Данил Корецкий - Секретные поручения
— Выгружайся.
Дрын уже вовсю швырял хребты на асфальт. Сергей полез было к нему, но тот показал грязной рукавицей на дверь и сказал:
— Отопри пока, а я тут сам…
— Что, нас не ждут? — удивился Сергей.
Паша промолчал. Сергей несколько раз постучал по цинку — безрезультатно. В конце концов нашел кирпич и хорошо врезал. Дверь неожиданно распахнулась, будто выстрелила, оттуда вылетел полный загорелый парень в рубашке-косоворотке. Он держал в вытянутой руке большие ножницы, какими разделывают птицу, — и наверняка рассчитывал пригвоздить Сергея к асфальту. Сергей едва успел пригнуться, врезался толстяку головой в живот. Тот громко сказал "Ы", покраснел, как помидор, и остановился, коротко и часто дыша.
Сергей выбил ножницы, ударил толстяка в висок. Не успел тот свалиться, как из дверей выбежали еще двое мужчин в замызганных белых халатах. Они посмотрели на растянувшегося пятиконечной звездой парня, на ножницы, которые Сергей теперь сжимал в своей руке, — громко выругались и убежали обратно.
— А теперь быстро, — сказал Паша. — Делай как я.
Он спрыгнул с машины и пошел внутрь, в каждой руке сжимая по остову. Когда Паша перетаскивал их через порог, с вялым звуком отлетели несколько ребер. Гога смотрел, покуривая рядом с машиной…
Сначала была задымленная кухня, женщина в пропотевшем цветастом платье и фартуке.
— Делать вам больше нечего, блядины вы-ы!.. — кричала она почти жалобно. Паша на миг притормозил, бросил кости, взял большую кастрюлю с плиты и вылил ей под ноги. Женщина взвыла и рухнула на пол. Сергей, идя следом, видел ее красные, обваренные супом лодыжки.
Потом был обеденный зал, человек десять-пятнадцать посетителей. Паша ухватился за коровий хребет двумя руками, хлестнул им, как плетью, по накрытому столу.
Визг. Мат. Тарелки и стаканы полетели в стороны. Посетители стали разбегаться.
Второй хребет Дрын закинул на стойку, между двумя приличного вида девчонками, похожими на студенток.
— Ты что, дебил, совсем с катушек съехал? — отчетливо произнесла одна.
Паша схватил девчонку пятерней за грудь, рывком сорвал со стула и вытер рукавицу о ее лицо. Сергей стоял как дурак посреди зала, продолжая сжимать в руках гнилые коровьи кости. Он не понимал, что происходит… не понимал, что это за идиотская игра, в которой ему приходится принимать участие.
Визг. Мат.
Девчонка плакала, сидя на полу, и в истерике царапала себе лицо руками. Ее подружку рвало.
Мужчина в светлом летнем костюме лежал на полу, перебирая ногами и оскалив зубы.
В руках у него — горлышко водочного графина. Рядом, присев на корточки, сидела молодая женщина.
— Вы что — совсем? Вы что? — повторяла она, глядя на Сергея выкатившимися от ужаса глазами.
«Наверное, я ему врезал», — отстранение подумал Сергей. Он в упор не помнил — когда и за что.
А Паша снова ходил по залу, деловито разбрасывая тухлые кости, переворачивая столы и стулья.
— А нехрен сюда ходить, понятно? — говорил он комуто. — Это гнилое место, здесь приличным людям впадлу находиться… Вот и все. И нечего.
Вечером шофер Гога сказал, что надо зайти на Портовую, Вал Валыч к себе требует.
— Только прежде консерву отбуксуем в «Лабинку», — добавил он.
— Но уже пять часов, — сказал Сергей. — Рабочий день закончился, я переоделся.
— Ничего, там не замараешься. Всех дел-то на две минуты.
— Опять будем народ распугивать?
Гога рассмеялся.
На улице резко стемнело, в воздухе запахло газировкой — будет гроза. А в фургоне воняло по-прежнему. Паша устроился прямо на полу, подстелив под зад газету; всю дорогу он жевал резинку и молчал. В полумраке его лицо с насупленными бровями и тугими буграми желваков неожиданно показалось Сергею знакомым. Может, Паша Дрын просто напомнил ему какое-то животное?
Только — какое?..
Они заехали на «родной» визиревский склад, куда утром выгружали продукты, взяли три ящика с наклейкой «Шпроты балтийские». В «Лабинке» их встретил сам директор, Гога называл его Ираклий Андреевич.
— Ну что? — спросил Ираклий, вспарывая картонный ящик ножом. — Опять говно какое-нибудь привезли?
— Добро, оно тоже говно, — блеснул зубами Гога. — Только еще непереваренное.
Директор «Лабинки» достал плоскую консервную банку, повертел ее в руках, пробормотал:
— Ну ладно. Добро так добро.
Потом внимательно глянул на Сергея, кивнул:
— Курс молодого бойца, а?.. Новенький? Держи — за завтраком скушаешь.
Ираклий бросил ему банку, Сергей на автомате поймал ее. Едва тут же не швырнул обратно — во влажный, драпированный по углам складками кожи рот.
— Я не голоден, спасибо.
Почему-то Ираклия его замечание рассмешило. Ну и хрен с ним, подумал Сергей, дома проверим, что за добром вы здесь торгуете… Паша схватился за ящик, понес его внутрь, Сергей взял второй. На кухне никого не было, кроме двух парней в джинсе, которые сидели на металлическом разделочном столе и играли в карты.
— Бросай под стол, — сказали они Сергею. — И уматывай.
В конторе на Портовой улице провели буквально две минуты, не больше. Вал Валыч пригласил в кабинет, где вручил всем троим по двести пятьдесят долларов («это премиальные, за перевыполнение плана») и сухо попрощался. Кажется, ему не очень понравился запах.
— И часто мы будем… план перевыполнять? — спросил Сергей у Дрына, когда они вышли на улицу.
— Пятилетку — в три года, — ответил Паша, сплюнув на асфальт. Даже через полдня после приема «поросячьего сока» слюна у него оставалась розовой. Он посмотрел на свои расписные «Командирские» часы, потом приложил их к уху, прислушался. — Ираклий в «Лабинку» приглашал, для своих у него жрачка бесплатная. Зайти, что ли?.. Ты — как?
— Я поужинаю дома, — сказал Сергей.
— А то смотри.
Сергею вдруг вспомнилось Пашино лицо в темном фургоне, эти серые полутени, ритмично прыгающие на скулах, устремленный вверх кончик носа — ну точно… что? кто? где?
— Слушай, Дрын, а мы с тобой никогда раньше не встречались?
— Ну, если только в «Артеке», на пионерской линейке, гы-гы-гы… А чего?
…Машину сегодня Сергей не взял — и здорово пожалел об этом. Две остановки, что он рискнул проехаться в автобусе, пассажиры в открытую на него пялились, почему-то сразу безошибочно определив источник распространения миазмов. Сергей вышел и оставшуюся часть дороги проделал пешком. Дома были гости: отцов университетский однокурсник Дима с женой — у них своя арт-галерея в Петербурге.
— Привет, — поздоровался со всеми Сергей, просунув голову в дверь гостиной.
И резко направился в ванную. Мама окликнула его и догнала в коридоре. На ней был светлый брючный костюм с большой модерновой пряжкой, отец привез его из Вены, когда у него еще не было ни одной любовницы. Выглядела она классно, только вид испуганный.
— Ты похож на привидение, Сережа, — полушепотом сказала мама. — Что случилось?
Димина половина чуть со стула не свалилась, когда ты появился.
— Ерунда, просто устал.
Ну вот. Глаза матери становились все шире и шире, а лицо вытягивалось, и Сергей даже испугался, что сейчас она начнет шпуляться в него глазными яблоками и ронять челюсть на пол, как этот придурок Джим Керри в «Маске».
— Чем от тебя… Господи… Что за вонь? — проговорила мама, невольно прикрывая рот и нос рукой. Она стала раза в два белее своего брючного костюма. — Чем это воняет от тебя?.. Ты что, убил кого-нибудь?
«Убил ли я кого-нибудь, в самом деле?» — подумал Сергей.
— Не знаю, — сказал он. — Просто у меня был трудный день, а на мясокомбинате сегодня вывозили костную муку. Я хочу как следует помыться.
Мама бегом побежала в туалет, смешно разбрасывая в стороны пятки — Сергей раньше не замечал, что она так бегает, — взяла баллончик с освежителем, попрыскала на лампочку в коридоре, очертила аэрозольной струей магический круг около Сергея.
— Возьми, пожалуйста, отцов шампунь, у него очень устойчивый запах, и плесни в воду. Не жалей. Отмокни хотя бы полчасика… О Господи… Это мертвечина какая-то, да?
— Удобрение, — сказал Сергей, запирая за собой дверь ванной.
Он слышал, как вышел из гостиной отец, как они с матерью громко о чем-то шептались. Подождал, когда уйдут обратно («гостей нельзя оставлять одних, Игорь, после поговорим»). Потом выскочил на кухню, схватил консервный нож и вернулся.
Включил воду, открыл флакон с шампунем «Шварцкопф», вылил весь его в ванну.
Запахло разогретой жарким солнцем лимонной рощей — как под Гурзуфом, где они отдыхали… Сергей не помнил, в каком году. Он достал банку шпрот из кармана, встряхнул над ухом.
Ничего не услышал.
Может, лучше не открывать? Пусть Агеев открывает — верно? Это его работа. Это ему потом получать Звезду Героя и очередное звание. А то еще скажет, козел, что Сергей сам натоптал туда порошка…
Ну да. А если порошка никакого нет?
