Кирилл Казанцев - Блокада молчания
Да хоть Папы Римского! Омоновцы уже высыпали из переулка и толпой неслись за ними. Огонь не велся, возможно, был приказ взять «мстителей» живыми. Зачем, спрашивается? Это они явно погорячились. Никита и Ксюша бежали, взявшись за руки, уже не веря ни в какую помощь извне. Ксюша задыхалась — немудрено, ведь ее сегодня чуть не задушили. Шаги становились короче, а толпа за спиной уже разражалась торжествующими выкриками.
И вдруг из левого переулка, до которого оставалось метров двадцать, задним ходом вынесся джип и встал, перегородив дорогу. Распахнулась задняя дверь. Высунулся черный силуэт водителя, стал стрелять одиночными из пистолета. Вероятно, он тоже палил поверх голов, но толпе это крайне не понравилось. Омоновцы орали, ломали боевой порядок, рассыпались кто куда. А молодые люди уже влетали в гостеприимно распахнутую дверь, карабкались по кожаному сиденью. Ноги Никиты еще болтались на улице, а внедорожник, подпрыгивая на ухабах, ревя, как паровоз, уже срывался с места, втиснулся обратно в переулок, едва не повалив забор. Пули стучали по корпусу.
— Целы? — поинтересовался водитель, направляя машину в колею.
— В первом приближении, да, — отозвался Никита, изворачиваясь, чтобы дотянуться до болтающейся двери.
— Ой, нога… — пискнула раздавленная Ксюша.
И снова возвращалась надежда. С простуженным ревом внедорожник капитана Дементьева промчался переулок, перемахнул через перпендикулярную улицу, украшенную покосившимся столбом электропередач, втиснулся в новый проезд. Но местная полиция координировала свои действия. В конце переулка их поджидала патрульная машина с включенной мигалкой. Ругнувшись, водитель вывернул баранку вправо — и мощная машина накренила, а затем и повалила забор какого-то частного владения. Трещали, обрушивались секции, сыпались доски. Возбужденно попискивала Ксюша. Джип вломился на чужой участок как слон в посудную лавку! Он обрушил столбики, между которыми сохли простыни, и, украшенный одной из них, продолжал свое разрушительное шествие. Порвал теплицу, раздавив попутно ее содержимое, врезался в хлипкую баньку, отчего ее как-то странно повело, давил грядки, вырвал с корнем столик, вкопанный посреди участка. А когда впереди замаячил забор, выходящий на улицу, водитель лишь добавил газу, предупредив:
— Ну теперь держитесь… — И направил разящий капот между створами замкнутых ворот. Разбросав хлипкие створки, покалеченная машина разметала кусты и вынеслась на дорогу.
— Мама дорогая, — потрясенно бормотала Ксюша, озираясь на учиненный бедлам. — Боюсь, товарищи, что наша деятельность в этом городе не всем обывателям придется по нутру…
Наряд ПС не успел развернуть свою машину. Пока они сдавали назад, а затем вперед, царапая ограды, «Опель Антара» уже умчался далеко по дороге. За низиной, увенчанной городской свалкой, начинались трущобы «Харбина» — двухэтажные дома барачного типа, разбитый асфальт, всепогодная грязь. А небо уже светлело — водитель выключил фары на свой страх и риск. Машина углублялась в трущобы, медленно ползла между тесно стоящими зданиями. Водитель намеренно выбирал нелогичный маршрут, а пассажиры не вмешивались — этот человек прекрасно знал, что делает. Мостик над оврагом с очередной мусорной свалкой, колосистая лента дороги между обрывом и бетонным забором. Он загнал машину в насыщенное мусором и ароматами пространство между двумя поваленными оградами из армированного бетона — где-то на краю полуживых автомастерских, заглушил двигатель.
— Браво, Константинович, — похвалил Никита. — Это был высший пилотаж.
Водитель повернулся. В лицо старшего лейтенанта Макагона прочно въелись усталость и потрясения последних часов. Он выглядел разбитым, подавленным, и оставалось лишь изумляться, как несколько минут назад ему удавалось демонстрировать чудеса «верховой езды».
— Вот это сюрприз… — оценила Ксюша, предварительно икнув. — Дорогой, а ты мне ни о чем таком не рассказывал. Слушай, мне теперь так жалко Олега Михайловича…
— Чем меньше вы знаете, тем лучше я сплю, ребята. — Макагон вымученно улыбнулся, покачал головой. — Ну и дела творятся на белом свете. Эх, Ташка, Ташка… Никита, а вы точно на Михалыча не будете наезжать?
— Не будем, Константинович, пусть живет твой командир, — уверил Никита. — У него и с машиной теперь неприятности, а когда начальство узнает, что на его тачке спасались и таки спаслись бегством «мстители» — совсем не приголубит.
— Ну и слава богу, — облегченно вздохнул Макагон. — Не люблю я эту бурую публику, а все равно предателем себя чувствую.
— Это не так, Константинович, — возразил Никита. — Но не буду тебя переубеждать. Мы уходим из города. Прямо сейчас. Скатертью нам дорожка, все такое. Думаю, за городом нас подхватят. Вот только как выбраться из вашего славного городка?
— Выберетесь, — уверил Макагон. — Да, не спорю, сегодня все на ушах, включая пожарных, но выстроиться цепью вокруг города они не смогут, силенок не хватит. Сейчас пойдете по оврагу, выберетесь в Первый Трубный переулок, он выведет на дорогу из города. Но по дороге не ходите, там кордоны. Лесочком топайте. И автоматы выбросьте, Никита, ей-богу, вы же не партизаны, война давно закончилась. А я немного посижу, следы подотру, да тоже буду пешком выгребать. Глядишь, прорвусь, а там и новый день — трудный понедельник…
— Он будет сегодня особенно трудным, — посочувствовал Никита. — Прощай, Константинович, без тебя мы бы этот улей не разворошили. Давай обнимемся, что ли, на прощание…
Они брели по засохшей грязи, мимо пыльных кустов, остовов разбитой спец техники. Заблаговременно обогнули компанию просыпающихся бомжей. «И откуда ты знаешь, куда нам идти?» — стонала Ксюша, с трудом переставляя ноги. — Мы в этих благословенных краях никогда не были». «Не помню, но знаю», — скупо отзывался Никита. Несколько раз они слышали вой сирен, забивались в щели. Где-то в стороне курсировали патрульные машины. Выходить на дорогу было опасно, они брели по буеракам, водоотводным канавам. Закончился город, они перебежали дорогу и погрузились в лес, ковыляли вдоль опушки. Сил оставалось лишь лечь да уснуть. Но они должны были уйти как можно дальше. Когда на дороге возник полицейский пост, они залегли, поползли по-пластунски. Две патрульные машины перекрыли дорогу. Постовые с автоматами курили, бдительно озирались — все посты уже предупредили, что преступники вооружены. Машин в этот ранний час почти не было. Да и вообще в предыдущие дни количество машин, въезжающих в город, сократилось в разы. Но вот раздался звук работающего мотора, полицейские насторожились, взяли оружие на изготовку. Со стороны города к посту подкатил светло-серый кроссов ер, водитель послушно притормозил. Проверка, как ни странно, прошла быстро, патрульный кивнул и подал знак. Отъехала одна из машин, загородивших проезд. Кроссов ер втиснулся в образовавшуюся щель и покатил дальше.
Пост остался позади. Они поднялись, снова побрели, спотыкаясь о залежи субтропического бурелома. Силы оставляли, Ксюша опустилась на кочку и жалобно уставилась на Никиту. Он что-то спросил. Она что-то ответила.
— Ты изъясняешься иероглифами? — удивился он.
— Как спросил, так и ответила, — вздохнула девушка. — Не могу я больше, Никита. Сейчас усну, не приходя в сознание.
— Пойдем, — он обнял ее за плечи. — Осталось немного.
— С чего бы? — удивилась она. — Нас кто-то ждет за поворотом?
— Вроде того, — уклончиво отозвался он.
За поворотом у правой обочины стоял тот самый кроссов ер, у него был открыт капот, а рядом с капотом в задумчивой позе обосновалась женщина в свободно свисающем одеянии. Голова ее была повязана шелковым платком и венчалась кокетливой дамской шляпкой с широкими полями. Глаза закрывали темные очки. Для курортного города — ничего необычного. И неважно, что солнце еще не взошло.
— На что ты готов ради меня, Никита? — оживилась Ксюша и облизнулась, пожирая глазами легкую добычу.
Ох уж эти неистребимые разбойничьи замашки…
— На что угодно, — твердо заявил он. — Готов посуду мыть, например, в течение месяца.
— Тогда давай так, — предложила она. — Кто первый устал, тот и принимает решение. Пусть простит нас эта дама в очках и с ружьем в автомобиле.
— Я уже принял решение, — сказал он, вышел на опушку, убедился, что в округе — только дама и кроссов ер, и на подгибающихся ногах побрел через дорогу.
— Мадам, у вас проблемы? — спросил он слабым голосом.
— А я считала, что это у вас проблемы, — сказала дама, закрывая капот и снимая очки. Холодные глаза устремились на обессилевшего путника. Впрочем, немного подумав, она улыбнулась, и бесчувственное, равнодушное лицо сразу сделалось другим — потеплело.
— Доброе утро, Инесса Леонтьевна, — поздоровался Никита. — Как славно, что вы все-таки приехали.
