Виктор Доренко - Ставка на бандитов
— Так что же нам делать? — Паша недоуменно уставился на шефа.
Зеленцов по своему обыкновению прошелся по комнате, теребя толстый жгут золотой цепи, и задумчиво произнес:
— Начнем войну с Вадимом. Я не хочу, чтобы мои угрозы зависали в воздухе. Я не дешевый фраер. Не найдем бабок, значит, подожмем под себя его бизнесменов. В любом случае своего не упустим.
— Но ведь ты сам говоришь, что Стародубцев здесь ни при чем, — удивился здоровяк, — зачем тогда на него наезжать?
— А затем, — глубоко посаженные глаза Дюка сверкнули недобрым огоньком. — Я не собираюсь бросать слова на ветер и никому не позволю залезть к себе в карман. Тем более теперь, после смерти Заики, наверняка в их бригаде начнется разброд. Здесь-то мы их и прихлопнем. Скажи кому-нибудь из пацанов, пусть начинают собирать сведения о всех более-менее крупных коммерсантах, которые раньше работали под Заикой.
— Ладно, — согласился Паша, — скажу, а что дальше?
— А дальше устроим маленький прессинг с фейерверком. Кое-кого придется кончить для острастки, а остальным объясним: если они не хотят последовать за покойниками, пусть платят нам бабки.
— Но это же беспредел, — попытался возразить помощник.
Зеленцов грубо его оборвал, одарив уничижительным взглядом:
— Это не беспредел — это настоящая война. И никто никогда не сможет мне доказать, что я не прав. Я хочу вернуть свое, а каким образом — это мое личное дело.
Их диалог прервал звонок телефона, стоящего на массивном письменном столе в кабинете Зеленцова. Хозяин особняка снял трубку и произнес:
— Алло, слушаю.
В динамике раздался приветливый голос Фомина:
— Здорово, Леха.
— Привет, Валера, — дружелюбно отозвался Дюк, — рад тебя слышать. Какие дела?
Монах прокашлялся в трубку и ответил:
— У меня все более-менее нормально, а у тебя как?
— Спасибо, — степенно отозвался Зеленцов, — тоже ничего.
Покончив с официальной частью, Дюк с нетерпением ждал, что скажет ему звонивший. Он понимал, Фомин не просто решил поболтать со старым товарищем, у него наверняка есть какое-то дело.
Зеленцову не терпелось узнать, что же заставило Монаха позвонить ему, но, строго следуя укоренившейся традиции, Дюк не проявлял открыто своего любопытства — это в их среде считалось признаком «дурного воспитания».
Авторитет и сам понял — пора переходить к делу, поэтому он как можно спокойнее произнес:
— Леха, ты не мог бы подскочить ко мне на дачу, я тут недалеко от тебя?
— Какой базар, — с готовностью отозвался Дюк, — я же был у тебя, знаю где твоя хибара, минут через двадцать жди, — пообещал он.
— Ну все, — закончил разговор Монах, — до встречи…
Зеленцов услышал в динамике короткие гудки отбоя и, в свою очередь, положил трубку на рычаг.
В точно назначенное время серебристый джип въехал в распахнутые охраной ворота дачи Фомина.
Авторитет сам встречал гостя во дворе. Отдавая дань укоренившейся традиции, они обнялись, дружески похлопывая друг друга по плечам.
После приветствий Монах провел Дюка в комнату. Там стоял накрытый к обеду стол.
Разглядывая деликатесы, разложенные на белоснежной скатерти, Зеленцов улыбаясь спросил:
— Что, у кого-то праздник, а я не знал?
— Да нет, — ответил Фомин тоном скромного, но радушного хозяина. — Это так, чтобы нам нескучно базарить было.
Они присели за стол, и Монах, разлив в рюмки водку из запотевшей поллитровой бутылки с надписью «Столичная», произнес:
— Ну, давай выпьем за тех, кто сейчас у хозяина, пусть им веселей живется.
— Давай, — поддержал тост Дюк, поднимая рюмку и одним движением опрокидывая ее в рот.
Удовлетворенно крякнув, они закусили солеными огурчиками, приятно захрустевшими на зубах.
Посчитав, что приличия гостеприимства соблюдены, Монах перешел к главному.
— Я вот по какому поводу хочу с тобой перетереть. Мне рассказали, что у тебя возникли какие-то проблемы с Вадимом Стародубцевым. Это правда? — Авторитет пристально уставился на собеседника.
Зеленцов, доставая из кармана пачку сигарет, задумался.
Он не был готов к такому повороту разговора, и ему требовалось время, чтобы подготовить ответ. Наконец, натянуто улыбнувшись, Дюк произнес:
— Да, действительно, это так. Не знал, что тебе и об этом известно. Если не секрет, откуда?
— Какие от старых корешей могут быть секреты, — поспешно ответил Фомин, — мне об этом рассказал сам Вадим.
Зеленцов на миг опешил, чего-чего, а такого оборота событий он никак не предполагал.
Монах, поняв ход его мыслей, неторопливо продолжил:
— Ты, наверное, не в курсе того, что между нами произошло? Так вот, этот гаденыш, — пахан умышленно отозвался о Стародубцеве неуважительно, — встал у меня поперек дороги, и я посоветовал ему раствориться.
Далее Фомин пересказал приятелю события прошедших суток, делая особый акцент на непорядочность Вадима по отношению к нему, к законнику Монаху.
Когда рассказчик дошел до похищения сестер, Дюк не выдержал и зло выпалил:
— Сука!
Впрочем, вор-авторитет, никак не отреагировав на реплику, посвящал Зеленцова в дальнейшие подробности случившегося.
Закончил свое повествование Монах так:
— Хотя он и оказался по отношению ко мне негодяем, я все же ему верю, он не брал этих денег. Тем более что Бур, принимая бригаду, имел возможность убедиться — никто из старших не знал о твоей с Заикой деятельности. Значит, Ступнин кроил от своих, как последняя крыса, и наверняка хотел швырнуть и тебя. Но получается, что даже мертвый он смог сбить прикуп на своего бывшего корефана.
Выслушав длинную речь Фомина, Дюк пытался понять, к чему тот клонит, и вдруг до него дошло: раз бригада теперь в руках у Бура, а значит, и Монаха, он ничего не сможет получить. И если он все-таки решится на боевые действия, ему придется воевать с Монахом. Такой оборот событий Зеленцова не устраивал, но и терять пять миллионов долларов он не собирался.
— Значит, говоришь, Вадим не брал этих денег? — угрюмо спросил Дюк. — Но тогда кто их взял? Я же не могу позволить, чтобы меня кинули как последнего лоха?
Фомин тяжело вздохнул.
— Я думаю, надо искать счета Заики или тех людей, с кем он имел дело. Бур тебе в этом поможет.
— Послушай, Валера, — нетерпеливо перебил говорящего Зеленцов, — мне не помощь нужна, а «лавэ».
— Так что ты предлагаешь? — Голос пахана стал твердым, а глаза жесткими. Хочешь, чтобы я сейчас достал из кармана пять лимонов баксов и выложил перед тобой? Может, ты думаешь, что сам я взял эти бабки?
— Нет, — поспешно ответил Дюк, — но раз Бур принял дела от Вадима, значит, тем самым он принял на себя и все его долги. Я не прошу лишнего. Моя доля составляла ровно половину. Вот пусть Бур и отдаст мне доляху, а «капуста» со временем найдется…
— Когда найдется, тогда и поговорим на эту тему, — зло прервал говорящего Монах, — а пока нечего зря метлой махать. Или ты не веришь моему слову?
Зеленцов не выдержал тяжелого взгляда пахана и отвернулся. Фомин продолжал:
— Что-то я тебя не пойму, Лелик. Ты же всегда считался нормальным пацаном, или у тебя совсем от этих денег крыша съехала? Ты мне делаешь предъяву? Хорошо, — Фомин потянулся за папиросой, — на днях состоится сходняк, вот и пусть нас с тобой рассудят люди.
При упоминании о предстоящей сходке Дюк внутренне сжался, втянул голову в плечи, но вдруг какая-то непонятная, неведомая сила заставила его необдуманно высказать:
— До фонаря мне вся эта ваша сходка.
После этих слов Зеленцову действительно все стало безразлично, кроме потерянных денег.
— Наша? — зловеще переспросил Монах, недобро нахмурившись.
Его лицо стало непроницаемым, взгляд приобрел суровое выражение, а глаза сузились, превратившись в две маленькие щелочки.
Приподнявшись из-за стола, Фомин брезгливо посмотрел на Дюка и сквозь зубы процедил:
— Мне не о чем с тобой базлать. Ты скурвившаяся тварь, а не блатной. Для тебя понятия воровской чести не существует, потому что ты ничего в жизни, кроме барыша, не ценишь. С этой минуты ты для меня только барыга, лох и сука.
По коже Дюка пробежал холодный озноб. Он испугался за свою жизнь.
Монах, будто прочитав его мысли, пренебрежительно сказал:
— Да не трясись ты, как последний пидер под шконкой! Ты пока мой гость, а я не шерсть голимая, чтобы забывать о «понятиях». Иди, — пахан властно указал Зеленцову на дверь, — но запомни, после сходки любой порядочный блатной посчитает за счастье воткнуть острую пику в твое поганое нутро.
Дюк торопливо поднялся и, не оглядываясь, поспешил к ожидавшей его машине. Сорвавшись с места, джип покинул просторный двор дачи, устремляясь в сторону Рублевского шоссе.
Через день после того разговора Монаха провожали в аэропорту Домодедово — он вместе с поправившимся Музыкантом и Брюсом улетал в Екатеринбург.
