Владислав Куликов - Братство обреченных
— Закончим. Я только сейчас еще раз перечитаю текст, — ответил Ветров.
«Если бы в нашей стране не ввели мораторий на смертную казнь, писать эту статью было бы бессмысленно. Потому что ее главного героя — Геннадия Куравлева — уже давно поставили бы к стенке» — так начиналась их статья.
«Куравлев немного опоздал к расстрелу. Ставить к стенке в нашей стране перестали незадолго перед тем, как старший лейтенант ФСБ Геннадий Куравлев был признан виновным в совершении жестокого убийства…»
Далее шла собственно фабула дела. Рассказывали про секретный особняк. Про двух товарищей. Про убийство. Затем текст плавно подходил к деталям:
«Пистолет принес в милицию бомж, который подобрал его на пустыре возле дома Шилкиных. Пистолет, завернутый в полотенце, лежал в целлофановом пакете. Свою находку бомж повез через весь город. Но после этого благородного поступка он бесследно исчез. Больше его не видели ни следствие, ни суд.
Удивительно, но факт: полотенце, в которое был завернут пистолет и которое впоследствии стало главной уликой, в милиции не описали и не сфотографировали. Может быть, поэтому в материалах уголовного дела с полотенцем происходили странные метаморфозы. Оно почему-то меняло цвет. Становилось то белым, то зеленым, то в синюю полоску, то без нее. Трансформировалась не только окраска, но и тип ткани: от вафельной до махровой.
По версии следствия, убийца взял полотенце, оказавшееся к концу расследования махровым, на кухне Шилкиных. Кстати, у кого из вас, уважаемые читатели, на кухне висят махровые полотенца? Но это так, к слову…»
— Очень похоже, что подбросили полотенце, — заметил Ветров, перечитывая строки.
— Да. Как мне сказали знакомые, это типично чекистский стиль. Кстати, надо где-то написать про слюни. Откуда они на полотенце? Кровь — еще понятно. Но что он, после убийства плевался в него?
— Сейчас вставлю…
«…Это убийство, несмотря на все усилия следствия и последующий вердикт суда, до сих пор остается загадочным. Вопросов, на которые никто не нашел ответа, очень много. Хотя областное УФСБ буквально стояло на ушах, опера сбились с ног, сыщики проверяли десятки версий. Но все тщетно.
Свет в конце темного следственного тоннеля забрезжил, когда пришли результаты генетической экспертизы из Москвы. Исследовалось то самое полотенце-хамелеон, в которое был завернут пистолет. Эксперты показали, что слюна принадлежит Куравлеву…»
— Вот здесь надо вставить письмо Шипковского, — радостно воскликнул Андрей.
— Нет, чуть позже. Сейчас — суд.
— Да нет же, письмо! Оно прямо просится сюда!
«Я не могу с ней работать!» — с раздражением подумал Ветров.
«Ну как можно быть таким тупым?» — злилась Азарова.
— Пишем про суд, — твердо сказала она. — Подзаголовок: весы Фемиды.
Андрей подчинился.
«…С первой попытки дело не прошло. Осенью 1998 года определением военного суда Приволжского военного округа под председательством подполковника юстиции Юрия Самойленко оно было направлено на дополнительное расследование.
Суд сомневался, что Куравлев совершил преступление за три минуты. Суд так и не понял, одним или двумя ножами убивали семью. Так и не нашли бомжа, под показаниями которого в деле стоят разные подписи. Кто за него расписался? Суд просил уточнить, был ли «тяжелый предмет», которым убивали, рукояткой пистолета ПМ (на которой не нашли никаких следов) или что-то другое? Это далеко не полный список всех вопросов суда.
На жалобу прокуратуры, протестовавшей против направления дела Куравлева на доследование, Военная коллегия Верховного суда ответила, что судья Самойленко поступил правильно. Следствию пришлось вновь браться за дело. Но вопросы суда так и остались без ответа. Лишь в толстых томах появились новые бесполезные бумажки.
Мы не знаем, почему судья Самойленко вдруг изменил точку зрения и посчитал, что и без ответов на свои вопросы он может судить. Но по второму кругу все прошло без сучка без задоринки.
Спустя ровно год, день в день, обвинительный приговор первоначально сомневающегося судьи Самойленко с не устраненными следствием противоречиями, члены Военной коллегии Верховного суда оставили в силе. Замечательно, что это были те же самые люди, которые ранее вынесли вердикт, что судья Самойленко сомневался правильно и законно. Так что за год случилось и с ними тоже?
В своем определении Военная коллегия Верховного суда написала: «допущенные в ходе производства по делу отдельные недочеты не повлияли на обоснованность принятого решения». Добавим от себя, что понятие «недочеты» в юриспруденции не существует. Подобная формулировка — неуважение к правосудию…»
— Может, помягче скажем? — предложил Ветров.
— Андрюша?! — Азарова свысока посмотрела на него, мол, какую чушь ты несешь, ты что, перегрелся?! — Не стоит их жалеть. Они невиновного в тюрьму посадили! Сейчас еще им врежем! Пиши!
«Куравлева осудили за совершение корыстного преступления, но деньги никто не брал. Мотив преступления даже следователем признается несерьезным. Так вот, в постановлении пленума Верховного суда «О судебном приговоре» и в бюллетене Верховного суда сказано, что мотив просто необходим для вынесения решения. Для кого же тогда выпускаются подобные документы?!»
— А?! — Азарова победно посмотрела на Ветрова.
— Да, сильно! — согласился Андрей.
— Продолжай, диктую.
«Суд ссылается на показания Куравлева как на доказательство его вины. Но ссылается очень избирательно. С откровенным обвинительным уклоном. Суд не видит явных противоречий. В нужных (вернее — в ненужных обвинению) местах судьи словно зажмуриваются. Создается впечатление, что все до такой степени поверили генной экспертизе, что остальное просто подгоняли под ее результаты…»
— А?! — вновь воскликнула Ольга и столь же победно посмотрела на Андрея.
— Здорово вы сделали подводку. — Ветров решил польстить ей. Тем более что ход мысли ему действительно понравился.
«Что ж, и я бываю не прав, — подумал он. — Действительно, надо было с суда начинать».
«Эх, молодежь, — мелькнуло у Азаровой. — Всему вас учить надо!»
— Здесь нужен подзаголовок, — задумчиво произнесла она. — Какой?
— Предлагаю: ДНК вооружено и очень опасно.
— Хорошо, поставь пока его, а там подумаем…
«Один из признанных специалистов в этой области у нас в стране и не только — Лев Зиновьевич Шипковский…»
— Перечисли все его регалии, это придаст солидности, — скомандовала Азарова…
«Он — главный научный сотрудник Института общей генетики Российской академии наук, профессор, доктор биологических наук, лауреат Государственной премии, приглашенный научный исследователь Станфордского университета (США), приглашенный профессор Центра генетики человека университета имени Эдит Кован (Австралия)…
Мы обратились именно ко Льву Щипковскому. «Советский труд» разыскал его в Калифорнии…»
— Это с нашей стороны такая мелкая распальцовка, — улыбнулся Ветров. — Мол, вот мы какие крутые — и в США достанем…
— Пиши дальше, — серьезным тоном ответила Азарова.
«Мы показали профессору экспертизу, «изобличившую» Куравлева. Вот мнение Шипковского: проведенное ДНК-доказательство крайне несовершенно. Во-первых, непонятно, где и как хранилось полотенце со следами слюны. Если условия хранения были неподходящими (жара, влага, щелочи и прочее), то могла произойти деградация ДНК. Во-вторых, этим полотенцем наверняка пользовались многие. Потому пятна пота могли содержать смесь ДНК различных лиц, а такая возможность в экспертизе не предусматривалась. В-третьих, необходимо было провести ДНК-анализ всех членов погибшей семьи, чтобы выявить присутствие их ДНК в исследованных следах на полотенце. А оно не было проведено.
В четвертых, в деле я не увидел фотографии гелей (а они являются вещественным доказательством, представляемым ДНК-экспертом на рассмотрение суда). Более того, не имея перед собой геля или его хорошей фотографии, вообще нельзя сказать, сколь точно эксперт определил указанные в экспертном заключении аллели. А ведь при их неправильной идентификации все вероятностные вычисления оказываются неверными. В-пятых, непонятно, по какой формуле эксперт вычислял вероятность идентификации. Об этом в экспертизе не говорится. А ведь эта цифра — ключевая цифра любого экспертного заключения. Напомню, что анализ ДНК никогда не может доказать на сто процентов, что биологический образец (те же следы пота) оставлен данным подозреваемым. Потому что один и тот же профиль ДНК, как и группа крови, может встретиться у разных людей. Поэтому всегда вычисляют вероятность случайности такого совпадения. Обычно считают, что малая вероятность (скажем, один на несколько миллионов) говорит о практической невозможности получить такое совпадение случайно. Но это принципиальная ошибка, которая часто встречается как в наших судах, так и за рубежом.
