Леонид Словин - Такая работа. Задержать на рассвете
Когда Налегину необходимо было собраться с мыслями или, наоборот, развеяться, он заходил к эксперту Саше, один вид которого действовал успокаивающе и непреложно свидетельствовал, что мир стоит на месте и преступный элемент, как и положено, занимает одну из дальних полочек на задворках бытия.
Налегин вошел в коридор оперативно-технического отдела, пустой и ярко освещенный, и услышал за дверью фотолаборатории покашливание Саши. Он постучал, скользнул, осторожно отодвинув шторы, в душную комнатушку и с минуту постоял, ожидая, когда глаза привыкнут к красному свету.
— Не нашел еще своего Кокурина? — спросил Саша.
Он печатал с помощью большого, пузатого, как самовар, увеличителя, а в свободные секунды перелистывал под лабораторным фонарем страницы какой-то попавшейся ему на глаза брошюры. Это была потрепанная старая книжечка о Мексике, выпущенная Географиздатом и неизвестно как оказавшаяся в фотолаборатории. Впрочем, в оперативно-техническом отделе благодаря Саше можно было встретить и еще более старые и еще более потрепанные, а главное, еще более далекие от криминалистики книги.
— Не нашел, — и Налегин присел на стул рядом с экспертом.
— Ничего новенького не появилось? — спросил эксперт, по инерции отметив про себя удивительную сухость климата внутренних областей Мексики, обусловленную малочисленностью рек.
— Кое-что появилось. На улице Софьи Ковалевской недавно получила квартиру медсестра гор псих… не выговоришь! Неврологического диспансера… Чернова Зинаида Сергеевна. Я не могу тебе толково объяснить, почему она вызвала у меня подозрение… Дома ее не было — оказывается, ушла обследовать больных на своем участке. Я заинтересовался этими обследованиями: в медицине их называют котибами…
— Катибами? — Саша оторвался от книги: незнакомое, таящее в себе некий высокий научный смысл словечко заинтересовало его. — Очевидно, от каутио — осторожность, осмотрительность…
— Осмотрительность? — в свою очередь, заинтересовался Налегин. — Это слово подходит, хотя на самом деле все прозаичнее: это только контрольное обследование труда и быта больного. Короче, они приходят к соседям, расспрашивают обо всех мелочах быта больных, всем интересуются…
— Ну и проверь ее! — сказал Саша, снова уткнувшись в книгу и перевертывая страницу.
— Наводчиков у нас Шубин проверяет, а я сам — по линии скрывающихся, бежавших… Но все-таки справку о Черновой я написал.
— А с какой целью?
— Помнишь, преступница в Москве соврала, что едет в Донецк к отцу?..
— Который страдает старческим психозом? Между прочим, точнее было бы сказать — предстарческим или пресенильным…
— Преступница не придумала более привычную для окружающих болезнь, какую-нибудь там гипертонию, атеросклероз, — Налегин привычно уперся локтями в стол и уронил подбородок в ладони. — Назвала старческий психоз не задумываясь, как если бы речь шла о насморке… Заметь, это не показалось ей чем-то бросающим тень на старика или на нее саму… Нельзя ли предположить, что она имеет дело с этой отраслью медицины?
Эксперт Саша был книголюбом-гурманом. В отличие от обычного элементарного книголюба он считал, что хорошая книга должна все время идти вместе с хорошей музыкой или интересной мыслью. Он отбросил брошюру о Мексике и, пока Налегин развивал идею дальше, открыл первый попавшийся под руки журнал и прочел наугад: «От запаха рыбы, от вида красных, обветренных рыбаков становится вкусно дышать и смертельно тянет в харчевни, расположенные напротив базара, в которых, без сомнения, жарится эта камбала и макрель…»
Глава 11. «…пиши просто!»
Городской психоневрологический диспансер находился почти на самой окраине города в старом двухэтажном здании, обнесенном полуразвалившимся и заросшим травой кирпичным забором. Шубин был здесь впервые.
Решительно раздвинув плечами очередь у регистратуры, он нагнулся к окошечку.
— Чернова Зинаида Сергеевна работает?
Голос его прозвучал так громко и решительно в этом наполненном шепотом и унынием доме, что вся очередь встрепенулась, а регистраторша тут же ответила:
— В седьмом. На втором этаже.
У седьмого кабинета разговаривали две немолодые женщины в белых халатах; брюнетка крашеная и брюнетка естественная, широколицая, с узким разрезом глаз, добродушная, даже немного ленивая.
— Типичный алкогольный делирий, — говорила она. — Главное, что он с участка Кантура, а Кантур свою сестричку отпустил…
— Пусть теперь сам и возится!
— Зинаида Сергеевна! — Тощий долговязый субъект уже несколько раз привставал со стула, чтобы привлечь внимание медсестры.
— Ответ на мой запрос еще не пришел. Вы когда его отправили?
Шубин запоминающе метнулся глазами в направлении его взгляда. Значит, брюнетка с естественным цветом волос — это и есть Чернова. Нет, не она ездила в Москву сбывать драгоценности, не она… Снова они заявились не по адресу… Но не мешает все-таки проверить до конца!
— Дня три, не меньше, — ответила Чернова больному и мягко, вперевалочку зашлепала по коридору. В диспансере весь персонал щеголял в домашних туфлях.
— Я ее не узнал, — доверительно сказал Шубин долговязому. — Это же Чернова! Она зимой в белой шубке ходила?
— Нет, в белой шубке — Галина. Старшая. А Чернова — в серой, под каракуль…
Шубин мрачно вздохнул и пошел отыскивать начальство.
Главным врачом диспансера была строгая сухощавая женщина лет пятидесяти пяти, с болгарской сигаретой во рту. Комочки пепла от сигарет лежали на складках ее халата, на столе, на стопке карточек, которые она просматривала. Волосы у нее были тоже пепельного цвета. Маленькое блюдце, стоявшее на краю стола, было доверху заполнено древесно-желтыми фильтрами выкуренных сигарет с неяркими ободками губной помады.
— Нет, — сказала она Шубину, просмотрев принесенные из регистратуры карточки, — Ветланина Нина Федоровна в наш диспансер не обращалась. На фамилию Шатько тоже нет ни одной карточки. Какие еще вопросы вас интересуют?
Но от Шубина, хоть и не пришедшего еще в себя после очередной неудачи, отделаться было не так-то просто.
— Посмотрите еще по Голубиной горе, дом двадцать восемь, Петросян Людмилу Евгеньевну, — он назвал фамилию дочери Шатько.
Молоденькая сестричка внесла несколько папок с золотистыми корешками.
— Золотистой бумагой мы оклеиваем карточки этого микрорайона, так легче искать, — пояснила главный врач. — Так… Так… Нет Петросян! В этом доме у нас всего один больной и живет, он… Простите, Петросян живет в какой квартире?
— Четыреста одиннадцать.
— А это в четыреста двенадцатой.
— Разрешите взглянуть? Посещение на дому? — в глазах у Шубина мелькнул нетерпеливый охотничий азарт. — Кто проводил обследование?
— Медсестра Сочнева.
— Сочнева? Гм. Я думал… — он замолчал. — Неважно.
Чернова не имела к Голубиной горе никакого отношения. Перспективная версия Налегина лопнула, как и многие предыдущие. На очереди — следующие… Шубин мог с чистой совестью возвращаться в управление, но именно теперь, уходя от Налегина к нему, к Шубину, меняя, так сказать, авторство, сама эта идея о причастности медсестры приобретала особую ценность.
— Сочнева… Сочнева… Она где раньше работала?
— Приехала к нам из Тулы. Стаж работы у нее небольшой.
— Она живет в районе улицы Софьи Ковалевской?
— Нет, совсем в другом конце города.
— Да… А курсы медсестер где закончила?
— Далеко. По-моему, в Усть-Покровске. Я могу сказать точно, если вас интересует.
Название города, где преступник, за которым они охотились, совершил такие же кражи, как и в Остромске, прозвучало в устах главного врача как естественное продолжение, как развитие его, Шубина, потаенных мыслей, и капитан тут же понял — ошибки быть не может! Сочнева из Усть-Покровска! А значит — победа! Он, Шубин, раскрывает преступление!
— Возьмите трудовые книжки, но только на целую группу сестер, чтобы никто ничего не заподозрил.
Это был уже приказ.
Пока с первого этажа, «из кадров» доставляли трудовые книжки сотрудников, главврач занимала своего напористого гостя рассказом о трудных днях, переживаемых диспансером в связи с переездом в новое помещение, и постепенно вошла во вкус.
Шубин хмурился, делал вид, что слушает. В действительности он направлял все внутренние усилия на то, чтобы не дать появиться на лице наполнявшей все его существо самодовольной улыбке, которая уже давала о себе знать в подергивавшихся уголках губ и сощуренных сияющих глазах.
— Новое помещение, вы знаете сами, тысячи хлопот: крючки, гвозди, петли…
— Стекла, занавески, карнизы, — кивал Шубин, пряча лицо.