Виктор Галданов - «Джамп» значит «Прыгай!»
Она чуть вздрогнула, протянула ему руку и повела в подворотню.
Выяснилось, что то же самое кафе изнутри было вполне открыто и исправно функционировало.
На вечеринке присутствовали печальный смуглый официант-грузин за маленьким баром, перезрелая дамочка на правах хозяйки, явно видавшая лучшие дни, три молодые шлюхи родом из доброй Хохляндии и парень по имени Кузя, который полагал себя «ну-очень-крутым». Они все по-разному улыбались Валерию. Официант криво, хозяйка так, словно увидела марсианина, господин Кузя суровой улыбкой закоренелого убийцы из вестерна. Надменная ухмылка ему не удавалась и за ней чувствовались поколения недоедания, плохих жилищных условий или вообще бездомности.
Хозяйка радушно приветствовала Барского:
– Добрый вечер. А вы сами нездешний, нет? Командировочный, да? Ну, присаживайтесь и устраивайтесь поудобнее. Мы ведь здесь все друзья. – Она засуетилась вокруг него, явно почуяв в нем пьяного простофилю, рожденного для того, чтобы его «обували». – Миленький, а нас намеднись налоговая прикрыла, придрались, что без кассового аппарата работаем. А он у нас был, был, просто испортился, мы сразу же за мастером послали, а они в это самое время – звездык! – и цепанули нас, мля, суки. И ведь приличные молодые ребята, парень с девушкой, никогда не скажешь что из налоговой. Вот мы и чешем репку, назавтра надо двадцать шесть лимонов платить, а денежек-то нетути-и-и… Ну вот, а вечерком согреваться-то как-то надо, ну мы и сидим тут, кукуем на птичьих правах. А как ты насчет того, чтобы угостить девочек?
– Девочек?
– Ну, и мальчиков тоже.
– С удовольствием.
Барский оглядел небольшой залик. В ней доминировал огромный подвешенный к стене телевизор, на котором демонстрировался телефильм, а стены были оклеены фотографиями кинозвезд разных степеней раздетости.
– Стакан водки, – заказал он. – И кусочек лимона.
– У нас только осетинская, – заулыбалась хозяйка.
– Тогда… не дадите ли вы мне виски, – продолжал он. – Большой бокал, без воды, льда и всякой содовой.
– Виски?! Извините, но этого у нас сроду не бывало. Да у нас и лицензии-то на спиртное нету. Впрочем, если хотите… – она ухмыльнулась официанту, и он завозился за баром, – у нас есть кое-что получше. Только для гостей заведения. Будете довольны. Коктейль «Русская березка».
– Отлично. Все, что угодно, лишь бы покрепче.
Барский откинулся в своем кресле, глядя на женщину, которая приветствовала его из соседнего сиденья. Платье ее имело очень глубокий вырез и между грудями примостилась крупная розовая родинка.
– С тобой все в порядке, цыпа? – спросила она. – Ты не болен? Когда я увидела тебя на улице, то подумала…
– Нет, нет. Все в порядке. – Барский покачал головой и улыбнулся, когда официант поставил бокал с пурпурной жидкостью. – Просто мне надо выпить.
В Москве частенько попадаются такие притончики под видом баров, рюмочных и столовок. Обычные забегаловки работали до семи-восьми вечера, а потом функционировали до рассвета «только для своих клиентов». Сколько их ни закрывали, им удавалось возродиться снова. Спрос и предложение, печально подумал он. В его случае спрос был чисто алкогольный. Единственная женщина, которая его интересовала, красовалась на рисунке Крюкова.
Он принюхался, и воображение подсказало, что самогон был достаточно крепким и обжигающим. Вероятно, если его нахлебаться до бровей, то можно ослепнуть. Как они его назвали? Ах, да «Русская березка» – примитивный мутноватый подкрашенный брюквой первач. Он согрел стакан в руке, но выпил не сразу. Он хотел сжиться с болью, зная, что очень скоро она притупится. Он был человеком выдержанным, желудок его был пуст, так что это зелье сработает быстро. Он вытащил бумажник и рассеянно и забывчиво развернув его на глазах у присутствующих, вручил официанту сотенную бумажку.
В телевизоре раздалась стрельба. К столу подсела девушка и рассеянно, словно скучая, положила руку ему на ширинку. На это он сейчас был настроен меньше всего, но неожиданно вдруг почувствовал эрекцию. «Надо же, подумалось рассеянно, порой не допросишься, а тут вдруг… Ну нет, только не с этой…»
Но девушка вдруг легонько сжала пальцы и посмотрела ему в глаза столь призывным и манящим взором, что он испугался, что через секунду с ним случится эякуляция на ровном месте. Девушка прошептала:
– За полсотни можно в рот, а за сотню – в это место.
– А за две? – рассеянно пробормотал он поднимаясь.
– Куда угодно, – улыбнулась она и прыснула.
У нее не хватало трех зубов, кожа была угристая, нос крупный и туфлеобразный, но его тянуло к ней таким мощным призывным импульсом, что он сам себе казался кобелем, унюхавшим текущую сучку.
Они прошли в глубь кафе по коридору. Длинный темный коридор пропах кошками, пережаренными овощами и хламом. В конце его были еще три двери, одна из которых выходила во двор, и в которую его сюда привели, а две других были помечены буквами «М» и «Ж».
«М» оказалось мрачной комнатушкой, выложенной грязным серым кафелем и содержавшей два писсуара, кабинку и умывальник, почти переполненный окурками.
Шлюха села на унитаз, привычным движением спустив бретельки платья с плеч и обнажив крупные груди с уныло висящими сосками, каждый, наверно, величиной с его кулак.
«Да здравствует хлюпанье влажных влагалищ!» – прочел он надпись над головой дамы и ухмыльнулся.
«Писать на стенах туалета, увы, мой друг, не мудрено… – вспомнился ему его афоризм, начертанный на клозетах Высшей школы. – Среди гавна мы все поэты. Среди поэтов мы – гавно».
Он дернул цепочку, отвернулся от девки и двинулся к умывальнику.
– Ну ты шо, охренел, чи шо? – изумилась та.
Хотя раковина была завалена всяким хламом, но по крайней мере кран работал. Запустив два пальца в рот, Барский очистил желудок от выпитой бурды, затем он начал мыть лицо, но, услышав шаги в коридоре, остановился и поднял голову. Дверь открылась, пропустив парня с лицом убийцы.
– Лучше бы ты не травил, – посоветовал ему Кузя, входя в туалет
– Слышь ты, – несмело пискнула девица, – не мешай работать…
– Ладно, с меня получишь.
Девка тут же быстренько вышла, закрыв за собой дверь.
– Я бы на твоем месте еще выпил, – продолжал Кузя. – В отключке все это воспринимается как-то проще. Не понятно? Ладно, мужик, у меня сегодня хорошее настроение, поэтому давай договоримся? Дай-ка посмотреть, что у тебя в карманах, и ты выйдешь отсюда живым и здоровым.
Он двигался к Барскому мило, легко и непринужденно, именно так, как его учили телевидение и кино. Он все еще выглядел безобидным столичным пацанчиком, несмотря на то, что пришел грабить пьяного. В руке он держал нож, но не простой складной или перочинный ножик, нет, это был подлинный, импортный стилет итальянской работы, рекомендуемый «для охоты и самообороны», так его рекламировал журнал «Солджерс оф Форчун» – тридцать пять с половиной долларов в Штатах, пятнадцать фунтов плюс шиллинг и шесть пенсов в Англии, почти что лимон в России. Кузя чуть поднял лезвие и, поводя им из стороны в сторону, играючи начал подходит к Барскому.
– Да, старик, я видел приличную пачку баксов в твоем бумажнике, так что выкладывай ее, да побыстрее. Я давно не поил свою птичку и она уже жаждет… Ты ведь не хочешь, чтобы я напоил ее твоей кровью?
Голос звучал как надо: твердо, холодно и цинично. На его тренировку пошла не малая часть дохода этого предприятия. «Молодцы, девчонки, – подумалось Барскому, – неужто они этого гавнюка в складчину нанимают? И сколько же, интересно, лопухов он уже тут положил и спустил в сортир?»
– Пошевеливайся. Ручки, ручки вверх, крысиная рожа!
– Полегче, сыночек, – простонал Барский слезливо. – Ради Бога, забирай мой бумажник, бери все, что у меня есть.
Он скорчился в пьяной плаксивой гримасе. Черт с ним с сотрясением мозга, переломами ребер и всем прочим, что там с ним стряслось – встряска оставила его мозг трезвым и ясным, все происходящее даже забавляло его. В принципе, хотя он и не был убийцей, с его стороны было бы актом высокого благородства избавить родной город от одного мерзкого паразита. Этих тварей он ненавидел еще со времен работы в уголовном розыске и воспринимал это как часть своей работы.
– Черт с ними с деньгами – еще заработаю. Возьми все, только, пожалуйста, убери свой нож. – Он глупо захихикал и полез во внутренний карман пиджака, нащупывая свое портмоне. Он раскрыл его и заветные зеленые купюры посыпались на пол. У Кузи загорелись глаза. Он ощерился, пригнулся как бойцовый пес и вытянул вперед нож.
– А ну – собирай все, пьяная скотина, если жить хочешь!
Барский взглянул на парня и сразу же понял, что бы он ему ни предложил, Кузя не оставит ножа, который стал почти частью его самого. Он резал людей больше для удовольствия, чем ради добычи, хотя и она, конечно, была необходима. День был для него отличным: бумажник, полный баксов, исколотый, порезанный пьяный и парочка шлюх, с которыми вполне можно удовлетворить свои сексуальные фантазии. Что еще желать от этой бренной жизни?
