Руслан Белов - Хирург и Она. Матрица?
Долго везли по проселкам. В лесу (остро пахло хвоей) Иннокентия Сергеевича и трупы вынесли из машины.
Через минуту раздался приглушенный выстрел, за ним другой.
Дальше ехали по глубокому снегу.
Долго где-то стояли.
Когда тишина стала гнетущей, послышались шаги. Дашу вынесли, потащили по ступенькам, бросили на пол.
Ушли.
Она лежала, стараясь не думать. Ей было ясно, что купец, увидев ее лицо, рассвирепеет.
И разрядит в него обойму своего пистолета.
Дверь скрипнула.
Кто-то вошел. Присел, сунул руку под мешок, содрал наклейку со рта.
Потом вошли еще люди.
Трое или четверо.
Ее взяли под руки, поставили на ноги, повели.
Одна дверь, вторая.
За третьей остановились.
И сняли с головы мешок.
114. Двенадцатый удар.
Даша увидела перед собой богато украшенную голубую ель, казавшуюся искусственной. За ней стоял праздничный стол с полчищами разноплеменных бутылок, с горками всевозможных фруктов, с румяными игривыми поросятами и застывшими в раздумье осетрами.
За столом сидели оживленные люди.
Раскрасневшийся от полноты жизни Иннокентий Сергеевич – она увидела его первым – был среди них.
Все вскочили, бросились к ней. Первым приблизился Борис Михайлович. Он тянул руки. В глазах его стояли слезы.
– Милая, милая, ты вновь со мной!!
– За... зачем ты так?.. – заплакав, пролепетала Даша.
Лицо Михаила Иосифовича стало детским.
– Поверь, милая, это все Лихоносов придумал, я не хотел, но он сказал, что иначе я тебя не увижу...
У Даши подкосились ноги. "Сволочь Хирург! Вот он что придумал! Сейчас с меня снимут бинты, и я стану посмешищем!"
Она угадала. Сзади выступила Флора с ножницами в руке.
– Нет, не надо! – закричала Даша, пытаясь вырваться из рук приведших ее людей. – Отпустите меня, бога ради! Отпустите! Я хочу уйти отсюда, хоть куда, но уйти!
– Ты зря беспокоишься, – попытался успокоить ее Михаил Иосифович. – Лихоносов сказал, что ничего плохого с тобой не сделал, только взял свое.
Даша оставила попытки вырваться. "Они хотят посмеяться – пусть смеются, – подумала она, каменея душой. – Но слез моих они больше не увидят.
Флора, отведя Дашу в сторону, срезала бинты, ватным тампоном, смоченным в лосьоне, протерла лицо. По мере того как она эта делала, ее собственное лицо ее все более и более вытягивалось. Закончив, девушка брезгливо сжала губы и отступила к стене. Было видно, что новое лицо хозяйки вызывает у нее если не отвращение, то крайнее неприятие.
Даша, каждой своей клеточкой почувствовав себя Медузой-Горгоной, мстительно обернулась к присутствующим.
"Вот вам, сволочи!"
Все замерли на мгновение. Затем, разбившись на кучки, зашептали.
Михаил Иосифович пошел к Даше.
Пошел, кривя рот вымученной улыбкой.
– Господи, что он с тобой сделал... – прошептал, он приблизившись.
– Я хочу уйти, – твердо сказала Даша. – Прикажите подать мне пальто. Любое, хоть кухаркино. Я верну.
– Нет, нет, никуда я тебя не отпущу, – покачал головой Михаил Иосифович, явно стараясь сжиться с новым лицом Даши. – Ты мне жена, и ты будешь со мной...
Шепот в зале стих. Гости молча пошли к столу. Иннокентий Сергеевич с ходу схватил чью-то рюмку. Резко запрокинув голову, вылил в себя. Он понял, что в этом доме он больше не друг.
– Я хочу уйти... – сжала губы Даша.
– Новый год через семь минут. Давай, встретим, а? А потом ты мне прикажешь, и я сделаю все, что ты захочешь?
Даша подумала: "Куда я сейчас пойду? В лес под елку?"
Михаил Иосифович использовал момент. Трепетно взяв ее руку, он прошептал:
– Я безмерно виноват перед тобой... С тобой мне будет нелегко, но поверь, без тебя я буду самым несчастным человек на земле, без тебя я не смогу жить...
– Мне не надо жалости, – чуть не плача проговорила Даша. – Позволь мне уйти в комнаты. Я посижу до утра и уйду.
– Но почему?.. Да, я виноват, но сейчас я другой человек, поверь, совсем другой!
Михаил Иосифович упал на колени, обнял ноги Даши и заплакал.
– Не уходи, прошу тебя...
– Ну как ты не понимаешь, что я не хочу, чтобы эти люди смотрели на меня с усмешкой, жалостью, злорадством...
Михаил Иосифович поднял голову. Несколько секунд он смотрел непонимающим взглядом, затем истерично рассмеялся.
– Предлагаю за все выпить, – продолжая смеяться, сказал он и поднялся на ноги. – Мы выпьем, а потом ты уйдешь.
Михаил Иосифович подозвал официанта. Тот поднес два фужера шампанского.
– Возьми, и пойдем. Через три минуты – Новый год, и теперь я знаю, где и как его следует встретить.
Подойдя к елке, он снял с нее маскарадную маску, одел так, что Даша не могла видеть, и, взяв под руку, куда-то повел. Когда он остановился, откуда-то сверху раздался бой курантов.
– На двенадцатом ударе снимай маску! – сказал Михаил Иосифович счастливым шепотом.
Даша так и сделала. И увидела себя в зеркале.
Она была красавица, перед которой Гортензия почувствовала бы себя всего лишь супермоделью. Необъяснимо прелестная, уверенная в себе женщина с тревогой смотрела на Дашу.
– Ты очень похожа на мою маму, молоденькую маму, они потому и смотрели кисло, – сказал Михаил Иосифович, с любовью глядя на жену. – А, я, лишь тебя увидел, то понял, что ты пришла за мной, и я пойду за тобой, как маленький мальчик. Давай, выпьем за нас? Мне кажется, что с этой самой минуты ничего кроме счастья нас с тобой не ждет.
* * *Да, Хирург, взял свое. Он взял себе Дашу, ту, которую полюбил.
Однажды она видела его.
Машина стояла в пробке уже полчаса. Он, руки в карманах старенького пиджака, на плече – рюкзак, шел по улице, конечно же, навеселе. За ним едва поспевала молоденькая девушка с родимым пятном на пол-лица. В руках у нее были два тяжелых чемодана.
