститься до подобного уровня не считаю допустимым. Но с другой стороны, я довольно стар для длительного ожидания результата, и поэтому надо делать все быстрее. Вдруг этот алмаз действительно продлит жизнь? — задумчиво добавил он. — Кстати, где Браун? — вспомнил Адмирал. — Ганс, ты мне что-то хотел доложить о нем.
— Я не знаю, насколько обоснованны мои подозрения, — нерешительно начал тот. — Но мне сообщил один знакомый, он, кстати, механик в гараже герра Бонске, что хозяин как-то упоминал вас, Адмирал. То, что он сказал, довольно неприятно для вас…
— Собственно, я подозревал, — улыбнулся Вилли, — что не просто так всплыл на горизонте и пришвартовался ко мне этот старый, с железной хваткой спрут Бонске. Я чувствовал это, — засмеялся он. — Но решил подождать и не огорчать так неожиданно сошедшего на берег в моем порту старого бродягу Брауна. Но думаю, что все-таки придется это сделать. Так, — кивнул он, — я хочу знать, с кем встречается Браун, с кем он в данное время из родственников проживает, ну и всех-всех, с кем он общается.
— В данное время, — осмелился прервать его Ганс, — с ним его племянница Марлен. У нее такая же фамилия, она…
— Дочь его брата, — кивнул Адмирал. — Значит, вот почему он ко мне заявился, — усмехнулся Гейдрих. — А я на минутку подумал, что просто пришел старый бродяга осушить по кружке пива со старым приятелем. Но думал я так очень недолго — до его первого вопроса о камушках бессмертия. Он считает, что я старый болван и не догадаюсь, почему речь зашла о мадам Леберти, — засмеялся он. — А удобнее всего начинать разговор именно с нее, потому что в ее музее хранится один из семи камушков бессмертия, которые упоминаются в легенде о Перусе, святом покровителе Персии. Если быть честным, я вначале не верил в это, — качнул он головой. — Легенд много, и обычно это просто сказания какого-то исчезнувшего государства или правителя. Но тут оказалось, что камушки действительно есть и даже, если верить прессе, обладают лечебными свойствами, что на себе испытала лаборантка, работающая с профессором в Монголии. Но Койот испортил мне все, — процедил он. — Короче говоря, благодаря этой легенде и начались поиски семи алмазов. Хотя вполне может быть, что их или больше, или меньше. Если меньше, то как раз на один. Поэтому действительно выходит, что их семь. И если про шесть я знаю, то седьмой, наверное, как раз находится у того, кто выдал эту легенду. Ведь благодаря ей нашелся камушек в России. Потом в Израиле, а оттуда он переехал в Англию. Старый шотландец оказался не так глуп, — усмехнулся он. — И если бы его племянник…
— К вам Браун Бонске, герр Адмирал, — послышался мужской голос.
— Не вспоминай Вельзевула, — усмехнулся Адмирал, — а то увидишь его воочию. Пригласи, — кивнул он, выпроваживая своих помощников.
— Я уверена, — усмехнулась загорелая крепкая молодая женщина в спортивном костюме, — что Адмирал догадался о цели посещений дяди. Гейдрих слишком опытен, чтобы не понять истинных намерений его визитов. Но благодаря этим визитам мы кое-что узнали о его планах поиска алмазов. Кстати, — посмотрела она на сидевшего напротив крепкого блондина в темных очках, — что ты сумел выяснить о Берте?
— Ничего, — ответил тот. — Ею интересуется и английская полиция, и наша, и, кстати, благодаря Торману — Интерпол. Как ты думаешь, Марлен, — спросил он, — Койот действительно погиб?
— Не могу дать точного ответа, — качнула она головой. — А ты что думаешь, Альфред?
— Тоже не могу дать однозначного ответа, — подумав, вздохнул тот. — Койот не идиот, чтобы вот так глупо погибнуть. Но с другой стороны, его могли подставить ирландцы. Он даже мог не подозревать, что его будут использовать как живую бомбу. В общем, вопросов много. Больше, чем ответов, — улыбнулся Альфред. — И боюсь, точного ответа так никто и не узнает. Хотя, если Койот жив, он заявит о себе довольно скоро.
— А я так не думаю, — возразила Марлен. — Зачем ему это? Считаться погибшим для него намного удобнее. Документы он сделать себе сможет. Пластическую операцию тоже, и все, — кивнула она. — Живи и радуйся где-нибудь на Мальдивских островах.
— Так поступил бы любой на месте Койота, — согласно заговорил Альфред. — Но не Койот. Он авантюрист в самом плохом смысле этого слова. Он любит риск и считает его нормой жизни. Настоящей жизни, — добавил Альфред. — И если он жив, то объявится очень скоро. А я не могу сказать, что Торман погиб, но также и верить в то, что он жив. К тому же алмаз в Лондоне спрятал именно Койот, а он не будет дожидаться, пока все стихнет, и постарается забрать его сам. А как он умеет это делать, все знают. Шотландец просто недосчитается своих людей, человек так четверых. И вполне возможно, что Койота убьют. Но если он жив, то попробует забрать алмаз сам. Он никогда никому не верил. Именно поэтому был на свободе и оставался жив. И я думаю, он не поверил и ирландцам, — засмеялся Альфред.
— Ты когда поедешь в Россию? — спросила Марлен.
— Сначала я бы хотел слетать в Иран, — ответил Альфред. — Меня заинтересовала одна статья в «Нью-Йорк таймс», — добавил он. — Там вскользь и не очень уверенно упоминается о неком немногочисленном народе, проживающем на севере Ирана, на границе с Афганистаном. Группа журналистов попала под обстрел талибов, и вертолет совершил вынужденную посадку около реки Гератуш. Их чуть не захватили в плен талибы, но неожиданно появились какие-то люди и на удивление просто сумели договориться с талибами, и те ушли. Оказалось, что уже почти двадцать лет люди живут на своей земле отдельным племенем. У них есть свой правитель, и говорят они на своем языке. Представляешь такое? — спросил он.
— А чему ты удивляешься? — усмехнулась Марлен. — Сейчас в Юго-Западной Азии возможно все. Уже сколько лет в том районе идет война. И с каждым годом она только разгорается. И люди, которые боятся войны и устали, уходят к границам бывшего СССР и там создают свои общины и вводят свои законы. Помогают раненым со всех сторон, и именно поэтому у них не бывает военных столкновений. Но вообще-то без человека, который сумел бы все это отладить и отрегулировать, это было бы невозможно. Нужен вождь, — кивнула она. — И поэтому ты, собственно, прав, — сделала вывод Марлен. — Но что конкретно тебя заинтересовало в этой газетной заметке? — спросила она. — И почему ты уверен, что это не «утка», рассчитанная на интерес читателя?
— Там написано о языке этого племени, — сказал Альфред. — И, со слов журналистов, люди изъясняются на языке ахеменидов, из племен которых и возродилась Персия. По крайней мере именно так пояснили журналистам люди, говорившие и на английском. Но, к сожалению самих журналистов, им не показали места проживания этого народа, а просто проводили до первых постов иранской армии, с которой эти ахемениды поддерживают отношения. И я хочу увидеть того, кто создал это племя. Надеюсь, ты согласишься, что это незаурядный человек. Суметь вырвать из рук талибов журналистов, — он качнул головой, — это надо быть по крайней мере человеком, которого они уважают.
— Что тебе надо для поездки? — спросила Марлен.
— Деньги, — спокойно ответил Альфред. — А на них я возьму все и всех.
— Знаешь, — отпив пива, качнул головой Гейдрих, — я перестаю верить в то, что удастся получить хотя бы один из этих камушков. И не хочу рисковать под закат своих дней. Не дай бог, — вздохнул он, — все кончится большим скандалом и меня посадят в камеру, где я буду ожидать не дня освобождения, а своей смерти.
