Кристианна Брэнд - Не теряй головы. Зеленый – цвет опасности (сборник)
– Не допускаю, – ответил Кокрилл. – Маньяк ни за что не станет запирать кого-то в комнате, заполненной ядовитым газом, и уходить. Он не захочет пропустить все самое интересное.
– Ужасно! – воскликнула Вудс. – Следовательно, один из нас, один из моих друзей, убил или попытался убить троих совершенно не связанных между собой людей без всякой на то причины… Предположим, Хиггинс шантажировал майора Муна или Барни, потому что он доставлял им порнографические карточки из Парижа… но какое отношение это может иметь к сестре Бейтс? И при чем тут Фредди?
– Бейтс убили, потому что она могла разоблачить убийцу, – резонно заметил Кокрилл.
– Ладно, а зачем убивать Фредерику? Какая связь между ней и Хиггинсом?
– Есть один момент, о котором вы, похоже, не подумали, – сказал Кокрилл, глядя на нее из-под бровей. – Хиггинс говорил о том, что «творится» в сестринском закутке. Но в курсе событий мог быть еще один человек – ваша подруга Фредерика.
Кровь отхлынула от лица Вудс, и румяна запылали на ее щеках неестественно алыми пятнами. Она прошептала едва слышно:
– Но… но ведь Фредди тоже принимала участие в том, что «творится»… Они с Барни там разговаривали. И если убить Фредди, то есть если кто-то попытается убить Фредди…
– По моим сведениям, у майора Идена и сестры Бейтс тоже состоялся разговор в закутке.
– О господи, полная ерунда! – сказала Вудс, отметая эту мысль. – У Джарвиса была небольшая интрижка с Бейтс, и все об этом знали. В конце концов она ему надоела, что привело к жалобам и упрекам с ее стороны.
– И угрозам? – поинтересовался Коки.
Вудс ненадолго запнулась:
– Бейтс могла угрожать ему скандалом: она была ревнива, несчастна и, возможно, немного истерична, но что она могла ему сделать? Практически ничего. Он давно развелся со своей женой… по крайней мере разъехался. Ему ее разоблачения ничем не грозили.
– А как насчет его практики? – предположил Кокрилл. – Я так понимаю, что большинство пациентов майора Идена – женщины?
– Он врач общей практики, – твердо сказал Вудс.
– Пользующийся расположением женщин, – настаивал Кокрилл. – И хотя я ни на минуту не допускаю, что майор Иден сознательно использует свои чары, чтобы эти дамы стали его пациентками, полагаю, они бы не слетались к нему в таких количествах, если бы он был стар, уродлив и совершенно непривлекателен.
– Он действительно стар, уродлив и непривлекателен, – нетерпеливо заметила Вудс, потом добавила извиняющимся тоном: – По крайней мере, довольно стар и довольно уродлив…
– И отнюдь не лишен привлекательности, – улыбаясь, заметил Кокрилл.
– Да, не лишен, – согласилась Вудс, тоже улыбаясь нежной, задумчивой улыбкой, которую она тут же смахнула с лица.
– Выходит, если он давал ей какие-то обещания, это могло не лучшим образом отразиться на его практике. Совсем не лучшим.
– Да какая разница? Он ведь сейчас в армии.
– Ну, так будет не всегда, – заметил Кокрилл.
Вудс нетерпеливо мотнула головой:
– Да ладно, инспектор, это же полная ерунда. Из-за таких вещей не убивают.
– Убивают и по менее значительным поводам, – саркастически заметил Кокрилл.
– Но я… Он не мог… – Вудс взяла себя в руки. – Не знаю, почему я беру на себя труд выгораживать майора Идена, однако дело в том, что вы ошибаетесь. Он не такой человек.
– Да, рациональное соображение, – насмешливо протянул Кокрилл. – «Он не такой человек!» Как это по-женски!.. Послушайте, мисс Вудс, я вовсе не утверждаю, что именно Иден убил Бейтс и Хиггинса, но он один из шести человек, у которых мог быть для этого мотив. И у него нет алиби на период между тем, когда он был в холле и видел, что привезли Хиггинса, и тем, когда он зашел в палату.
– Боже мой! – нетерпеливо воскликнула Вудс. – Какая ерунда! Видел, что привезли Хиггинса!.. Он видел кучу тряпок, наваленных на носилки, измазанное грязью лицо и старческие пальцы, торчащие из дырявых ботинок. И вы утверждаете, что на основании этого Джарвис задумал убийство, выработал хитроумный план и привел его в исполнение? Абсурд!
Кокрилл прислонился к окну, задумчиво глядя на серый зимний пейзаж.
– Конечно, это не Джарвис, – настойчиво повторила Вудс, испуганная молчанием инспектора.
– А тогда кто? – спросил Кокрилл, отворачиваясь от окна. – Кого вы можете мне предложить? Которого из ваших пятерых друзей?
– Я не знаю, – беспомощно ответила Вудс.
– Взять, к примеру, вас, – сказал Кокрилл, подмигивая. – Вас можно сразу исключить. Бессмысленно затевать такие сложные приготовления к убийству мисс Линли, а потом прийти и своими руками вложить шиллинг в счетчик. Таким же образом это не может быть мисс Линли – она одна из жертв, или мисс Сэнсон, поскольку она спасла ее. Капитана Барнса мы тоже исключаем: зная его искреннюю и глубокую привязанность к мисс Линли, невозможно предположить, что он покусится на ее жизнь. Вы уверяете меня, что это не майор Иден, значит, остается майор Мун.
– Кто угодно, только не майор Мун, – ответила Вудс, улыбаясь от одной этой мысли. А потом встревоженно добавила: – Вы ведь не думаете, что это он?
– А вот и не скажу вам, – ответил Кокрилл.
Полой своего макинтоша он смахнул пепел с подоконника, резко повернулся и решительным шагом двинулся вон из комнаты, топая по узкой лестнице.
Вудс поспешила за ним. Схватившись рукой за узкие перила, она взволнованно спросила:
– Вы уже знаете? Вы знаете, кто это сделал?
– Конечно, – ответил Кокрилл.
Взяв шляпу с кухонного стола, он лихим жестом водрузил ее себе на затылок.
Вудс встала как вкопанная и изумленно уставилась на него.
– Каким образом? Как вам удалось?.. Когда вы узнали?..
– Да всего лишь пару минут назад, – весело ответил инспектор. И успел заговорщически подмигнуть, до того как шляпа упала ему на глаза.
Глава VII
Перелом берцовой кости лежал на той самой угловой кровати, где провел свою последнюю ночь Хиггинс. Ширмы, расставленные вокруг, прикрывали его от остальной палаты. Он пожаловался, что нога болит, ну просто сил нет, простодушно добавив, что на этот раз его слова – чистая правда.
– В каком смысле? – недоуменно переспросила Эстер. – А раньше вы притворялись?
– Нет, нет, и раньше болело, – торопливо ответил Уильям, однако опять не смог сдержать улыбку и добавил: – Удивительно: болит, только когда ваша смена.
Эстер, которой дали отоспаться после спасения подруги, назначили в ночную смену до тех пор, пока не сможет выйти на работу Фредерика.
– Вы опять пытаетесь флиртовать со мной?
– Да, – сказал Уильям, поймал ее руку, поцеловал, перевернул и поцеловал ладонь и каждый из пальчиков, а потом замер, обеими руками прижав ладонь к своей щеке. На мгновение молодые люди замерли в сладком, радостном умиротворении.
У Уильяма действительно болела нога, ныла спина, и вообще он изнемогал от скуки и обиды на судьбу: пока он лежал в госпитале, корабль, на котором он служил, со всеми его друзьями и товарищами на борту ушел в море. А ему предстоит еще несколько недель валяться в мрачной палате, и одному богу известно, возьмут ли его снова на флот. Зато сейчас он держал эту маленькую, тонкую ручку в своей и смотрел в ясные карие глаза, светящиеся нежностью.
– Милая, – сказал Уильям и, притянув к себе ее руку, прижал к сердцу.
В тот вечер в больнице Святой Елизаветы творилось что-то несусветное.
– Эй, сестра, где мое теплое питье?
– Приятель, возьми у меня. Она дала мне сразу три порции!
– В чем дело, сестра? У меня в кружке только вода!
– Сестра, а у меня только какао-порошок!
Они смеялись, ворчали и подшучивали.
– Вы, похоже, влюбились, сестра! Сестра Сэнсон втюрилась!..
Сестра Сэнсон действительно втюрилась. От этой мысли веяло умиротворенностью и теплом. Уильям будет ее опекать, его любовь станет для нее защитой и опорой. «Я все начну сначала. Я больше не буду терзаться чувством вины за мамину смерть. Она бы хотела, чтобы я не тосковала, не мучилась воспоминаниями, а жила спокойно и счастливо. Уильям позаботится обо мне…»
Эстер подошла к нему и сказала:
– Милый, – и снова протянула руку.
Они долго-долго смотрели друг другу в глаза.
– Милая, – сказал Уильям.
– Милый, – сказала Эстер.
– Я не могу все время назвать тебя «милая», – не выдержал наконец Уильям. – Поэтому, солнышко, скажи, как тебя зовут.
– Милый, нельзя делать девушке предложение, даже не зная ее имени.
– Ну, тогда скорее скажи мне.
– Мой дорогой, меня зовут Эстер.
– Какое счастье! Я никогда раньше не ухаживал за девушкой по имени Эстер!
Весь вечер, пока за окном совсем не стемнело, она просидела рядом с его кроватью. Время от времени ей приходилось отходить к пациентам, но она всегда возвращалась и вкладывала маленькую, огрубевшую от работы ручку в его ладонь. Они говорили не о ее матери и не о войне, а о том, как они будут жить, когда бомбежки останутся в прошлом. Ко времени вечернего обхода они уже благополучно завершили войну, построили себе беленький домик на холме с видом на Годлистоун, завели двух мальчиков и девочку и поменяли двухместный «крайслер», купленный сразу после свадьбы, на степенный семейный «даймлер». Наконец Эстер собралась уходить.
