Владимир Гриньков - Так умирают короли
Мы выпили не чокаясь. Светлана погрустнела. Я погладил ее ладонь. Она ответила мне слабой улыбкой и сказала:
– Ты молодец.
Я пожал плечами, показывая, что обо мне говорить не стоит.
– Нет, нет, – не согласилась она. – И не спорь.
Я, собственно говоря, и не спорил.
– То, что мы сегодня отсняли, – просто класс! – определила Светлана.
– Хотя моментами мне было жутковато, – хмыкнул Демин. – Столь вызывающего сценария у нас сроду не было.
Он налил водку в рюмки и признался:
– Я не думал, что у нас так получится. Жестко, но эффектно. Давай за тебя выпьем, Жень!
Я запротестовал.
– За тебя, за тебя, – упрямо повторил Демин. – Твоя идея была, и разработка – тоже твоя. Я сегодня, когда наблюдал за происходящим, в какие-то моменты просто не верил, что мы это снимаем. Что мы на такое вот решились, отказавшись размениваться на дурацкие истории с кошельками.
– Просто это была наша последняя съемка, – сказал я. – Такой момент всегда – как вспышка. Как озарение.
– За озарение! – предложил тост Демин. – И за тебя!
Я снова пытался протестовать, но Демина поддержала Светлана.
– Не спорь и слушайся старших! – смеясь, сказала она и потрепала меня по волосам. – Какой же ты еще мальчишка! И даже смущаешься совсем по-детски.
Она была сейчас как мать мне. Я отчего-то еще больше смутился и опустил глаза.
– А почему бы нам не сделать так, чтобы сегодняшняя съемка не была последней, – вернулась к волновавшей ее теме Светлана. – Да, многое у нас сейчас не так, как было прежде. Но есть мы, трое, и у нас все получается, как сегодня выяснилось. Так почему бы нам не продолжать? Есть одна сложность – отсутствие операторов, но мы это решим, ведь сегодня выкрутились.
Демин с задумчивым видом катал по столу хлебный шарик.
– У нас миллион идей, – продолжала Светлана.
– И никто нам не сможет помешать делать то, что мы хотим.
Она искренне в это верила. Я смотрел на них обоих, и с каждой секундой мне становилось все хуже. Я чувствовал себя предателем. И в какой-то момент вдруг понял, что не смогу уехать, ничего им не объясняя. Потому что потом буду клясть себя за это всю оставшуюся жизнь.
– Илья! – сказала Светлана. – Признай, что ты совершаешь ошибку, уходя в никуда! Ты не хочешь работать с Горяевым, это я понимаю, но почему бы тебе не работать с нами – со мной, с Женей.
Демин превратил хлебный мякиш в окатыш идеальной шарообразной формы и поднял на нас глаза.
– Знаете, я сегодня – там, в павильоне – вдруг поймал себя на мысли, что боюсь потерять все это. Вас боюсь потерять, то дело, которым мы с вами занимаемся, вот эти наши с вами посиделки, которые случаются по завершении съемок. Что заставило нас говорить о закрытии программы? Большое несчастье, которое произошло, и то, что за этим последовало. И мы дрогнули. А может, надо быть отважнее?
Он обвел нас взглядом. И я понял, что должен им сказать. Прямо сейчас, не откладывая.
– Ничего не получится, – сказал я. – Я уезжаю.
Хотелось не смотреть на них, опустить глаза, но я сдержался.
– Куда? – удивилась Светлана.
– В Вологду.
Она хотела что-то сказать, но я остановил ее жестом.
– Вы не все обо мне знаете. И я не могу уехать, ничего вам не сказав. Поверьте, когда я ехал в Москву, я никого из вас не знал, вы были для меня совсем чужими.
– Да в чем дело-то? – не выдержал Демин.
Я вдруг понял, что просто тяну время, и выпалил:
– Я служу в налоговой полиции! Вот в чем дело!
Гробовая тишина. Демин и Светлана смотрели на меня так, словно считали мои слова неумной шуткой.
– Мне неизвестно, с чего все началось, – сказал я. – Но Самсоновым заинтересовалась налоговая инспекция. Фактов не хватало. Решили внедрить в творческую группу Самсонова оперативного работника. Москвича засылать побоялись, потому что был велик риск, что его раскроют. Взяли человека с периферии, то есть меня. Так я оказался в вашей группе.
Демин посмотрел на Светлану, потом снова перевел взгляд на меня. Я не выдержал и опустил глаза. Демин раздавил хлебный мякиш пальцем, превратив его в лепешку.
– После внезапной смерти Самсонова я должен был вернуться в Вологду. Но следственная бригада попросила меня задержаться в Москве, потому что никак не удавалось вычислить убийцу, и я остался с вами, чтобы помочь следствию. Теперь я свободен и могу ехать. Но не хотел делать этого, не сказав вам всей правды.
– И как твоя работа? – сухо осведомился Демин. – Ты добросовестно выполнял свои обязанности?
В его словах мне послышалась издевка, но ничего другого ожидать не следовало – после того, что они от меня услышали.
– Да, – односложно ответил я.
– Постукивал регулярно? – продолжал Демин.
Я увидел, как поморщилась при этих словах Светлана.
– Я составлял отчеты, как и требовалось.
Демин взглянул на Светлану, словно спрашивал ее: «Хорош гусь?»
– Странное дело, – сказал я. – Я выполнял свою работу, и Самсонов был для меня всего-навсего нарушителем налогового законодательства – до поры. Пока вдруг я не почувствовал, что мое отношение к нему в корне переменилось. Я уже не мог воспринимать его иначе как талантливого человека. Все остальное отошло на задний план. И это налоговое расследование казалось мне таким мелким и ничтожным занятием…
– Ты оправдываешься? – мрачно поинтересовался Демин.
– Ни в коем случае, – ответил я, глядя ему в глаза. – Я уеду очень скоро, и мы, наверное, никогда больше не увидимся. Просто между нами установились такие отношения, что я не могу таиться, как мелкий пакостник.
Светлана, до сих пор молчавшая, шумно вздохнула.
– Илья, он по-своему прав. Женя мог бы уехать, ничего никому не объясняя, но не сделал этого.
Она посмотрела на меня долгим взглядом. В том взгляде я увидел понимание. Понять – это уже простить.
– Не держите на меня зла, – попросил я.
Светлана вздохнула.
– Все-таки судьбу не обманешь, – негромко сказала она. – И если все рухнуло – ничего не поправишь, как ни старайся.
Еще полчаса назад она думала, что программу удастся спасти. После моих слов даже у нее не осталось сомнений в том, что все кончено.
Демин молча поднялся и вышел на балкон. Оставаться здесь я больше не мог.
– Прощай, – сказал я, поднимаясь.
Светлана тоже встала. Она не пыталась меня удержать, но я видел, что ей это дается с немалым трудом. Но у дверей она не выдержала. Развернула меня и обняла, прижавшись всем телом.
– Как глупо все в мире устроено! – прошептала она.
Я был совершенно согласен.
– У меня в голове не укладывается то, что ты сказал. Наверное, время какое-то должно пройти. Но все равно спасибо тебе.
– За что? – опешил я, совершенно не ожидая от нее благодарности.
– За все. И не вспоминай о нас плохо.
– И вы обо мне – тоже, – попросил я.
Она кивнула и поцеловала меня – совсем по-матерински.
– Когда ты уезжаешь? Завтра?
– Возможно, что и завтра. Или чуть позже. У меня кое-какие дела в Москве.
– Увидимся когда-нибудь?
– Обязательно! – уверенно ответил я. – Я приеду на суд.
Она вспомнила о Кожемякине и обо всем, что было связано с этим человеком. Лицо ее стало строгим.
– Да, – подтвердила Светлана. – На суде!
Слова прозвучали очень жестко. Она еще хочет взглянуть в глаза убийце, понял я.
– До свидания, – сказал я.
– До свидания.
Я вышел из квартиры и стал спускаться по лестнице. Замок на двери квартиры не защелкнулся, пока я не спустился на первый этаж.
День или два – и я уеду. Вот только решу свои дела в Москве – те самые, о которых я говорил Светлане. Эти дела были связаны с Мариной. Потому что я уже понял, что никуда без нее не уеду.
Глава 49
Утром я отправился к Боброву – своему московскому куратору.
– Приехал прощаться, – объявил я. – Уезжаю.
– А Мартынов? Он просил о помощи.
– Дело сделано. Больше я здесь не нужен.
Бобров вышел из-за своего широченного стола и устроился на стуле напротив меня, демонстрируя, что никакой он мне сейчас не начальник.
– Вот командировка тебе выдалась, да? – произнес он, сочувственно глядя на меня.
Я пожал плечами.
– Привыкай, – сказал Бобров. – Оно только кажется, что вся наша жизнь – сплошные бумажки. А на самом деле всякое случается.
Он совсем не был похож на супермена. Обычный бухгалтер. Толстенький, и пальцы сардельками. И все-таки я ему верил, потому что сам попал в переплет. Ехал в Москву и представить себе не мог, что события будут развиваться столь неожиданным и неприятным образом.
– Ты молодец! – оценил мою работу Бобров. – Я подготовлю на тебя докладную, поставлю вопрос о поощрении.
– Не надо, – поморщился я.
– Что значит – не надо? Это всегда начальство решает!
– Я буду уходить из полиции.
Надо было видеть, как вытянулось его лицо.
Обычно круглое, оно приобрело форму эллипса. Смотрел на меня и молчал. Наверное, думал, что ослышался.
