Татьяна Степанова - 29 отравленных принцев
В саду, как пошутил один из приглашенных журналистов, было «все, как в маленьком Токио» — камни и песок, горбатые мостики через ручей, пузатые фонарики, маленькие деревца-бонсай в глиняных кадках. Правда, песок был местный, серебряноборский, мостики — пластиковые, разборные, фонари — фальшивые, с лампочками вместо фитилей, а сосенки-бонсай искусственными.
Все это Анфиса заметила мимоходом — она опоздала. С утра настроение у нее было не ахти какое. Все о чем-то думалось, чего-то смутно хотелось, о чем-то горько сожалелось. Анфиса наполнила ванну горячей водой, разделась и долго разглядывала себя в зеркале. На полке рядом с шампунями стерегла свой час новенькая бритва. Тут же красовался и новый лак для ногтей, Анфиса купила его в «Эсте Лаудер» на гонорар за снимки для мужского модного журнала. Того самого, который она показывала Кате.
Негативы тех снимков Анфиса уничтожила. Журнал швырнула в урну у метро «Охотный Ряд», как только, они с Катей расстались. Но одно-единственное фото — проявленное, отпечатанное и аккуратно вставленное в рамку — Анфиса все же сохранила. Максим Студнев был с ней. И теперь — в полной ее власти. Фотографию его можно было бросить на пол, наступить на нее ногой, рискуя раздавить хрупкое стекло, поднять, принести в ванную, приблизить к затуманенному паром стеклу рядом со своим лицом. Можно было сравнить, можно было даже поцеловать эти мертвые фотографические улыбающиеся губы, не рискуя получить пощечину или толчок в грудь. Не рискуя услышать: «Отстань, что пристала, дура. Посмотри, на кого ты похожа…»
Нет-нет, Студнев никогда ей такого вслух не говорил.
Он слишком хорошо был воспитан, слишком избалован женщинами, чтобы опускаться до пошлой грубости и оскорблений. Он умел вести себя, как с принцессой, с самой некрасивой из них, когда хотел этого. Или когда спорил на это с приятелем на бутылку коньяка. Или когда…
Анфиса бросила фотографию в рамке в горячую ванну, забралась туда сама. Выплеснула воду на пол. Бритва на этот раз так и осталась скучать на полке. Вслед за фотографией Анфиса бросила в ванну ароматическую бомбочку. Банный набор из английского магазина натуральной косметики подарил ей не кто иной, как Максим Студнев. Там было массажное лавандовое масло, цитрусовая пена и ароматные бомбочки с забавными названиям типа «Камасутра отдыхает» и «Солнечное счастье».
«Счастье» Анфиса как раз и растворила в воде, бултыхаясь в ванне вместе с фотографией бесконечно любимого и смертельно ненавистного (неправду говорят, что смерть примиряет) человека. «Счастье» растаяло быстрой оставив расслабляющий аромат корицы и флердоранжа. Анфиса дремала в воде, пока та совсем не остыла. А когда очнулась и спохватилась — поняла, что зверски опаздывает на встречу с Моховым, которая, как ей отчего-то казалось еще со вчерашнего дня, должна быть очень важной.
Но Мохов сам опоздал к ресторану «Расёмон», хотя и добирался на собственной машине, а не общественным транспортом.
— Неважно выглядишь, Петя, — сказала Анфиса. Они стояли в толпе журналистов и гостей — топ-менеджер ресторана как раз зачитывал приветствие приглашенным.
— Душно, — ответил Мохов. Лицо его было покрыто коричневым нездоровым румянцем. На висках выступили бисеринки пота, — в пробке застрял, Анфиса, на Кольцевой.
— Ты откуда? Прямо из дома? — Анфиса взяла его под руку. — Чего такой потный? Не мог в порядок себя привести? Тут же вроде приличная забегаловка.
— Что ты меня все допытываешь? — Мохов раздраженно выдернул руку.
— Как это что? — Анфиса рассердилась. — Я, как дура, подругу позвала, а ты…
— Какую подругу? А, ты про это… Совсем забыл, — Фраза прозвучала фальшиво. Мохов достал из кармана пиджака платок и промокнул лоб. — Прости, я не смог приехать, у меня было срочное дело.
— Но ты бы мог позвонить, чтобы мы тебя не ждали. Ты же сам хотел, чтобы я свела тебя с Катей, когда узнал, что она занимается этим делом. Ты же ей вроде сказать что-то хотел?
— Ничего я не хотел, что вы все ко мне привязались? — Мохов зло посмотрел на Анфису. — И вообще, хватит об этом, довольно! Черт, как же душно…
— Сегодня гораздо прохладнее, чем вчера. Гроза ведь ночью была. Однако, кажется, опять парит. — Анфиса покосилась на Мохова. Хотела что-то еще сказать, но тут топ-менеджер «Расёмона» закончил свой приветственный спич, и гостей и прессу пригласили внутрь; Анфисе пришлось заняться прямым своим делом — фотосъемкой. Мохова она на какое-то время потеряла из виду.
«Расёмон» оказался рестораном с большим сюрпризом. Японской экзотикой — бумажными ширмами, лаковыми перегородками, циновками-татами, гейшами-официантками в цветных кимоно — в Москве уже мало кого можно было удивить. Но в «Расёмоне» решили быть самыми оригинальными.
— Наш ресторан назван не столько в честь всемирно известного фильма Куросавы, — вещал менеджер ресторана, широким жестом приглашая гостей внутрь, — сколько в честь подлинных древних ворот Расёмон, которые, надо признаться, имели в старой Японии несколько, я бы сказал, темную славу. Именно в башне Расёмон складывали тела казненных разбойников и повешенных мятежников. Так что, господа, чтобы ходить к нам, нужны… ха-ха… — менеджер рассмеялся, — крепкие нервы.
Гости и журналисты ввалились шумной толпой в обеденный зал, и… раздались возгласы удивления и ужаса, затем смех, хлопки. Анфиса с камерой протолкнулась в первые ряды. Двери зала были сделаны в виде уменьшенной точной копии ворот Расёмон. А на дубовой перекладине в центре в петле болтался… повешенный. Анфис как и все остальные, даже не сразу поняла, что это просто кукла — муляж самурая с пластмассовой раскрашенной головой.
— Ой, ну и шутки у вас, — растерянно заметил кто-то из журналистов, — не боитесь сразу отпугнуть клиентов?
Но все уже оправились от неожиданности — переговаривались, трогали куклу-самурая. Засверкали фотовспышки. Анфиса подумала, как не похож этот ресторан на ее любимый «Аль-Магриб». И тут увидела Льва Сайко — в щегольском белом костюме, в темных дорогих очках, он стоял в толпе гостей, оглядывая низкий уютный зал, разделенный на отдельные кабинки. Заметил Анфису, кивнул, усмехнулся. И отчего-то — может быть от этой холодной чужой усмешки или, может, от этой болтающейся в петле размалеванной куклы, так похожей на человека, — Анфисе вдруг стало тревожно на душе. Она поискала глазами Мохова — видел ли он Сайко? Гостей и журналистов пригласили на кухню — настал час главного шоу презентации: демонстрация и дегустация блюд из рыбы-фугу, Анфиса, как и все, получила меню в качестве пресс-релиза. Список был длинным: суши а-ля карт, ручные роллы, сашими, сябу-сябу, блюда тепан-яки. В огромной, похожей на бальный зал, кухне журналистов встретила целая армия поваров в черных строгих кимоно и банданах. За длинным сосновым столом, точно на заводском конвейере, лепились суши. Топ менеджер оживленно комментировал процесс их приготовления, сообщая, что в «Расёмоне» для суши и сашими используются только самые лучшие сорта тунца и лосося — блю фиш и свежайший угорь-умаки.
Приглашенные пробовали рисовые колобки с сырой рыбой. Анфиса убрала камеру в чехол. Повар в черном кимоно протянул ей суши-«желтохвостика».
— Приятного аппетита, — шепнул кто-то Анфисе на ухо. Рядом с ней оказался Сайко. Энергичным жестом отверг «желтохвостика» и выбрал суши-японский омлет, — Анфиса, съешьте это.
— Как вы тут оказались, Лева? — спросила Анфиса, прожевывая рис с совершенно сырой рыбой, остро сдобренной хреном.
— Так же, как и вы, по приглашению.
— Я здесь с Моховым.
— Я знаю, — Сайко обратился к повару в кимоно: — Павлик, угости девушку деликатесом.
Павлик-повар подал Анфисе многослойный ролл на плетеной тарелочке.
— Вы тут многих, наверное, знаете? — спросила Анфиса.
— Кое с кем из ребят раньше работал, — ответил Сайко и снял темные очки, — вот, пришел посмотреть, что тут есть, — новое место всегда заманчиво.
— Вы хотите уйти из «Аль-Магриба»?
— Я? — Сайко смотрел, как она ест. — Нет. Разве я так сказал?
— Мне показалось. — Анфиса опустила глаза. Она редко смущалась, точнее, не позволяла себе такого удовольствия на людях, но этот взгляд — настойчивый, немигающий, фарфоровый — приводил ее в странное замешательство. — Что вы на меня так уставились? Кошмарное зрелище — толстая жующая женщина?
— А я часто на вас смотрю, Анфиса, когда вы у нас бываете. О такой клиентке, как вы, может только мечтать такой повар, как я.
Анфиса не успела понять — он сказал ей комплимент или дерзость. Сайко уже отошел. Зато появился Мохов. Анфиса увидела его в толпе журналистов, окружавших разделочный стол, где пожилой повар — настоящий японец — огромным ножом чистил рыбу-фугу. Рыба была похожа на раздутый черно-желтый шар. Толстобрюхая, короткохвостая, пучеглазая, жуткая на вид. Топ-менеджер, присутствовавший тут же, со смаком расписывал, насколько она божественна на вкус и как смертельно ядовита. Повар-японец ловким движением вспорол фугу брюхо, вырвал внутренности, обрубил хвост, плавники, отрезал голову, удалил кожу. Все это он сложил в специальный мешочек с надписью «Яд» на этикетке. По объявлению топ-менеджера такие отходы не выбрасывались в мусоропровод, а непременно сжигались. Рыба-фугу, точнее, то немногое, что от нее осталось, была раскромсана на мелкие аккуратные кусочки. Из нее должны были теперь сварить острый императорский суп.
