Павел Астахов - Квартира
Артем решительно замотал головой:
— Не выселят! Теперь никого никуда не выселят. Побоятся. Спасибо вам, Аймалетдинов! Извините, что я… ну… раньше… несправедливо я к вам отнесся… извините! Спасибо еще раз!
Артем подошел к замешкавшемуся милиционеру и от души крепко пожал его руку. И, видимо, участковый именно этого и ждал. Он удовлетворенно кивнул, развернулся и вышел на площадку. Дверь захлопнулась, и Павлов снова остался один. Он посмотрел в зеркало на свою помятую физиономию: красные глаза, всклоченные волосы, плохо выбритые щеки, морщинистый лоб, обвисшие щеки. Именно такова оказалась цена всего одного пропущенного мимо внимания документа — договора о приватизации.
— Плейбой хренов! Меньше надо пиариться и больше работать с документами! Смотри у меня, если и теперь все просрёшь! — погрозил кулаком самому себе адвокат.
Откровенно говоря, что делать с уникальной информацией Аймалетдинова, он не понимал. Но чувствовал, что вышел на какой-то новый след. Пахло большими деньгами, взятками, тайными схемами, откатами и сговором. А вслед за этим пахнуло и ледяным страхом. За такими вещами всегда идут предательство, преступления. Смерть. И она уже собрала немалый урожай только вокруг адвоката. Неужели круг сузится? — задал он риторический вопрос и вдруг получил ответ.
Он лег на кровать, закрыл глаза, потихоньку задремал и почти сразу оказался на туманной пристани Саутхэмптона и отчетливо услышал голос отца:
— Да, сынок! Это не конец. Берегись!
Три фразы растаяли в напряженном густом воздухе, а фигура отца исчезла в утреннем белесом тумане. Павлов провалился в глубокий тяжелый сон.
Стриженый
Утро было кошмарным.
— М-м-м-м. Ммму-у-у-у! — катался Игорь по полу, и слова никак не хотели выходить наружу.
Наконец он открыл глаза и ощупал себя. Руки на месте, ноги целы. Ничего не болит. Только голова. Ах, голова! Его же хотели разрезать на части и скормить свиньям. Голову даже брили. Он аккуратно поднял руку и дотронулся до головы. Нащупал кудри, и от сердца отлегло. Тяжело и громко вздохнул:
— У-у-уф-ф-ф!
Видимо, переборщил вчера с зельем. Игорь вскочил со своего лежбища и только сейчас сообразил, что спал посреди кабинета прямо на полу. Он не помнил, как отключился и уснул. Но настроение заметно улучшалось с каждой секундой. Игорь потянулся и гаркнул на весь офис:
— Черный Гуру, Белый Гуру. Э-ээ-эхх! Сказки Старого Арбата прямо! Чуть с ума не свели. Померещится же такое. Ха-аха-ха!
Он открыл дверь в приемную и увидал огромные округлившиеся глаза секретарши. Она все еще дежурила в приемной шефа. Девушка почему-то открыла рот и прижала руки к груди, словно испугалась чего-то. Игорь насупился:
— Чего ты как рыба? Рот закрой, родная! Кофе мне быстро сделай. Ну, что ты онемела? — Ему неприятно было смотреть на ее слюнявый рот и серебряную пломбу, светившуюся в шестом зубе снизу, справа. — Вот дурища!
Он захлопнул дверь, и на сердце стало совсем легко и свободно. Никакие три миллиарда ему не выставляли. Министра завтра наверняка снимут с должности. Делиться ни с кем не надо. Сейчас можно попытаться найти покупателя на обломки бизнеса. А можно просто отсидеться, дождавшись восстановления рынка, и снова быть в шоколаде. Он потянулся и решил выдавить вылезший еще вчера на носу прыщ. Он появился совершенно некстати и доставал хозяина. Раздражал и даже мешал смотреть прямо — глаз ненароком скашивался в его сторону. Поклонский добрался до уборной, совмещенной с его прозрачным логовом. Она была тоже из стекла, но матового и непрозрачного. Дальняя стена была полностью зеркальная. К ней и подошел Поклонский.
— Где ж ты, паршивец гнойный? — уставился на свой нос Игорь. Непроизвольно глаза его поползли чуть выше. И еще выше. Челюсть с противным чмокающим звуком отскочила вниз. На голове в золотистой шевелюре девелопера машинкой была выстрижена широкая борозда.
— А-а-а-а!!! — заорал Поклонский.
Весь кошмар, бред и ужас, списанный им на передозировку порошка, предстал передним во всей неприглядности и опасности. Значит, Черный Гуру действительно посетил его. И требовал деньги. Огромные! Безумные деньги! Три миллиарда!!! Поклонский опустился на пол и застонал. В тот же момент в кабинете настойчиво зазвонил телефон.
— Я же просил не соединять! — взвизгнул Игорь Михайлович и подбежал к столу. Схватил трубку и завопил в нее: — Кто позволил? Никого — значит, никого!!!
— Хм-хм. Гражданин Поклонский? Следственный комитет при прокуратуре, старший следователь по особо важным делам Онаньев. Вы могли бы завтра прибыть в комитет для проведения следственных действий?
Ровный настойчивый голос заставил девелопера замолчать. Он передернулся, как от удара током, и присел в кресло.
— Д-д-да-да. Могу. Куда приехать?
Его психика не выдерживала такой быстрой смены кадров. Министр — Белый Гуру — Черный Гуру — выбритый череп — прокуратура. Полный кошмар!
— Технический переулок, дом пять. Кабинет триста тридцать третий. Вы должны быть в три часа! Понятно? Ровно в три жду вас, — настойчиво напирал на «тройку» невидимый собеседник.
Поклонского затрясло. Он понял, что это еще одно напоминание о трех миллиардах. Черный Гуру слал свой зловещий привет. В трубке раздались гудки. Прокурорские следователи не требуют подтверждения или согласия. Они привыкли к беспрекословному подчинению граждан. Не подчиниться всегда выходило себе дороже. Игорь Михайлович обхватил голову руками и ощупал выбритую часть.
— Куда деваться? Что делать? С такой причесочкой только в дурдом! А не в прокуратуру!
Он вдруг замолчал, с минуту сосредоточенно думал, а затем улыбнулся, рассмеялся, хлопнул в ладоши и забегал по кабинету.
— А ведь точно! Как же я не догадался! Ай да я! Ай да Поклонский! Всех обведу! Не взять вам Игоря Поклонского! Идите все в жопу!!!
Доска
Честно говоря, на это утро Артем запланировал отдых — как минимум, до обеда, но уже к девяти часам за окном раздался какой-то гомон, а во дворе началось шуршание и суета. Артем выглянул и заинтересованно хмыкнул. Двор был полон машин, а у его подъезда, в котором и жили-то он да Штольц, во множестве толпились люди! Более того, там же, у подъезда, в точности под его окном стояли молодые ребята, одетые в какую-то синюю форму.
— И что это? — проворчал Артем и начал стремительно одеваться.
Он уже успел привыкнуть к сюрпризам, большей частью неприятным, а потому не строил иллюзий и на этот раз.
«Странная форма! Нового образца, что ли? Интересно, кто они? Судебные приставы? Нет, вряд ли. Налоговая? А что им тут делать? Но кто тогда?..»
Артем нажал кнопку, толкнул подъездную дверь и сразу понял, что дверь чем-то прижата снаружи. Он подналег! Еще! И еще раз! Кое-как приоткрыл на десяток сантиметров и охнул: подъездную дверь удерживала плотная, сдержанно гомонящая толпа.
— Пус-стите, граждане, — потребовал он и, кое-как расширив щель до размеров своей груди, выбрался наружу.
Перед ним прямо на крыльце стояла, почему-то утирая слезы, Варвара Серафимовна Штольц. Рядом — долговязый мужчина в теплой бархатной куртке и норковой шапке. А справа и слева от крыльца стоял натуральный почетный караул!
Мужчина снял шапку и взмахнул ею в воздухе.
— Дорогие друзья! Право открыть памятную доску предоставляется вдове великого русского архитектора Варваре Серафимовне Штольц! Ура, господа! Ура!!!
Мужчина завопил с колоссальным энтузиазмом, но его голос тут же накрыло групповым троекратным «ура» бравых молодцев в синих мундирах. И почти сразу наступила оглушительная тишина.
— Милые вы мои! — тихо, сдержанно заплакала Варвара Серафимовна. — Ох, как же мне больно, что мой муж не дожил до сего дня. Он бы порадовался вместе с нами.
— Ara, только доски бы не было, — пробубнил кто-то позади адвоката.
Артем скосил глаза и увидел старушку из соседнего дома. Он иногда встречал ее по пути. Ей вторил старичок с резной деревянной палкой:
— Да уж! Ничего не попишешь. Когда власти нужны герои, то и Штольц станет русским архитектором. Просто ругаться непотребно хочется. — Он скептически хмыкнул, сложил руки рупором, но вместо ругательств выкрикнул: — Браво! Браво, маэстро Штольц! Браво!!!
В старичке Павлов опознал одного из оставшихся в России классиков скульптуры и монументалистики. Кажется, именно он был архитектором метрополитена последние лет двадцать. Хотя, возможно, Павлов и ошибался, но точно мог сказать, что этот старик был известной личностью в искусстве.
— Спасибо, мои дорогие! Спасибо…
Артем проследил глазами за взглядом Варвары Серафимовны и лишь теперь увидел то, о чем с таким воодушевлением говорилось. На стене красовалась довольно большая литая доска с барельефным изображением Штольца и соответствующей надписью.
