Сергей Волошин - Бойцовые псы
— Здесь три штуки. Можешь не считать. Вернее, рекомендую пересчитать не здесь, а дома, если пожелаешь. Никогда столько не имел? Это тебе задаток. Сними квартиру где-нибудь в другом месте. Обзаведись пейджером.
— О ком пойдёт речь? — негромко спросил Костя.
— Хороший вопрос, — кивнул Павел Романович. — Моя ошибка. С этого надо было начинать. Как правило, это все жирные коты, ограбившие население. Или воры в законе. Слыхал про таких? Словом, те, по кому тюряга плачет… Как правило, они друг друга уничтожают по-чёрному, прибегая к услугам таких, как мы, и я в свое время подумал: почему бы им в этом не помочь? Я, как следователь, испытывал настоящее бессилие, когда не мог посадить настоящих подонков, вроде тех, на кого ты охотился, из-за нашего совершенно идиотского Уголовного кодекса и продажного суда. Хотя поначалу тоже, совсем как ты, испытывал те же сомнения… Так я начал. И теперь не могу остановиться… Спроси хоть у Жени. — Павел Романович толкнул в бок Канищева. — Разве у него было по-другому?
Канищев неопределенно кивнул, Костя столь же неопределенно молчал.
Канищев знал по собственному опыту: подобные аргументы неотразимо действуют на тех, кто ищет оправдание подобному выбору. Костя же понимал, назад дороги уже нет.
— Разве он пришёл бы ко мне, если бы это было не так? А самые жирные, самые продажные и безнаказанные сидят как раз здесь, в Москве… С этим, надеюсь, ты согласен?
Костя по-прежнему отмалчивался.
— Ладно, — сказал Павел Романович. — Сделаем так… Мента из этого отделения шлёпнет кто-нибудь другой. Из твоей же винтовки. Причем в ближайшее время. А ты в этот момент не светись, посиди дома, отогрейся и отоспись… Что молчишь? Ну что ещё я должен сделать, чтобы ты согласился, хотя деньги ты уже взял?
— Вот именно… — отрешенно сказал Костя. — Поэтому я и спрашиваю: когда и кого.
Каморин и Канищев переглянулись.
— Мне нужно было твоё согласие. И наша предварительная договорённость… — Каморин посмотрел на часы. — Много времени ты у нас отнял, даже слишком. Я уже должны быть там, где как раз это и узнаю: кого и когда. И за сколько. Пока. Вечером увидимся.
— …Двадцать тысяч, я уже говорил вашему эмиссару, и ни цента больше. — Заказчик, полный, одутловатый, с крупными оспинами на лбу и щеках, курил огромную сигару и щурился от ароматного дыма, который кольцами пускал к потолку. — Извините, вы, кажется, не курите?
— Бросил, — коротко кивнул Каморин, потягивая холодный кофе с мороженым.
— Не курите, не пьете… Бережете здоровье? А я вот никак не могу себя заставить. Хотя жена и врачи требуют, — пожаловался заказчик. — Сколько раз уже пытался… Но я ещё не слышал вашей цены.
— Я её сам пока не знаю, — пожал плечами Каморин.
— Только знаете, что мало… — усмехнулся заказчик.
— Знаю, что в прошлый раз вы заплатили за подобную услугу пятьдесят кусков, — спокойно сказал Каморин.
— Ого! — Заказчик смотрел на него с возрастающим интересом. — Но там работала солидная столичная фирма, только отличные отзывы и рекомендации. Вас же мало кто знает. Вы из провинции, понимаете?
— Тогда почему вы обратились к нам? — поинтересовался Каморин. — Решили сэкономить?
— А вам палец в рот не клади, — засмеялся, закашлялся заказчик.
В это время в комнату вошла молодая женщина с привлекательной грудью, едва прикрываемой халатом, с холеным, как в косметической телерекламе, лицом. Каморин подумал, что где-то её раньше видел. Возможно, в той же рекламе.
— Эдик, тебе нельзя столько курить! — озабоченно сказала она.
— Прекрасно знаешь, что если брошу курить, ты тут же бросишь меня, поскольку меня сразу разнесет ещё больше… И уйдёшь к этому Курятьеву.
— Обязательно, — сказала она, поглядывая в сторону Каморина. — И именно к нему… А почему ты нас не познакомишь? — Она улыбалась, поглядывая в сторону гостя.
— Разве это обязательно?.. — недовольно протянул Эдик. — Ну что ж, изволь. Это Павел Романович, мой деловой партнер. Это Анастасия, известная в недавнем прошлом фотомодель, вице-мисс Москвы.
— Очень приятно. — Каморин склонил голову, приподнявшись в кресле, она протянула ему руку для поцелуя. Кожа руки была почти прозрачной и гладкой. Каморин подумал, что еще ни разу его губы не прикасались к чему-то подобному.
— Всё, Настя, всё… — замахал руками хозяин. — Теперь оставь нас одних. Или вот что… сделай нам два джина с тоником, вернее, один, Павел Романович спиртное не употребляет. И скажи там, чтобы здесь растопили камин.
— Но сегодня Павел Романович сделает исключение, не правда ли? — Она в открытую улыбалась Каморину.
— Можно… — кивнул Павел Романович.
— Та ещё сучка, подумал он. Разок трахнуть, потом дать пинок под зад. Или отдать ребятам, чтобы поставили на хор… Как жену Мишакова. Всё, что заслуживает. Таких только так и надо… Какой бы ни был у тебя мужик, но при нём, в открытую, чуть ли не лезть в ширинку его партнёра по переговорам — последнее дело. Хотя разок бы её попробовать. Только для коллекции. Таких у меня ещё не было. Может, и будут.
— Тридцать тысяч разве недостаточно для малоизвестной, нераскрученной фирмы, выполняющей ритуальные, скажем так, услуги? — недовольно спросил Эдик, когда его супруга, одарив гостя многообещающей улыбкой, вышла из комнаты. Похоже, он уже торопился закончить сделку и подозрительно поглядывал на Каморина, стараясь понять его отношение к авансам, которые только что раздавала его супруга.
— Не знаю, — повторил Каморин. — Может, и мало. Может, и много… Всё зависит от величины вашей выгоды, непосредственно получаемой из данной акции, понимаете? Если, конечно, речь идёт не о любовнике вашей очаровательной супруги, от которого вы собираетесь избавиться.
— Хотите много знать, — буркнул хозяин и замолчал, поскольку в гостиную вошел охранник и склонился к камину, в котором уже лежали дрова.
— Ну ты скоро? — недовольно спросил хозяин. — Что вы так долго возитесь, не понимаю… Ну-ка, дай я сам…
Он бросил в камин журнал «Плейбой», потом отнял у телохранителя зажигалку, открутил у нее колпачок, плеснул бензин на обнаженную грудь журнальной красотки, чем-то похожей на хозяйку.
— Осторожней! — крикнул Каморин и вовремя оттолкнул Эдика от камина, так что полыхнувшее пламя успело лишь опалить его брови и ресницы.
И едва ли не тут же в комнату снова вбежала супруга хозяина.
— Что случилось, Эдик, что с тобой. ю — Она была в неподдельном ужасе, как если бы на него только что произошло покушение. Однако при этом исхитрилась бросить на гостя исполненный лютой злобой взгляд.
— Ничего страшного, абсолютно ничего, просто показал нашим безруким, как надо разжигать камин… А наш гость, Настенька, только мне помогал…
Потом она терпеливо, как капризному ребенку, чем-то протирала его покрасневшее от ожога лицо, а он вскрикивал от боли, отбивался и отмахивался…
— Ты можешь оставить нас одних? — закричал он наконец. — Все выйдите отсюда, сколько можно говорить?
Он даже топнул ногой.
— Всё, всё… — ворковала жена, уходя сама и уводя за собой незадачливого охранника. — Уходим, уходим…
— Значит, тридцать пять тысяч вам мало? — недоуменно спросил Эдик, когда они снова остались одни.
— Я уже говорил… — покачал головой Каморин. — Я хочу иметь процент от финансового результата этой акции… Что непонятно?
— На какой процент вы рассчитываете? — спросил Эдик, поглядывая на себя в зеркало.
— Пятьдесят, — сказал Каморин, закидывая ногу на ногу, поскольку понял: разговор будет долгий.
— Но это грабёж… — цокнул языком Эдик.
— Тогда объясните, почему вы обратились именно к нам? — спросил Каморин.
— Говорят, у вас не бывает проколов, — пожал Эдик вислыми плечами. — Стопроцентное исполнение… А здесь именно это и требуется… Понимаете?
— Что тут непонятного, — усмехнулся Каморин. — Если клиент останется жив, он сразу поймёт, откуда что взялось. Ведь так?
Хозяин только шумно выдохнул и развел руками.
И вот такому слизняку — всё! А я ещё должен с ним торговаться, подумал Каморин. Взять бы и отнять. И жену, и виллу, и счёт в банке. Просто подмывает… но мы с вами, Павел Романович, помнится, делая мучительный выбор, остановились на политической карьере.
— А говорите: нас никто не знает, — сказал он вслух. — Будто мы — нераскрученные…
— Вы, наверно, слышали о таком понятии, как коммерческая тайна? — спросил хозяин, раскуривая новую сигару.
Только для имиджа их покупает, подумал Каморин. Чтоб показать, какой он крутой. Чтобы пустить дым в глаза.
— Сейчас все только о ней и говорят, — сказал Каморин. — К месту и не к месту. Но я никогда не уговариваю. — Он встал с кресла. — Просто запоминаю. Такие вещи я никому не прощаю. И достану тебя, где б ты ни прятался. Это уже ты запомни.
