Элмор Леонард - Ромовый пунш
— Я хочу сказать, неужели это было так просто: взял деньги и ушел?
— Я взял только то, что он был мне должен. И ничего сверх того.
— Ты уверен, что это его деньги?
— Я знаю наверняка, что это те самые, которые ты привезла. Они все помечены.
— Значит, в том, что ты забрал их из чужого дома нет ничего особенного.
Джеки тихо заигрывала с ним, здесь, тремя этажами выше чернеющих внизу очертаний деревьев и зарослей кустарника, растущего во дворе, оранжевых огоньков фонарей, которыми была освещена дорожка, достаточно высоко для того, чтобы этой ночью Макс смог наконец почувствовать себя наедине с ней. Он знал, что она делает.
— Вообще-то не имею такого обыкновения.
— Но сегодня решил попробовать.
— Принимая во внимание, что́ это за человек.
— И то, как он зарабатывает эти деньги?
— Об этом я как-то не думал.
— Ты уверен, что он не станет звонить в полицию.
— Признаться, у меня промелькнула подобная мысль.
— Это уже радует.
— До некоторой степени.
— И от угрызений совести ты не страдаешь.
Она была совсем рядом. Стоило только протянуть руку и он смог бы прикоснуться к ней.
— Это несколько другой случай, — сказал Макс. Она выжидающе молчала, и тогда он продолжил: — Я не увидел бы в этом ничего особенного, даже если мне пришлось забрать у них полмиллиона и преспокойненько удалиться.
— Так за чем же дело стало, — проговорила Джеки. — Мы же знаем, что он не станет звонить в полицию…
— Нет, он самолично явится за тобой.
— Он будет в тюрьме.
Макс следил за тем, как она поднесла к губам бокал, а затем бросила взгляд в сторону гостиной, и на мгновение в её зеленых глазах отразился яркий свет лампы. Ему хотелось прикоснуться к её лицу.
— Думай об этом, как о деньгах, которые вообще здесь никогда не должны были бы появиться. Я имею в виду то, каким образом они ему достались, — сказала Джеки. — Я хочу сказать, разве кто-то может законно претендовать на них?
— Федералы, — отозвался Макс, — для них это доказательство.
— Доказательством это может стать лишь тогда, когда это попадет к ним в руки. А пока что это просто деньги. Им нужен Орделл. А деньги их не интересуют, потому что для того, чтобы засадить его за решетку им нужны другие доказательства. Конечно, они и деньги станут искать — а их уже нет, пропали… Так что и не видать им денежек, как своих ушей.
— Ты мыслишь очень рационально.
— Ничего не поделаешь, без этого не обойтись, если уж взялся за дело и хочешь довести его до конца. Потому что нельзя допустить, чтобы в твои мысли закрались хотя бы малейшие сомнения, из-за которых все может пойти наперекосяк. Ты ведь ищешь работу, правда? — её голос звучал очень тихо. — Я знаю, ты ищешь нечто, чего прежде у тебя, кажется, не было никогда.
Его пальцы коснулись её лица. Он заглянул ей в глаза.
Он поцеловал её, проводя рукой по волосам, и затем снова посмотрел ей в лицо, казавшееся поразительно бледным в темноте. Не сводя с него глаз, она отвела в сторону руку и разжала пальцы, и её хрустальный бокал полетел вниз, в ночную темень двора. Звона разбитого стекла он так и не услышал. Он почувствовал, как её руки скользнули ему под пиджак, обнимая его, как её пальцы коснулись его тела. Макс тоже протянул руку через перила балкона и выпустил свой недопитый бокал.
* * *Еще мгновение она смотрела на него и проговорила: «Ты забрал его деньги», — и он уже не сомневался, что сейчас они окажутся в постели, и что его жизнь начинает круто меняться.
Они занимались любовью в темноте, отбросив в сторону покрывало. Просто разделись и занялись любовью. Она ненадолго ушла и вернулась, по-прежнему оставаясь обнаженной, с сигаретами и выпивкой. Он так много хотел ей сказать, но она молчала, и он тоже молчал. Потом, попозже, он обязательно посоветует ей рассказать в полиции и о Луисе Гара; это будет лишь на пользу. Она обняла его.
Они снова занялись любовью, на этот раз не выключая света, и Макс уже положительно знал, что теперь его жизнь уже изменилась раз и навсегда.
— У нас с тобой очень много общего, — сказала она. — Раньше ты старался этого не показывать, но теперь я знаю, что мы с тобой очень похожи. Ты и я. — И, немного помолчав, добавила: — Вот ты бы стал бы ходить с подносом и раздавать пластмассовые стаканчики с тропическим пуншем? Такова моя альтернатива, и для меня она неприемлема.
Он глядел на то, как она лежит, обнаженная, прислонившись к изголовью кровати, держа в одной руке бокал с выпивкой, а в другой — сигарету.
— Значит, деньги — это решение всех проблем.
Она взглянула в его сторону, сверкнув глазами.
— Кстати, они тоже не помешают.
Он, казалось, задумался над её словами, а затем сказал:
— Или ещё можно считать, что мы забираем их себе только для того, чтобы они не попали в руки к плохим ребятам.
— Если тебе так больше нравится, — согласилась Джеки, — то пусть будет так.
Он задумчиво кивнул.
— Придержать деньги и посмотреть, что из этого выйдет. Попадать в тюрьму, конечно, было бы нежелательно. Но если «федералам», как ты говоришь, наплевать на них… Я хочу сказать, что если, не получив денег, они не слишком-то станут расстраиваться по этому поводу… Или же у них не будет достаточно времени, чтобы пересчитать их в аэропорту, когда ты прилетишь, и они получат лишь некоторую часть…
— Но далеко не все, — сказала Джеки.
Она глядела на него смеющимися глазами, глубоко затягиваясь сигаретой, и тогда он сказал:
— Подкинь мне пачку, я тоже хочу закурить.
Глава 20
Орделл попросил Джеки прийти к нему на квартиру на побережье в Пальм-Бич в среду, когда день её полета был уже назначен, чтобы оговорить детали, как он сам выразился, «Дня Расплаты».
Сегодня вечером оружие будет переправлено в Исламораду, и там погружено на судно Мистера Уолкера. Завтра он доставит груз по назначению, получит за него деньги, а послезавтра, в пятницу, Джеки заберет всю выручку во Фрипорте и доставит её сюда.
Приехал Луис. Он сказал, что Симона все ещё одевается; и поэтому она велела ему передать, что будет немного попозже. На что Орделл ответил, что-то в том роде, что в дом этой женщины невозможно войти без того, чтобы она не затащила тебя к себе в постель, не так ли? В ответ Луис отмолчался. Затем Орделл спросил, перевез ли он пулеметы из дома на их потайной склад, и Луис ответил, что сделал это сегодня рано утром, а затем передал Орделлу ключ от висячего замка. А вообще Луис говорил мало; и вел себя довольно странно.
Приехала Джеки. Он представил её Луису, своему давнишнему приятелю, сказав: «А вот тебе и ещё одна Мелани», — и был сам удивлен тем, что с виду обе женщины казались примерно одного возраста, и на них были даже похожие голубые джинсы. С той лишь разницей, что джинсы Мелани были обрезаны и превращены в шорты, выглядела она более небрежно, и ещё у неё были эти огромные груди. Джеки же была стройна и подтянута, и Мелани — она так глядела на Джеки, это надо было видеть! — конечно же обзавидовалась, желая чтобы у неё тоже была такая же фигура.
Первое, что сделала Джеки, она отвела Орделла на балкон и там сказала:
— Значит так, чтобы больше никакой самодеятельности. Мы сделаем это так, как задумала я, или же никакого «дня расплаты» не будет.
Напустив на себя недоуменный вид, Орделл сказал, что не понимает, о чем она ведет речь? О какой такой ещё самодеятельности?
— О той девке, которой я отдала деньги, а она всучила их ещё какой-то бабе.
Орделл был удивлен.
— Откуда ты знаешь, что она это сделала?
— Я там была и все видела.
— Но ты не должна была там оставаться.
— Я специально задержалась, — сказала Джеки, — подумала, что ты обязательно постараешься выбросить подобный номер.
Тогда Орделл напомнил ей, что это, все-таки, его деньги, и он может поступать с ними так, как ему того захочется. На что Джеки возразила, что только не в том случае, когда она подставляет свою шею под удар; так что одно из двух: или все будет сделано так, как она это задумала, или же вообще ничего не будет. Орделл объяснил, что он прислал туда Симону лишь затем, чтобы она сама убедилась, как все должно будет сработать, что именно на счет Симоны в «день расплаты» должны будут поступить деньги, которые она привезет. Симона, говорил Орделл, должна прийти с минуты на минуту. Она прекрасная женщина, и несомненно, они с Джеки найдут общий язык.
Они вернулись в гостиную, и он велел Луису позвонить Симоне, и сказать ей, чтобы поспешила со сборами, потому что они ждут только её. Луис не знал номера телефона того дома, где он жил вот уже несколько дней, и Орделл был заметно раздражен этим. Он сам снял трубку с телефона, стоявшего на перегородке и набрал номер. На том конце провода трубку никто не брал.
