Милена Иванова - Каре для саксофона
У терминала уже суетился народ, его не было. Беглого взгляда было достаточно, чтобы выхватить из толпы отдыхающих двух мужчин, скромно ожидавших своей очереди несколько поодаль. «Мой размерчик», — подумал я. До турнира оставалось пять дней, и подобные встречи были не редкость, участники собирались со всего мира, а из России, где покерные турниры запрещены, и подавно.
Они были полной противоположностью друг друга. Первый — лет тридцати, высокий, темноволосый, с аккуратной короткой стрижкой, атлетического телосложения, холеной, чуть загорелой кожей, в дорогом летнем бежевом костюме. Он внимательно, со слегка высокомерной улыбкой слушал рассуждения второго, сопровождаемые активной жестикуляцией. Говорившему было за пятьдесят, но его активности можно было позавидовать. Худой, невысокого роста, с огромной блестящей лысиной, окаймленной седым пушком. В одежде он был менее изыскан: белая рубашка и слегка помятые светлые брюки, задний карман которых дразнящее оттягивало толстое портмоне. Около их ног стояли два «Louies Berry», удобных чемодана для коротких командировок.
Наконец, я увидел Аркадия Борисовича. Его полностью седая голова, как макушка айсберга над толпой, неуклонно приближалась ко мне.
— Миша, ты уже здесь, а я-то старый, чуть не опоздал, — причитал Аркадий Борисович, преодолевая последний разделяющий нас рубеж в виде толстой туристки в шортах и ядовито желтой футболке. — Ну, слава богу, успел, — выдохнул он, пожимая мне руку.
— Да, еще только движение началось, — поторопился успокоить его я.
— Миша, а ты почему грустный, что-то случилось? — спросил он «с ходу в карьер».
— Во Франции опять жгут машины на улицах — беспредел просто, — сказал я первое, что пришло в голову.
— Княжество Монако — это далеко не Франция, хотя и рядом, организация безопасности лучшая в мире… расслабься, не грусти, — хлопая меня по локтю, оптимистично уверял Аркадий Борисович. И вдруг его взгляд упал на парочку, стоявшую поодаль. Он приподнял в приветствии руку и сухо поздоровался с ними. Потом, приблизившись ко мне и повернувшись боком, чтобы они не могли видеть его губ, тихо произнес: — Черт, вот их только нам и не хватало.
— Кто эти люди — игроки? — вторя Борисычу, так же тихо спросил я.
— Да, но очень плохие игроки, Михаил… — еще более понижая голос, прошипел Борисыч. — Поговорим об этом в самолете, если не будет докучать сосед с третьего кресла, а уж я постараюсь, с моей комплекцией положено два… — И он улыбнулся. — Борт импортный, должны предоставить.
И мы стали обсуждать мотели, где могли бы разместиться.
Боинг натужно пыжился, но легко разогнался и, оторвавшись от земли, начал набирать высоту. Заявление Аркадия Борисовича о расположении на двух креслах было удовлетворено, и нам относительно никто не мешал.
— Знаешь, Миша… — сразу став серьезным, начал он: — Это страшные люди, вернее они ими стали. В начале 90-х начинали вместе, только они в Москве, а мы в Питере. Работали над популяризацией покера, открывали клубы, организовали телепрограмму, пробовали турниры… Ну, сам знаешь, — Улыбка невольно пробежала по моему лицу. — Нет, не думай, все было легально и почти прозрачно… — засуетился Борисыч, отмахиваясь от меня рукой. — Но вот когда дело пошло в гору семимильными шагами, большие деньги их подломили, и они начали, как говорится, передергивать карты — работать по заказу. Вот тогда в бизнес ворвался крупный криминал, — Борисыч выдохнул, как будто сказал что-то запрещенное, и продолжил: — Мы сначала пытались как-то абстрагироваться от них, ввести спортивность, открытость, создали Федерацию, но все было тщетно. Они как паутина расползались по другим городам, в итоге накрыли и нас. Игорный бизнес превратился в теневую отрасль экономики. А тут еще эти… — оживился Борисыч. — «Автоматчики», заставили все своими «столбами», простому народу даже за угол сходить было некуда, высасывали у бедняков последнее, доконали дело окончательно. Но главное… — Борисыч склонился к моему уху и перешел на шепот: — После официального запрета они слились с международным криминальным синдикатом в этой сфере, и теперь от них можно ожидать чего угодно.
Внимательно слушая Аркадия Борисовича, я молчал, что, видимо, его несколько настораживало, а затем разряжая паузу, оптимистично произнес:
— У нас в России, на всякую гайку есть болт с винтом.
— Да, кстати, про Россию… — снова оживился Борисыч: — Ты, под каким флагом собираешься «куш рвать»?
— Думаю, под чужим… есть кое-какие мыслишки, — внося интригу, загадочно произнес я.
— Ой ли? Почувствовал вкус денег в Австрии, молодой человек, теперь «море по колено».
— Нет, просто негоже быть кроликом, когда кругом лисы! — еще больше запутывая в своих догадках Борисыча, констатировал я.
К тому же мне было известно по своим каналам, что престижный турнир в Монте-Карло с призовым фондом 15 миллионов евро действительно под пристальным вниманием синдиката, и они на нем готовят крупную аферу прямо под носом лучшей системы безопасности. Но что конкретно, не знал никто.
Самолет снижался, под нами были Альпы. Сейчас он сделает размашистую петлю над морем и благополучно приземлится в аэропорту Ниццы. Еще в Шереметьево мы выбрали отель «Metropole Monte Carlo Luxury» на 4 Avenuede la Madone, во-первых, он находился в двух кварталах от казино, что очень удобно, а во-вторых, очень дорогой, что давало шанс разместиться без проблем.
«Dress Code — деньги»
Гид доставила Еву в отель. Свободно владея французским и чуть хуже английским, Ева не испытывала дискомфорта в общении, который присутствовал на первом этапе становления. Частые выступления на сцене перед публикой воспитали в ней уверенность и умение быстро адаптироваться в любой обстановке, тем более в роскошной.
Интерьер номера был выдержан в неоклассическом стиле, стены декорированы фотографиями, картинами и предметами антиквариата. «А здесь очень даже можно жить…и долго. Но буду скромнее, и пару недель хватит» — Ева быстро разделась и растаяла в ванной. Выйдя без полотенца, она покрутилась перед зеркалом, рассматривая, как капельки влаги, неся в себе свет, стекают по атласной коже, и набрала нужный номер:
— Я в отеле «Metropole Monte Carlo». Номер 312.
— O» key.
«Всё пора за инструмент. Гид сказала, что здесь хорошая звукоизоляция. Сейчас проверю! Надеюсь, не выселят за нарушение правил проживания среди миллионеров», — накинув сверху тонкую тунику, Ева взяла в руки саксофон, вставила мундштук, и в незримом присутствии Лестера Янга стала играть «Lady Sings The Blues».
Через два часа она отдёрнула штору и выглянула в большое окно от пола до потолка. Ярко светило солнце. На пальму села птичка, вдалеке неспешно двигался «Роллс-Ройс», будто страдая от собственной лени. Стерильные дома, улочки, люди… Здорово! Любимое лето! Она всегда знала, что если чему-то необычному в её жизни суждено случиться, то это будет обязательно летом.
И тогда тоже было лето, совсем другое лето. Она — девочка из провинции приехала поступать на факультет музыкального искусства и эстрады, в сумочке лежала та сумма, которая позволяла скромно пережить экзамены, и два красных диплома гимназии и музучилища-экстерном, а выпускные баллы, казалось, позволяли осуществить любую мечту. Но государство смогло обеспечить бесплатной учёбой только «особо одарённых» — сына чиновника из департамента культуры, несколько абитуриентов южных кровей с запредельными баллами и двух здоровенных льготников — инвалидов детства. Получить образование платно не позволяла та мелочь, бряцающая в кармане, и стыд — как с её способностями, в которых не сомневались не только родители, но и учителя, одноклассники и вся общественность города, всё же не пройти по конкурсу в университет. А всевозможные призы: игрушки, вазочки, статуэтки?.. А дипломы, грамоты, похвальные письма?.. Что теперь она скажет всем, когда вернётся? Может нужно было поступать на французский… переводчиком? Её знакомая, так же не дотянувшая до первого курса, решила эту проблему просто: «А, найду богатого «папика». Не возвращаться же теперь обратно в нашу дыру!»
Она попробовала договориться, чтобы её ещё раз прослушали. Один из экзаменаторов быстро согласился, но вместо того, чтобы включить слух, почему-то очень заинтересованно изучал её фигуру, а потом, проворно подскочив уже у дверей, сначала мял руки, дрожа всем телом, а затем придавил к стенке. «Я для тебя сделаю всё! Только согласись…» — хрипел он. От неожиданности наивная абитуриентка даже не сразу поняла, что хочет от неё этот дирижёр юных, но незаблудших душ, а потом попыталась вырваться, но кольцо липких рук не оставляло никаких шансов.
— Мы чудно проведём время! — облизывался чей-то «папик», гадко заглядывая в небольшой вырез воротника.
Но она ответила твёрдо: «Вы мне не нравитесь!», и направила чистый прямой взгляд в запачканную похотью душу сеятеля прекрасного и вечного. Любвеобильный педагог отпустил её и уверенно произнес: «Наш город сломает тебя. Лучше уезжай…»
