Вячеслав Денисов - Дело государственной важности
– Вас сейчас родители отправляют встречать скот? – смеясь, поинтересовался он.
Она опять подумала и ответила, что этим занимается мама.
– Я ее понимаю, – согласился Кряжин, который минуту назад ни с того ни с сего засомневался в профессионализме спеца из «К». Теперь он немного успокоился. Прав был и заместитель прокурора Ростовской области. Первый утверждал, что из деревни, где сейчас находилась Майя, невозможно позвонить. Второй уверял, что Майя в Москве. И только что Кряжин убедился, что она вообще никогда не жила в деревне. Выгнать утром из загона скот для отправления на пастбище в конце октября не сможет даже перепившийся колхозник. – Такую дочь нужно беречь.
Стрелки на часах показывали, что муровцы если не поднимаются в квартиру на Мытной, то дом уже обязательно нашли.
– Майя, а откуда вы знаете, что его видела именно Зина, а не Таня, которая тоже в тот день незаконно подрабатывала?
– Кого его?
Хороший вопрос. Но она вовремя спохватилась.
– О человеке в светлом мне Зина говорила.
Хороший ответ. Но Кряжин его ждал.
– А Зина настаивает на том, что она этого вам не говорила. И Таня, кстати, то же самое утверждает.
– Подождите минутку, Иван Дмитриевич, кто-то пришел…
Советник улыбнулся. На деревенский узел связи, которого в деревне отродясь не бывало, кто-то пришел, и Майю это беспокоит.
Трубку подняли и поднесли к уху – он это слышал, но говорить по понятным причинам абонент не торопился. Тот, кто это делал, делал это не в первый раз. МУР не глупит.
– Кряжин у телефона, – представился советник.
– Мы здесь, – тут же прозвучал мужской голос, и Кряжин велел ему вернуть трубку девушке.
– Как же так, Майя? – спрашивал он. – Как же так? А вы говорите мне, что находитесь в деревне.
Майя молчала и теперь вряд ли пыталась выиграть этим время. Оно, время, было безвозвратно упущено.
Он рассказал ей, как однажды к ней подошел Занкиев, часто пользовавшийся услугами прелестной сотрудницы. Он сказал, что девушка может хорошо заработать. Но все в этом мире имеет свою цену. За принесенный вовремя поднос со спиртным реально получить доллар, за экспресс-услуги интимного характера – в пятьдесят раз больше. Но при таких способах зарабатывания денег, как ни крутись, вознаграждение все равно не будет более одной купюры. Складывать их вместе месяцами – не самое рентабельное предприятие. Он, Занкиев, не знает ни одной горничной, разбогатевшей на чаевых, и не слышал ни об одной проститутке, начавшей зарабатывать в конце карьеры больше, чем зарабатывала ранее. Работай они даже в три смены, их доход увеличится ровно настолько, чтобы в последующие дни восстанавливать силы, проедать заработанное и не выходить на работу. Здоровья и гарантий будущей счастливой жизни такой труд не дает. Напротив, сказал Занкиев, будущее таких людей – потемки.
И он предложил.
Но предложил не сразу. Около недели он возил Майю по ресторанам и другим гостиницам. Однажды даже привез девушку в казино, где выиграл для нее тысячу долларов и тут же подарил, как мелочь.
Майя будет возражать по поводу этой новости? А как насчет задокументированных показаний водителя Занкиева и крупье из казино «Князь Игорь»?
И вот когда Сагидулла Салаевич понял, что девушка полюбила нормальную человеческую жизнь, при которой тебе единовременно и запросто дарят доход от тысячи принесенных в тысячу номеров подносов, он и рассказал о новых способах заработка.
Один из них был не самым приятным, но самым высокооплачиваемым. И самым быстрым, позволяющим уйти от роли прислуги сразу и навсегда. И стать подругой человека, казавшегося ей самым главным в этом мире.
Словом, Занкиев предложил Майе совершить убийство.
Делов-то! – войти в номер, раззадорить клиента, зайти в душ, а после выйти и перерезать ничего не подозревающему мужику горло. Занкиев даже показал Майе нож – тонкий, острый, с зазубринами по обеим сторонам лезвия. Он сказал – если сильно и резко провести им по горлу и накрыть клиента с головой, то он умрет в течение нескольких минут.
Всего каких-то несколько минут отчаяния, борьбы с собой – и на расчетном счету Майи образуются ровно двадцать тысяч самых настоящих долларов США.
Майя сначала отказалась. Вскричала, что не ожидала такого от любимого человека! На что получила ответ: ни о какой любви речи не шло и идти не может. И никто грязной потаскушкой обременять свой жизненный путь не собирается. Предложение поступило, и Майе теперь не остаетя выбора, потому как в случае отказа она становится опасным свидетелем, подлежащим устранению.
И Майя поняла, что, увлеченная бриллиантовым туманом, попала в силок, выбраться из которого может лишь с помощью охотника, его установившего.
На всякий случай Сагидулла Салаевич решил Майю проверить и заодно дать почувствовать вкус заработанных денег. Так двадцать первого сентября в Бабушкине, на другом от гостиницы конце Москвы, появляется и доставляется в больницу тяжело раненный оборванец – бродяга без определенного места жительства. Но в тот вечер рука у девушки дрогнула, и вместо того, чтобы перерезать горло спящему на земле бомжу, она лишь разрезала на его шее кожу и мышцы. Жертва эксперимента до сих пор жива, ходит по Енисейской и все рассказывает о каком-то мерзавце, который подкрался к нему, беспомощному, полоснул «пером» по горлу и обчистил карманы. Для придания пущей важности и представления истории в глобальном свете косоротый отныне гражданин уверяет собутыльников в том, что у него утащили две тысячи долларов. Ему, конечно, никто не верит, над ним смеются.
Но вполне возможно, что именно на такую сумму после экспериментальной акции и обогатилась «Мисс Тверь».
И когда деньги оказались у Майи, она поняла, что пять минут нервов стоят того, чтобы заработать такие деньги. Горло, оказывается, режется, как масло.
И Майя дала согласие.
В день, указанный Занкиевым, она остается для «заработков чаевых», благо есть тому оправдание. Политика гостиницы позволяет в дни «большого нашествия» третировать молоденьких горничных, отнимая у них принадлежащий им по праву заработок. Поскольку гостиница в тот день была переполнена, в роли «стервятников» выступили Таня и Майя. Но у второй были свои планы. На третьем этаже работала Зина, которая явно не справлялась даже при помощи Тани, и, чтобы не сорвать работу, им помогала еще одна девушка – Маша. Тоже молоденькая, но числившаяся на втором этаже, где номеров «люкс» не было и не было бума, потому что не было заказов.
Таким образом, присутствие горничной Майи не в свою смену объяснялось легко и просто. В «Потсдаме» так зарабатывают ежедневно. Собственно, на этой путанице и строился расчет. Пока прокуратура распутает концы нитей: что можно горничным, что недопустимо, какие действия поощряются, какие пресекаются, она, прокуратура, сама утратит интерес к делу. Словом, если бы так, как помогают друг другу в «Потсдаме», помогали на Большой Дмитровке, возможно, Генеральному прокурору и нечего было бы брать под свой личный контроль.
Вот она, благодатная почва, в которую теперь можно смело сеять преступные семена смерти. При такой рассредоточенности сил и средств персонала никто не может являться свидетелем событий, происходящих на двух этажах. Все могут только что-то слышать или только что-то видеть. Именно так и появляется информация из нескольких уст, принять которую за правдивую очень просто: в триста восьмом номере находятся кавказцы и некий светлолицый мужчина, одетый в светлые одежды.
Сначала эта история возникла из уст Майи. Она пришла к поварам и сделала заказ на креветки, назвав клиентов-кавказцев «козлами». И с этой минуты Зине, принесшей «козлам» заказ – креветки и пиво «портер», вовсе необязательно замечать, что клиенты – не кавказцы, а цыгане, а светловолосый их приятель, зарегистрированный как Арташевский Герман Яковлевич, – не столь уж светловолос. МУРу понадобилась ровно неделя, чтобы установить, что эта троица – «гастролеры» из Казани, занимающиеся карточным бизнесом, и отношение к делу о мининском губернаторе имеют весьма косвенное.
Уехали они не в тринадцать часов, как это значится в книге регистрации гостей, а в час ночи, сразу после событий. Опера из МУРа доподлинно установили, что, приняв заказ, эти трое убыли на четвертый этаж гостиницы, где почти до трусов обыграли питерских «катал». Потом уехали, как принято в их среде, не попрощавшись. Пиво и креветки остались в номере не тронутыми, и об этом знала только Майя, которой сообщил об этом Яресько. Для чего Яресько это сообщал, никому объяснять не нужно. Пустой, заранее проплаченный номер 308, полный стол деликатесов, несмятая кровать…
Единственное, что смущало, была цепь. Но всякое событие имеет свое объяснение. Никто не свят. Грешил помалу и государственный чиновник Резун. Кто-то тратит баснословные суммы на блесны, воблеры и катушки для спиннингов. Кто-то собирает марки, кто-то профессионально увлекается алкоголизмом. Константин Игоревич Резун имел слабость к азартным играм. И только это объясняло наличие на его перерезанной шее цепи из золота девятьсот девяносто девятой пробы. По-видимому, Константин Игоревич перед тем, как цыгане до трусов раздели питерских, раздел до трусов их. «Гастролеры» в турне, как правило, большие суммы не прихватывают, разживаются ими по дороге, а потому проиграли небольшую сумму и золотую цепь. Эта же цепь явилась и подтверждением информации, полученной оперативниками МУРа. Проигравшись, цыгане двинулись латать дыры в бюджете, а залатав, поспешили исчезнуть из гостиницы, даже не перекусив.
