Анатолий Афанасьев - Зона номер три
— Поморил тараканов?
— Не извольте сомневаться, боярин.
— Гляди, проверю, смерд!.. Бабу Марфу хошь потоптать в охотку? Вишь какая толстомясая!
— Что вы, батюшка, какой из меня топтун, — угодливо согнулся Прокоптюк. — Оттоптался давно.
Боярин благодушно гоготнул, махнул рукой: отпустил бывшего профессора с миром.
Глава 3
Знаменитый телевизионный журналист Георгий Хабалин уже несколько дней пребывал в глубоком раздумье. Он сам бы точно не взялся определить, какая забота его грызла. К сорока годам он добился такого положения, о котором многие его коллеги могли лишь мечтать. Все у него было, что необходимо для счастья: деньги, известность, власть, — но почему-то не было покоя в душе. Самый близкий человек, жена Маргарита, объясняла его состояние чьим-то сглазом, умоляла сходить к батюшке Даниилу, к которому не гнушаются обращаться за духовной поддержкой даже члены президентской администрации, и он почти поддался на уговоры, но вовремя вспомнил, что некрещеный. Более того, его Родной отец по нации был крымский татарин и исповедовал учение пророка… С супругой у них вышел нехороший спор: Георгий доказывал, что при его обстоятельствах визит в церковь будет неприличным фарисейством; Маргарита, напротив, уверяла, что для Господа не имеет значения, кто к нему обращается, лишь бы это было сделано с искренним упованием… Спор затянулся на ночь, и Георгию Лукичу пришлось осадить религиозную фанатичку доброй затрещиной, что само по себе свидетельствовало о том, что нервная система у него на износе. Слишком мал повод, чтобы распускать руки.
Карьера журналиста у Гоши Хабалина с самого; начала заладилась блестяще, в первую очередь потому, что, кроме прочих необходимых данных — бойкий язычок, актерское обаяние, простодушный, животный цинизм, — он в полной мере обладал неоценимым для журналиста качеством — обостренным чувством конъюнктуры. Придя на телевидение с университетской скамьи, Гоша быстро продвинулся, так что никто из старших товарищей не успел остановить. Он организовал передачу «Уголок парторга», которая по пронзительной задушевности чем не уступала всенародно любимой программе Валентины Леонтьевой «От всей души», хотя выходила на экран в неудобное дневное время. Передачу заметили на самом верху, и дошло до того, что один из членов Политбюро, растроганный, позвонил директору «Останкино» и поблагодарил за службу. На утренней планерке директор с благоговением повторил слова члена Политбюро, ставшие впоследствии крылатыми: «Если бы у вас, друзья, было побольше таких передач, народ бы вам в пояс кланялся». На Октябрьские праздники за «Уголок парторга» Георгия Хабалина наградили орденом Дружбы народов, и это был первый случай на телевидении, когда такого молодого резвуна наградили таким большим орденом. Теперь никакие силы не могли сковырнуть Гошу с экрана.
Ветер перемен, подувший с приходом Горбачева, не застал Гошу Хабалина врасплох. Одним из первых на общем собрании коллектива он вышел на трибуну и дрожащим от противоестественного волнения голосом заявил о своем давнем неприятии коммунистической идеологии и заодно отрекся от своего подлого партийного прошлого. Многие более осторожные коллеги решили, что «Уголок парторга» поспешил и спекся, и, действительно, какое-то время Хабалину пришлось туго. Смутной тенью бродил Гоша по коридорам телекомплекса и если с ним кто-то здоровался, то лишь украдкой. Даже старый гардеробщик дядя Клим, переживший не одно лихолетье, глядел на него, как на прокаженного, и, подавая пальто, отворачивался со слезами на глазах.
Однако жизнь быстро все расставила по своим местам, и не успело «Останкино» прочухаться, как Гоша, бодрый и одухотворенный, снова появился на экране в сокрушительной передаче «Прожектор перестройки».
В великую рыночную эпоху Георгий Хабалин вступил в полном блеске славы, и, чтобы разбогатеть, ему не понадобилось делать дополнительных усилий. Деньги сами потекли в карман из раскуроченного государства, как из прохудившейся бочки. Схема обогащения была незамысловата: приватизация, дебилизация населения и долларовый капкан. Кости ломали стране в основном вчерашние аппаратчики. Лихо, весело пировали ребята, не оставляя зазевавшимся ни единого шанса. Зазевавшихся оказалось ни много ни мало — 120—130 миллионов. Это немного озадачивало умного Хабалина, но он понимал, что политика опирается не на цифры человеческого поголовья, а именно на большие деньги. Нагляднейшее подтверждение тому — последние выборы, когда вымирающий народ, облапошенный телешаманами, будто в наркотическом сновидении, проголосовал за прежнего царя, который уже никому не выдавал зарплаты, был по уши в крови и с какими-то сакраментальными ужимками показывал согражданам, как тридцать восемь снайперов скоро перестреляют всех чеченских боевиков. Это оказалось возможным только потому, что каждая минута российского апокалипсиса оплачивалась миллионами долларов и за спиной отечественных бандитов стоял доброжелательный организационный гений американского разлива. Однако до окончательной победы еще было далеко и драться за власть предстояло насмерть.
Большое облегчение испытал Гоша Хабалин, когда все телевизионные каналы перешли в частные руки, в надежные, крепкие руки рыночников, и служить теперь нужно было не расплывчатой идее демократии, а конкретным лицам, что было значительно проще, привычнее. Канал, на котором работал Хабалин и где был якобы одним из учредителей, купил Донат Большаков, и это было тоже удачей. С новым хозяином оказалось легко иметь дело. Он был из тех многогранных натур, которые за одну жизнь успевают прожить несколько, в каждой обустраиваясь, как в единственной, и затем с небрежностью освобождаясь от нее, как от износившейся одежды. Такие люди лишены предрассудков, и когда они на каком-то временном отрезке объединяются для достижения общей цели, то способны перевернуть мир. Единственным недостатком Большакова был его возраст, но тут уж ничего не поделаешь. Возраст многих властителей дум лишал их исторической перспективы. Они добились почти невозможного, развернули окаянную страну вспять, к ее истокам, но все же бессмертие было им не по зубам. Сколько блистательных рыцарей рыночного рая так и не успели вдоволь насладиться плодами великой победы. Идеологи, писатели, актеры, мученики лагерей, оперные дивы, экономисты, возложившие все, что имели, на алтарь свободы, а взамен получившие инфаркты либо преждевременно впавшие в старческий маразм, как… — лучше не называть имен, ибо слишком длинный, печальный складывается список. Именно из-за возраста наивно выглядят планы Большакова через пять — десять лет занять президентское кресло, но нельзя относиться к ним без уважения. Он крупный игрок и мелкие ставки не для него.
Под патронажем Большакова телевизионная братия наконец-то впервые ощутила, что такое на самом деле вожделенная свобода творчества. Кто работал при прежнем режиме, тому было с чем сравнить. Канул в Лету унизительный партийный надзор, расторопное бдение цензуры, мелочная опека, бесконечные вызовы на ковер, выговоры и увольнения. Команда журналистов, выбранная в основном лично Хабалиным, работала слаженно и бесперебойно, как швейцарский хронометр. От юного оператора до седоголового телезубра брежневской эпохи все они были единомышленники и четко сознавали главную задачу вещания; развлечения и еще раз развлечения, бесконечная чехарда зрелищ, блеск и радость бытия на экране с утра и до ночи, чтобы усталый российский обыватель, нажав кнопку пульта, мог в любой момент отдохнуть сердцем от всевозможных мытарств и перегрузок реальной жизни. Благороднейшая, гуманная задача, особенно если вспоминать слова опального поэта: честь безумцу, который навеет человечеству сон золотой. Никакой ежедневной идеологической долбежки по мозгам, никакого психотропного насилия над личностью: проснись и пой, пляши и хохочи! Оплачивалась честная работа щедро: редкий месяц сам Хабалин и некоторые другие высокопоставленные сотрудники не получали от хозяина заветных конвертов с заранее отмытыми бабками.
Все было хорошо, почти как на Западе, если бы не одна малость, которая, по всей видимости, и погрузила Георгия Лукича в глубокое раздумье. За последние два месяца пропали трое сотрудников, пропали в буквальном смысле: вечером покинули здание, а утром на работу не вышли и дома не объявлялись. Все трое были замечательны каждый в своем роде. Первой исчезла прелестная ведущая популярнейшего шоу «Отдайся мне!» — Лима Осокина, длиннокудрая наяда с вкрадчиво-гортанным говорком арбатской шлюшки. Эту передачу она придумала сама, и по рейтингу, по количеству писем и звонков, в особенности от военнослужащих, передача была вне конкуренции. Как и все развлекательные шоу-игры, начиная от прародительницы — «Поля чудес», — игра «Отдайся мне!» строилась на нехитрой канве отгадывания под музыку отдельных слов. К примеру, Лима Осокина загадывала на табло «прыткое животное» из четырех букв, где первая буква была «з», а последняя «ц», и кто-нибудь из игроков с третьей, четвертой попытки под восторженный рев зрителей ошалело восклицал: «Заяц!» — и получал приз от фирмы «Стиморол». Изюминка заключалась в том, что при каждой удачно отгаданной букве Лима Осокина, будто в забытьи, сбрасывала с себя какую-то деталь туалета и таким образом к кончу игры оголялась почти целиком, и это было такое дивное зрелище, которое не всякий мужчина мог выдержать хладнокровно. Но это еще не все. Везунчику-победителю «супер-игры» (если это был мужчина) Лима Осокина, скромно потупясь, обещала навестить его вечерком, чтобы поглядеть, в каких домашних условиях сформировался столь мощный интеллект. Если побеждала женщина, то она получала право пригласить в гости одного из директоров (по выбору) фирмы «Стиморол». Понятно, что миллионы мужчин и женщин мечтали принять участие в этой восхитительной игре.
