Александр Чернобровкин - Время - ноль
Затихли и на позициях. Бараны лежали кучками и поодиночке, некоторые ещё блеяли и дергались, пытались встать. Наверное, собрали их со всего кишлака, и если не погибнут жители под огнём десантников, то без баранов передохнут с голоду.
С утра кишлак обрабатывали артиллеристы и миномётчики, а в обед прилетели вертолёты. Задрав хвосты, они начали с ближнего к третьей заставе конца кишлака и перепахали его весь реактивными снарядами. Кишлак заволокло дымом и рыжей пылью. Чудилось, отнесёт сейчас ветер дым и пыль вниз, в долину, и на том месте, где они висели, не останется ничего, только голый горный склон.
Едва улетели вертолёты, из развалин вышел старик с белой тряпкой. Всё – отвоевались. Гринченко пошёл в спальник навёрстывать упущенное ночью.
Душманы торговались до вечера. Просили свободу всем в обмен на вертолётчика, а наши требовали в придачу сдать оружие. Сошлись на хитром варианте: вроде бы и сдали «духи» оружие, но одно старьё.
Десантники ночевали на тех же позициях. Натрескавшись от пуза варёной баранины, «деды» и «вольные стрелки» пошли во вторую заставу смотреть перебежчика. Лежал он в неглубокой яме, связанный «ласточкой», – запястья привязаны к ступням, подогнутым к спине. Одет под афганца, даже бородёнку начал отпускать.
– Ребята, только не сильно, – упрашивал часовой из «молодых». – Сдохнет – мне отвечать придётся. Сначала наши, теперь вы, а там из первой подойдут...
Спрыгнув в яму, Гринченко носком ботинка повернул к себе лицо предателя. Оно вспухло от побоев, покрылось запекшейся кровью, потеряло всё человеческое. Только в глазах горел огонёк – огонек животного страха.
– Быстрее, Серёга, очередь ждёт!
Вертолётчика таки забили насмерть. К утру тело закоченело. Пришлось так – с загнутыми назад руками и ногами – везти в Союз. Там его как-нибудь запакуют в цинковый гроб и отправят родным. В сопроводиловке напишут обычное «Погиб при исполнении боевого задания». Родственники потребуют от государства причитающиеся в таких случаях льготы.
Зато двоим – командиру взвода и часовому, отвечавшим за жизнь предателя, – этих благ перепадёт меньше. По возвращению в Союз командир группы собрал офицеров и «дедов» и зачитал разнарядку:
– Одна «Героя», три «Красные звезды», пять «За отвагу», десять «За боевые заслуги».
В операции, за которую награждали, особенно отличился второй взвод третьей заставы, и по всем законом группы «Золотая звезда Героя Советского Союза» полагалась Гринченко, но из-за инцидента с лейтенантом Изотовым наградной лист «затеряется», не дойдёт до Москвы. Все это знали, смотрели виновато на Гринченко. Вторым шёл командир взвода, в котором забили перебежчика. В итоге звание «Героя Советского Союза» получил командир взвода из первой заставы, которая не особо проявила себя в той операции.
Не досталась награда – и пусть она горит синим пламенем! Хотя, конечно, вернуться домой с золотой звёздочкой на кителе... Зато у Гринченко есть медаль, а «молодой», охранявший предателя, ничего не имеет и до конца службы, наверное, ничего не получит.
8
В первый день весны шел снег. Крупные снежинки падали на крыши домов, дороги, тротуары, и если на шифере какое-то время сохраняли белизну, то на асфальте, под ногами прохожих и колесами автомобилей, быстро превращались в свинцово-серую жижу. В такую погоду всегда ноет рана, холод будто зубами грызет задетую осколком кость.
Одиннадцать часов, а Сергей все еще лежит в кровати. Вышел на балкон, глянул на погоду и опять завалился. Думая обо всем сразу, выкурил две американские сигареты. Они тлели быстрее советских, стоило позабыть, как между пальцами – один фильтр, а пепел – на атласном одеяле, что ужасно раздражало Оксану. В последнее время, прислушиваясь к совету Коноваленко, почти никуда не ходили, и у Оксаны прорезался хозяйственный зуд. Прикупила новой мебели, два раза передвинула старую. Потом оставила мебель в покое и налегла на плиту. Повариха из нее отличная, получше ресторанских. Может, потому, что продукты покупает самые лучшие и не ворует их сама у себя.
– Вставать думаешь? – Оксана в стеганом сиреневом халате напоминала безоружного душмана. – Долежишься – скоро пролежни образуются!
Вчера у нее болели груди, сегодня круги под глазами – начался, как он называл, выплеск стерватина. Радоваться должна, так нет...
– Если тебе плохо, не обязательно, чтоб и всем вокруг было так же. Не я виноват, а природа.
– Все вы – кобели! – Оксана убежала в другую комнату.
Сейчас примет рюмку коньяка и на полчаса утихнет. Так, по рюмке, уговорит до вечера всю бутылку, а на ночь шарахнет грамм триста. Путь пьет и бесится, а ему пора от Оксаны в отпуск.
За завтраком она злословила о подружках.
– Домой поеду, – прервал ее Сергей, нахлебавшись сплетен, – денька на два. Покажусь, а то сестра передавала, что мать уже сомневается, живой я или нет.
У сестры бывал часто, не реже раза в месяц. Привозил подарки ей и зятю, охапку игрушек племянникам. Сестра говорила, что малыши донимают каждый день вопросами: когда приедет дядя? Перед соседям даже неудобно, подумают еще, что родители игрушек не покупают. Их приходилось покупать парами и разного цвета, иначе драки и рев не прекращались до ночи. Битым оказывался младший, но ревел чаще старший.
Однажды приехал к ним с Оксаной.
– Где такую бабу оторвал?! – пробасил Роман, когда они, ожидая, пока женщины накроют на стол, вышли на балкон покурить. – Ну, ты молодчага! И жена была, что надо!.. – Он запнулся, решив, что задел больное место.
– Была – да сплыла, – спокойно произнес Сергей, – без нее обойдемся.
И поймал себя на мысли, что до сих пор, заходя в рестораны, внимательно осматривал зал, надеясь увидеть ее красивое, ложно-невинное личико. Что бы тогда сделал? Не знал. Но желал и боялся этой встречи.
– Правильно, Серега! – поддержал Роман. – На твой век баб хватит. Ты молодой, ладный, при деньгах... Эх, самому, что ли, податься... в кооператоры?!
Роман догадывался, чем занимается Сергей. Как-то завел разговор на эту тему, дал понять, что кроме риска угодить в тюрьму, не видит в занятии родственника ничего предосудительного. Мол, они грабят меня, ты – их, лишь бы не попался. А риск – он везде есть, неясно еще, кто больше под смертью ходит, Роман в шахте или Сергей на большой дороге. К тому же, имел вполне ощутимую выгоду. Подходила очередь на машину, у Романа не хватало не нее денег, а тут еще соседи переезжали в другой город и предлагали ему гараж по сходной цене. Гараж добротный и прямо около дома. Упускать такой – грех. Сергей дал Роману пять тысяч, вроде бы в долг, но на неопределенный срок, который, как ба понимали, скорее всего, никогда не наступит.
Надо бы матери подкинуть деньжат, может, в отпуск съездит на Черное море: никогда там не была. Отодвинул тарелку с недоеденным куском гуся, запеченного с яблоком спросил:
– Сколько у нас денег?
– Тысяч десять, – быстро ответила Оксана, словно ждала этот вопрос, а не трепалась о новой кофточке.
А казалось, что должно быть раз в пять больше. Куда они деваются – спрашивать бесполезно. Оксана даст отчет до рубля, и трудно будет не поверить ей.
– Дай пять. Только не сотнями, – добавил он и не сразу догадался, что добавка смахивает на ловушку.
– Какие есть, такие и дам, – язвительно ответила Оксана, но принесла пять тысяч десятирублевками.
За сборами наблюдала настороженно и с долей обиды, точно бросал ее раненую вражеском тылу. Лишь у двери спросила:
– Если будут искать, когда вернешься?
– Дня через два-три.
А ведь спросить хотела без слов «когда». Отсюда и настороженность, и обида.
– Вернусь, – сказал он и поцеловал ее в щеку.
Ехал на частнике, в новеньких «Жигулях-восьмерке». Владелец машины заломил тройную цену и посмотрел подозрительно, когда Сергей, не торгуясь, согласился.
– Садись на переднее сиденье, – предложил частник.
Сергей сел, чтобы не перепугать водилу до смерти. А то всю дорогу не вперед, а на пассажира будет смотреть, ждать удара в спину, пока не врежется во что-нибудь.
По городу ехали молча. Сергей расстегнул куртку, закурил. Водитель покосился на красную пачку «Мальборо», достал свою, тоже красную, но «Примы». Перед загородным постом ГАИ он сбавил скорость. Пост напоминал избушку на курьих ножках, только ноги разные – одна толстая, кирпичная, в центре, а вторая сбоку, металлическая лестница – и окна были во всю стену – стиль не деревенский. На площадке перед постом вышагивали двое в странной форме, наверное, спецназовской.
После убийства бармена Сергей не выходил из дома без пистолета, который и теперь выпирал твердым бугром под мышкой в кобуре, подаренной Коноваленко. С пистолетом, как Архипов с деньгами, чувствовал себя большим и сильным. Поэтому и расстегнул верхнюю пуговицу пиджака и сунул туда руку. Кончики пальцев коснулись рубчатой теплой рукоятки.
